Майонезовские сказки
Шрифт:
– Но где он?! – воскликнул Войшило так, что гость ухватился за край ложки, - Мы слышали, что он исчез!
– Он погибает в Зелёном Лесу, и некому ему помочь, кроме вас, господа! – со слезами в голосе заявил Юм.
– Мы готовы! – живо откликнулся профессор, - Не стремись возжигать ум при остывшем сердце!
– Мы спасём его! – воодушевлённо заявила Че, - Да будут сердца наши живы!
– Мы не оставим в беде человека потому, что мы люди! – решительно поддержали Че и профессора остальные.
– Я не сомневался в доброте вашей команды! – воскликнул тщедушный Юм, вытирая слёзы, - Я всегда буду с вами, только позовите в трудную минуту: «Юм! Юм! Я хочу, чтобы ты жил в моём доме!» и я сразу приду на помощь!
Клоп смахнул последнюю слезинку, покосился на крупные ноздри профессора,
– Объявляю сбор, дети мои! – скомандовала Че, - Дело серьёзней, чем мы думали, раз в него вмешался сам Ньютон!
Все, как это бывает в исторические моменты, начали двигать тарелки и греметь стульями.
Неожиданно из-за куста возник прапрадед Фемистоклюс, весь облепленный осами.
– Клотильда! Я уже полчаса мешаю твоё варенье, - заявил он, - И не ищи приключений, детка, вспомни о своём юбилее, сиди дома и предавайся воспоминаниям!
«Вот же старый пенёк, поросший мхом!» - подумала Че и пошла, собирать вещи, дёрнув независимо плечом.
… Вся команда из десяти человек дружно разместилась в купе Тётушки Че. Кот, Берёза, Паралличини и Фигурка свесили головы с верхних полок.
Внизу чинно восседали слева: Т.Ч., профессор и Ро; справа: Пыш, Мушка и Кро.
Проводница с рыжими кудрями и круглыми беличьими глазами принесла стаканы с чаем на большом подносе. Че достала коробку с выпечкой и банку с новым вишнёвым вареньем. За окном догорали летние розовые сумерки, и Тётка Черепаха, включив ночник и не спеша отпив из стакана, начала вечернюю историю: «Когда я была маленькой девочкой, мы с братом возвращались, как-то, с матушкой и её вторым мужем из театра. Все деревья стояли в инее, на фоне тёмно-синего вечера они казались сказочными! Вокруг горели жёлтые и оранжевые фонари. Наш извозчик что-то пел, и матушка с отчимом, блестя счастливыми глазами, напевали, укутавшись в шубы и прижавшись, друг к другу. Следом за ними и мы с братцем начали петь. Удивительно то, что и бородатый дворник в фартуке, стоявший с большой метлой в полукруглой арке проезда тоже пел, глядя на звёзды, а чёрная собачонка рядом с ним мелодично подвывала, да и снег под копытами нашей лошадки скрипел не резко, а музыкально! Мы ехали мимо жёлтых и розовых окон, где горели свечи и газовые рожки, дети наряжали ёлки перед Рождеством, они золотили шишки и вырезали серебряные звёзды. И все дети пели! Вокруг пело всё! И тогда, именно, я поняла, что наш мир – это поющий мир! Об этом своём открытии я всегда вспоминала в дороге под стук колёс. О, я ездила в таких поездах! В них были зелёные купе и красивые лампы с шёлковыми абажурами на столиках, пушистые коврики на полу, и зеркала над нижними полками! Я застала вагоны ещё с двумя входными дверками, словно заходишь в шкаф!»
Профессор, воспользовавшись тем, что у Че от восторженной речи пересохло горло, и ей потребовался глоток чая, начал свою вечернюю историю: «А я, однажды, в детстве поехал с отцом в музей при мединституте. Первое, что мы там увидели, была высохшая мумия – подарок Каирских медиков. Но моё внимание привлекли банки с формалином, в которых плавали человеческие эмбрионы, всего было девять банок, то есть, на каждый месяц внутриутробного развития – свой экспонат». Отец сказал: «Посмотри, и у тебя, и у меня, и у каждого из нас имелись жаберные щели и хвост, мы были похожи на головастиков. За девять месяцев наше тело прошло всю эволюцию, которая длилась миллионы лет, когда тело человека естественным путём свободно приспосабливалось к условиям этой планеты, потому что основной принцип творчества – это свобода. Первоначально тело человека развивалось в воде из маленькой клеточки, и каждый из нас внутриутробно развивается в воде из маленькой клеточки. А когда пришло время, Бог сотворил Адама – Божьего человека. К тому моменту уже вся планета была населена животными, птицами и гадами морскими, которых тоже сотворил Бог. Среди них жили и те, природные, человекоподобные, не отличавшиеся от животных. А Адам был совсем другим, не таким как они, не таким, как мы, он был запрограммирован (отец произнёс какое-то другое слово) на вечность».
