Мать (CИ)
Шрифт:
– Тётя Маша, зачем меня увозят?
– спросил он.
– Так надо, Володенька. Зачем тебе эти родительские дрязги? Поживёшь у меня покамест, а там всё и рассосётся.
– Не хочу уезжать!
– Да кто ж хочет-то! Моя б воля - жил бы, где тебе лучше нравится. Да вот вишь, как всё получилось.
Они шли по платформе вдоль стоящего поезда. Володька, держась за тётину руку, с тоской смотрел на спешащих туда-сюда людей с сумками и чемоданами. В нём ещё теплилась надежда, что всё обойдётся. Не может же быть,
Но время шло, а мама не появлялась.
– Папа за мной приедет?
– в который раз спросил Володька.
– Конечно, приедет. Неужто ж бросит?
– А мама?
– Ой, Володенька, если б знать! Родители-то твои, может, ещё помирятся. Как бы хорошо было! Переживаю за них - страсть. Прямо в печень отдаётся. А уж тебя как жаль - сил нет.
Они остановились возле двери одного из вагонов. Стоявший рядом проводник разговаривал с каким-то мужиком в футболке и спортивных штанах, мусолившим папиросу. Тётя достала билеты. Проводник проверил их, лениво сообщил:
– Места двадцать шесть - двадцать семь.
– Залезай, Володя, а я тебе сумки подам, - сказала тётя.
Володька вскарабкался по ступенькам, принял сумки. Вагон был купейный, нужные места оказались почти у входа.
– Вот как удачно!
– обрадовалась тётя.
– Далеко вещи тащить не придётся.
Она сдула с лица упавшую прядь волос, натянуто улыбнулась племяннику.
– Валерка тебя ждёт. Я как ему сказала, что ты приезжаешь, он аж подпрыгнул. Говорит: "Мы с ним воздушного змея будем запускать".
Володька кивнул, прикидывая, как бы удрать. "Вот сейчас зайдём, - думал он, - и я отпрошусь в туалет. А сам сбегу. Уйду пешком домой". Потом он вспомнил, что туалеты на остановках закрыты, и приуныл. "Если здесь не получится, на следующей станции сбегу. А оттуда позвоню дяде Андрею". Планы рождались и лопались, как мыльные пузыри. Мысль работала, точно он писал контрольную.
В купе уже сидела какая-то женщина. Тётя Маша обрадовалась компании и, расставляя сумки, начала делиться с соседкой впечатлениями от Якутии.
– Вокзал-то могли бы и поприличней сделать. Уж на что у нас городишко замызганный, а вокзал держат в чистоте. А тут прям едешь и не понимаешь - город или деревня. Всё какое-то обшарпанное, кругом грязь. Вы куда едете? В Омск? А нам - до конца. Пять суток. Прям и не знаю, как доберёмся. Лишь бы соседи попались хорошие, а то подсадят бичей каких-нибудь... Мне брат со своих геологических пайков привозил то икры, то балык. Я уж губы раскатала, когда сюда летела: думала - здесь богато! А зашла в магазин - хоть шаром покати! Одна томатная паста да килька в соусе. Прям как у нас. Мы-то на рынке отоваривемся, а здесь даже не представляю, как жить. Ни тебе фруктов, ни овощей нормальных. А мясо где берёте? Мы-то в Москву ездим, а вы куда? В пайках дают? Тогда другое дело. А мы вот без пайков вертимся...
Володька сидел как на иголках. "Вот сейчас отпрошусь, а там уж...", - думал он, собираясь с духом. Но тётя продолжала болтать, не давая ему вставить слово, а сам он не решался её прервать. "Взрослые лучше знают, - убеждал он себя.
–
– Провожающие, покиньте вагон. Поезд отправляется!
У Володьки ёкнуло сердце. Сейчас или никогда! Он приподнялся, готовый выскочить из купе, но тётя заметила его движение и ласково спросила:
– Ты что, Володенька? Разволновался, милый? Ох, несчастный мальчонка. За что ж тебе такая мука по жизни? Конфету будешь? Я тут с собой кулёк прихватила. А дома-то пирожки и блинчики ждут! Дядя Коля обещал в честь твоего приезда абрикосовое варенье из погреба достать. Сказал: "Поди, в этой ихой Якутии и абрикосов-то нет. Соскучился мальчишка". Серёжка тоже тебя ждёт. Помнишь Серёжку? Как вы с ним плавать-то учились на "бездонке". Уходили с утра и до вечера там плескались. Он теперь вымахал, в плечах раздался, небось, и не узнаешь...
Поезд с громким стуком тронулся с места. Здание вокзала уплыло прочь, побежали, расходясь, железнодорожные пути, мелькнул грузовик на шоссе, и затем с обеих сторон зарябили сосны и ели. "Вот и всё", - подумал Володька. Ушли все мысли, все тревоги, осталась лишь обречённость. Он уезжал от матери - навсегда, навсегда, навсегда.
Часть вторая
Глава первая
Ничто не предвещало, как говорится. С утра изнасиловали мозг, зато потом лизнули по самые гланды.
– В Эльзасе делают сухие вина?
Ирка утомлённо вздёрнула точёные брови.
– Ты сам когда учить начнёшь?
– На хрена? Я всю жизнь вином торговать не собираюсь.
Холёная богиня в джинсовой юбке. Изрекла, будто приговор огласила:
– Для опыта работы.
Гаев заметил на стеллаже "Массандру бастардо", снял её с полки.
– Бастардо, - пробормотал он.
– Ублюдочная "Массандра". Где ж ты раньше была?
Ирка царственно обернулась.
– Одно из лучших вин, между прочим. Консультант...
Ассоциативное мышление было ей неведомо, дуре.
– Так что, делают в Эльзасе сухие вина?
– спросил он, ставя бутылку на место.
Ирка закатила изящно подведённые глаза.
– Гевюрцтраминер, например. К нам его завозят редко и в основном - в бутики.
– Она моргнула, что-то вспомнив, подняла указательный пальчик с длинным ногтем.
– Надо, кстати, Илюхе сказать, чтобы купил.
У Гаева заурчало в животе. Он глянул на часы.
– На обед пойдёшь?
Блик от матовых ламп отразился в прилизанных Иркиных волосах, точно медовый шарик в масле.
– А ты?
– спросила она.
– Да уж пора бы.
– Я лучше подожду. Туда сейчас все ламанутся. Не выношу толкотни.
Голос у неё был ленивый, с хрипотцой - голос самки, уверенной, что любая особь мужского пола внимает ей, не помня себя. И она, чёрт возьми, в этом не ошибалась.
Гаев пожал плечами.
– Мне по барабану вообще.
– Я очень привередлива в еде, - неторопливо продолжала Ирка.
– Редко могу угодить сама себе. А мой парень ещё больше щепетилен. Вчера проснулись, он говорит: "Давай помогу тебе приготовить". Я ему: "А с чего ты взял, что я собираюсь готовить?". Нормально! Претензии какие-то... Не нравится - пошёл вон. Никто тебя не заставляет.