Майонезовские сказки
Шрифт:
«Пускай все сон, пускай любовь - игра!
И что тебе мои порывы и объятья?!»[1]
И весь Лес оторвался от своих радиоприемников и забыл о прогнозе погоды на завтрашний день, внимая чудным звукам прекрасной песни о великой любви.
Лето 2012г.
СКАЗКА ТРЕТЬЯ. ВЕСЕННИЙ ДУБ.
Часть первая. Сказочные потрясения.
«Стихи Пышки уже не принадлежат ему, они
стали достоянием всего Волшебного Леса.»
– Тётка Черепаха
(Из речи на открытии памятника академику Лизалкину).
Пышка очнулся на дне глубокой воронки от артиллерийского
Подул весенний ветерок, принёсший запах раскрывшихся почек, и у Пыша начала восстанавливаться память. Сначала он вспомнил «ту самую весну». Светила такая же луна, как сегодня. Пыш в белом костюме, а Мушка в белом атласном платье вышли из «Пыш-Холла». Они несли в руках зажжённые свечи, закрывая пламя от легкого ветерка, пахнувшего свежими тополёвыми почками. Ручка Мушки была золотой от света. Их путь лежал в старый заброшенный сад, мимо болотца, из которого торчали кочки в космах старой травы и с молоденькой зеленью на макушках. «Словно русалочьи головы в зелёных венках»,– подумал Пыш.
Мушка вздрогнула от ночной прохлады Они взялись за руки и вошли в ночной мокрый весенний старый сад, весь белый и душистый от цветущих яблонь и вишен. Два огонька плыли среди ветвей, две белые фигуры бродили между деревьев, два сияющих лица выражали восторг только блеском влюбленных глаз. Над их головами кружились ночные мотыльки, они садились к Мушке на волосы, и казалось, что её причёска украшена прозрачными цветами. Пыш, наконец, не выдержал и нарушил молчание: « Любимая, какие звезды! А в старой яблоне – сверчок!»
– Склонись, склонись скорей, любимый, и завяжи мой башмачок! – отвечала Мушка.
Пыш передал ей свою свечу и встал на одно колено, как средневековый рыцарь. Он застегнул её белую туфельку и нежно обнял худенькое тельце, озябшее под белым шёлком.
– Госпожа моя! – сказал Пыш и поднял лицо. Он встретил прекрасное лицо Мушки, всё золотое от света.
– Господин мой! – еле проговорила она и заплакала, и уткнулась своим золотым личиком прямо в вихрастую макушку Пыша. Они обнялись и плакали, и смеялись среди этой ночной красоты. Небо, звёздное и живое, опустилось к ним и благословляло их любовь и радость.
И от этой радостной любви у Пыша и Мушки нынешней весной родились два ангелочка, два чудесных младенца: девочка и мальчик! Пышка в восторге бежал по пригоркам, где уже зацвели подснежники на пушистых стеблях и разноцветные медуницы и кричал: «А-а-а-а!!!»… Пыш в восторге бежал по низинкам, где ешё лежал ноздреватый снег, и кричал: «Ааа-ааа!!!». Счастливый отец оглашал весь Волшебный Лес радостным кличем, в котором каждая пичужка угадывала и восторг, и благодарность, и преклонение перед великим чудом – чудом рождения новой жизни!
И вот все близкие собрались и склонились, затаив дыхание, в низком поклоне перед двумя младенцами.
– Пыш, сын мой, – заклокотала торжественным шёпотом старая Че, – ты должен дать имена детям!
– Я хочу, чтобы их звали «Подснежник» и «Медуница», – объявил Пышка, как и подобает поэту.
– Да будет так, – констатировала свершившийся факт Т.Ч.
Все обнялись и заплакали от большого-большого общего счастья.
...Пышка потрогал шишку на лбу, на глазах его блеснули слезы. Он вздрогнул, луну заслонили шесть чёрных силуэтов. Вверху, на краю воронки стояли котята с улицы академика Лизалкина.
– Помогите мне выбраться! – взмолился Пышка.
– Пыш, ты, конечно, хороший парень, но что скажет наш старший брат Эм?! – в один голос ответили котята.
Чёрные силуэты исчезли, а луна осталась. Пыш вспомнил «тот самый день».
С утра пришёл его близкий друг Фигурка. Он принёс красное вино и апельсины. Мушка нашла в шкафу гвоздику, мускатный орех, корицу и мёд. Втроём они дружно приготовили в старенькой кастрюльке глинтвейн. Фига кипятился, путался под ногами и всё повторял: «Ни в коем случае не кипятить, ребята!»