Я сказал отцу: «Но ведь Бог
создал всех зверушек за один день!?» Отец ответил: «Да, но длинна Божьего дня отличается от длинны нашего дня, например, человек живёт 70-80 лет, а клетки, которые входят в состав его организма, живут 2-3 дня, но для них это большая полноценная жизнь с детством, юностью, зрелостью и старостью! Так и наш мирок – всего лишь подсистема в огромной системе под названием Вселенная».Когда я подрос, то сообщил отцу: «Я думаю, что на нашей планете имеют место все три источника происхождения человека: Божественный, Космический и Эволюционно - природный». Отец задумался и сказал: «Источник один – Божественный, потому что корень один, а из него выросли три ветки. Мои батюшка и дед были глубоко – верующими учёными, как впрочем, и Ньютон, и Декарт, и Лейбниц, и другие, кто что-то внесли в науку, я, к сожалению, отношусь к тем, кто выносит из науки, веря только в свои амбиции. Жаль, что Отца уже не было в живых, когда я узнал, что Вселенная возникла из сверхплотного взорвавшегося зерна, и по форме напоминает ель, и эта ель, представьте, продолжает расти!»
– Я о чём-то таком догадывался, - сказал внимательно слушавший Пыш, - когда писал стихотворение «Ель».
– Прочти его для нас, - попросила Мушка.
Пыш начал читать спокойно и по – взрослому:
«Луной окрашен и метелью
Тянулся мир огромной елью,
Но роста этого свободней
Была небес зелёных шалость,
И колоколенка казалась
Игрушкой с ёлки новогодней;
Висели матовые долы
И деревеньки под снегами
С собачьим лаем, огоньками,
Дымком и звоном на Николу!
На ветках ангелы смеялись,
Друг другу щёки растирая,
Звенели ключики от рая
В их рукавичках и казались
Все тени длинными цветами,
Неведомыми, без названья.
Снежинки – лики Мирозданья,
На нитях словно, опускались.
А ель счастливая росла,
Хвоинки – души поднимая,
Луна, как шишка золотая,
В морозном воздухе плыла…»
Мушка счастливо вздохнула.
– Хорошие стихи, Пыш, - сказала тихо Че, - такой же воздух серебряный был, когда мы ехали из театра и являлись свидетелями тоже какого-то таинства. Но так ли важны, друзья, детали и подробности о нашем мире, когда есть главное: любить Бога и ближнего? Я это поняла отчётливо в соборе святого Петра в Риме.
– Вы не правы, дорогая, - очень мягко произнёс профессор, - наш мозг устроен как познающий инструмент, он не может жить без анализа «деталей», как душа не может жить без творчества, а сердце – без любви…
Че, почему-то, вся, как девушка, зарумянилась, опустила глаза и занялась кексом.
Наступила тишина. Только из тёмного уголка под стук колёс раздавалось непринуждённое: «Хры-хры-пиу, хры-хры-пиу…»
Часть вторая. Липкие и мутные.
Снега писал здесь Брейгель Старший,
Собак и лесенку к воде,
И только в них не видно фальши,
Да может быть ещё в тебе…
Из соч. проф. Войшило.
На небосклоне поднялось розовое солнце, по направлению к которому умчался скорый поезд.
– Ну вот, зайки, мы и в Зелёном Лесу! – воскликнула Че, осматриваясь и грациозно поправляя белокурый парик.
– Что-то не вижу ничего зелёного: ни дерева, ни кустика, - недовольно заявил Фига.
– Да-да, ни мха, ни лишайника, - поддакнул профессор.
Из здания вокзала вывалила толпа маленьких оборванцев – попрошаек, которые во мгновение ока плотным кольцом окружили Тётушку Че и её спутников.
– Ах ты, бедняга, - сказала Т.Ч. чумазому хромому ребёнку, - на, тебе монетку, хорошо хоть, что ты не слепой!
– Да, мадам, это хорошо, - отвечал сипло попрошайка, - когда я был слепым, все старались меня надуть и пихали мне рваные и фальшивые деньги!
Подхватив костыли, оборванец помчался со скоростью олимпийца к заброшенным постройкам. Его товарищи, получившие монетки от других участников экспедиции, последовали примеру «хромого» и исчезли в развалинах. И тут все жалостливые благотворители обнаружили, что у них отсутствуют и большие кошельки, и портмоне.