За глинтвейном
посплетничали о Виндзорах, потолковали о Фигиной торговле, затем Фигурка поспешил домой обрабатывать под руководством Ксюшки луковицы тюльпанов, а Пышка с Мушкой поднялись в спальню-кладовку. Мушка, укрывшись кисейной шалью, прилегла на «родную лежанку», а Пыш, надев свой зелёный «родной халат», уселся за круглый писательский стол. Поэт должен сегодня начать свой новый роман, которым обязательно привлечёт внимание общественности к судьбе одуванчиков Волшебного Леса: все поймут, что уничтожение одуванчиков приводит к болезням деревьев, а следовательно – к болезням остальных обитателей Леса. Роман будет называться: « А деревья взяли, да и обиделись».Первая строка должна быть, конечно, весьма значимой. Она обязана своей смысловой нагрузкой примыкать к общему историческому процессу. Пыш взял ручку и написал: « Как мамонты в ледниковый период донесли семена морошки на своих мохнатых ногах до Волшебного Леса, так Тётка Черепаха в прошлый четверг принесла крошки бисквита на своих меховых ушастых тапочках в « Пыш - Холл».»
– Очень странный гром, Пыш! – сказала встревоженная Мушка.
Она отбросила кисейную шаль, поднялась с «лежанки» и включила радио. Кладовка вмиг наполнилась тревогой. Выступал президент Волшебного Леса. Он воодушевленно восклицал: « Сплотимся, братья и сёстры! Синий Лес вероломно, без объявления войны напал на нашу родину – на наш любимый, не побоюсь этого слова, Волшебный Лес! Враг захватил две крупнейшие продовольственные базы страны – «Дом Черепахи» и « Инжир-Холл»!..»
Пышка и Мушка бросились сначала друг к другу, а затем вниз по лестнице в гостиную. Там уже, словно цыганский табор, расположилось многочисленное семейство Фигурки, которое только что в панике, под натиском врага покинуло свой дом. На диване сидела плачущая Ксюшка с тюльпановыми луковицами в кулачках, повсюду - няньки с детьми, а дети с клетками попугайчиков и хомячков. Глава обширного клана, то есть Фига, нервно допивал остатки глинтвейна прямо из старенькой кастрюльки, в которой в детстве варились ириски. Резко зазвонил телефон. Все вздрогнули. Ксюшка замолчала. Звонил Кот, он сообщил, что Че, Кро, Ро, Сигезмунд, Розалия с утками, профессор и гостившие у Че Берёза с Паралличини – в чём были, прибежали в Волшебный Дуб, причём, Ро, бестолковая узконосая обезьянка по кличке «Кривляка», по дороге потеряла свою сумочку с деньгами и банковскими карточками. А он, старый добрый Рыжик, устроил беженцев в квартире своих братцев котов! Потому, что он – молодец! Супер!!
Мир рухнул вместе с ирисками, глинтвейном, Виндзорами, тюльпанами, кисейной шалью и новым романом о судьбе одуванчиков. Война. Пышка помчался к Волшебному Дубу. По дороге поэт активировал всю информацию о братьях Кота, хранившуюся на пыльных музейных полках Пышкиной памяти.
Старик Кото-Фей, старший брат Мотильды Васильевны, обладал чувством юмора, он назвал старшего сына Кото-Лажка, среднего – Кото-Васия, младшего хотел назвать Кото-Клизм, но почему-то передумал и решил просто и со вкусом назвать его – Рыжий Кот. Кото-Лажка учился в Брюсселе метеорологии и играл в футбол за «Брюссельскую капусту» под седьмым номером. Однажды во время матча один герцог, член королевской семьи, показал Кото-Лажке с трибуны язык и «уши». Кото-Лажка вместо того, чтобы проигнорировать непристойные жесты, покрутил в ответ пальцем возле виска, за что и вылетел из команды, а герцог получил сочувственные телеграммы из пяти королевских домов. Кото-Васия, которого в Лесу звали часто «Утюг» за способность издавать пощёлкивание и треск во время речи, учился в Сорбоне социальной психологии и написал дипломную работу на тему: «Тупые и злые». Всё человечество он представлял в виде пирамиды, поделённой на четыре равные части, нижняя её часть называлась «тупые», следующая – «злые», третья от низа – « тупые и злые», она -то и являлась предметом исследования. Самая маленькая верхушечка –«не тупые и не злые», а следовательно, и не люди, занимала в работе всего несколько строк. Но исследование «тупых и злых» не было оценено по заслугам, так как в комиссии собрались, исключительно, «не тупые и не злые».