Майор Кошмар и Кофейное чудо

Я замерла на полу, простыня запуталась вокруг ног, а в попу впились иголки из упавшей коробки. Больно, унизительно и… смешно, если бы не он. Алексей потирал ногу, глядя на меня сверху вниз, и я заметила, как его взгляд скользнул по моим бедрам, где простыня задралась. Черт, он еще и ухмыляется!

– Это ты виноват! – выпалила я, вскакивая и пытаясь вытащить иголки из кожи. – Лежишь тут, как хозяин, а я из-за тебя чуть шею не свернула!

– Хозяин? – он приподнял бровь, откидывая одеяло и демонстрируя свое… ну, все. Я отвернулась, чувствуя, как щеки горят. – Ты сама меня вчера умоляла: «Леша, еще, глубже!» Это что, теперь я виноват, что ты кричала, как сирена?

– Пошел ты, Седов! – рявкнула я, швыряя в него подушку. Она попала не в него, а в лампу, и та с жалобным звоном рухнула на пол. Отлично, Мила, просто отлично. – Вставай и вали из моего дома, пока не случилась очередная катастрофа!

Алексей засмеялся – низко, хрипло, и этот звук пробрал меня до костей, напомнив, как он рычал, входя в меня. Прикусила до боли губу, стараясь не думать о том, как его руки сжимали мои бедра, как я текла под ним, как…

Нет, хватит! Алексей встал, потянулся, мышцы перекатывались под кожей, и я сглотнула, ненавидя себя за то, что пялюсь на его… член.

– Ладно, Буйнова, ухожу, – сказал он, натягивая джинсы. – Но за ночь спасибо. Ты, кстати, сладкая, как твой кофейный сироп.

– Убирайся! – я швырнула в него еще одну подушку, но он ловко увернулся, начал собирать свои вещи, пошел к двери. Я заметила, как он сунул что-то в карман, и только потом поняла – мои трусики, розовые, с оборками, которые он сорвал вчера. – Эй, Седов, это что, трофей?!

– Ага, – он подмигнул, хлопнув дверью. – На память о твоих криках.

Я осталась стоять, растрепанная, с иголками в попе и без трусов, чувствуя, как внутри все кипит. Этот наглец! Он думает, что может вот так ворваться в мою жизнь, перевернуть ее вверх дном и уйти с моим бельем?

После Ильи я поклялась, что ни один мужик не пролезет сквозь мою броню, а этот майор… Он не просто пролез, он ее разнес, как танк. И я его хочу. Черт, я его хочу, и это хуже всего.

К обеду я кое-как привела себя в порядок, натянула ярко-зеленое платье – чтобы всем глаза резало, – воткнула в кудри цветок и пошла в "Хруст багета". Надо было выместить злость на Дашке, которая подсунула мне этого Кофейного Кошмара.

Но, конечно, он был там. Алексей сидел за столиком, пил свой черный эспрессо и ухмылялся, как кот, который тайком сожрал сметану. А в руках… мои трусики. Он вертел их на пальце, как фокусник, и я чуть не умерла от стыда.

– Седов, ты что творишь?! – прошипела я, подлетая к нему, пытаясь выхватить свое белье. Очередь у стойки обернулась, Артем за прилавком подавился смехом, а я почувствовала, как лицо пылает. – Это что, теперь шантаж?

– Ага, – он откинулся на стуле, скрестив руки, и его синие глаза прошлись по мне, как луч фонарика. – Хочу ужин. Верну их официально, если угостишь меня. А то, знаешь, могу в участок сдать как улику.

– Ты маньяк! – мне так и не удалось вырвать у него трусики, чувствуя, как внутри все дрожит. Его запах – кофе и кожа – ударил в нос, и я вспомнила, как он слизывал мои соки с пальцев, как я кричала под ним.

Черт, Мила, держи себя в руках!

– Никакого ужина, Седов. Иди шантажируй своих бандитов!

– А я думал, ты меня всего зальешь своим сладким сиропом, – подколол он, и его ухмылка стала шире. – Или опять кричать будешь, как вчера?

Я чуть не врезала ему, но тут зазвонил телефон. Номер Ильи. Сердце сжалось, я сбросила вызов, но Алексей заметил, и его лицо потемнело.

– Это кто? – рявкнул он, наклоняясь ближе. – Твой бывший придурок?

– Не твое дело, майор, – огрызнулась я, отходя. Но он схватил меня за запястье, и его пальцы обожгли, как наручники.

– Мое, Буйнова, – сказал он тихо, и в его глазах мелькнула ярость. – Ты меня купила, так что я имею право знать, кто тебе звонит.

Я вырвала руку, чувствуя, как пульс бьет в висках.

Он ревнует? Этот синеглазый зверь, который не верит в любовь, ревнует меня к Илье?

После всего, что было вчера, я должна его ненавидеть, но его голос, его руки… Я вспомнила, как он долбил меня у стены, как я кончала, крича его имя, и ноги подкосились.

– Иди к черту, Седов, – буркнула я, разворачиваясь. – И трусы оставь себе, если так хочешь!

– Оставлю, – крикнул он мне вслед. – Буду нюхать, пока ты не передумаешь про ужин! – И писать тебе сообщения, что я делаю во время этого.

Очередь захихикала, официант чуть не уронил поднос, а я вылетела из кофейни, чувствуя, как внутри буря. Он бесит меня до чертиков, но я хочу его еще.

И это хуже, чем предательство Ильи. Потому что Илья разбил мне сердце, а этот майор… Он может разбить меня всю. И я не знаю, как от него спрятаться.

Ревность и мука в лицо

Седов

День в участке тянулся, как допрос без кофе – нудно, муторно и с привкусом раздражения. Я сидел за столом, пялясь в экран компьютера, но вместо отчетов перед глазами маячила она – Мила Буйнова.

Ее кудри, карие глаза, эта попка, которую я вчера шлепал, пока она кричала мое имя. Черт, я до сих пор чувствую ее вкус на языке – сладкий, как ее дурацкие сиропы, и горячий, как мой член, когда она оседлала меня на диване.

Это было безумие, чистая похоть, и я должен был радоваться, что все закончилось утром, но внутри что-то ныло. И это бесило больше, чем очередь в кофейне.

Откинулся на стуле, потирая виски. Любовь – это для слабаков, которые верят в сказки и гороскопы, это я повторял сам себе постоянно. Я, Алексей Седов, майор с десятилетним стажем, давно плюнул на эти сопли.

После Маргариты, о которой я стараюсь не вспоминать, моей первой девчонки, которая не дождалась меня из армии и ушла к какому-то хлыщу с деньгами, я решил: верить можно только закону, пистолету и крепкому эспрессо.

Но Мила… Она лезла мне под кожу, как заноза, и я не мог ее выковырять. Ее крики, ее грудь под моими руками, ее мокрые трусики, которые я сунул в карман, как трофей, – все это крутилось в голове, как заезженная пластинка.

И этот звонок утром в «Хрусте багета». Илья. Ее бывший. Кто он такой, чтобы ей звонить? Я сжал кулаки, чувствуя, как ревность жжет, как перец в глотке.

Она моя… то есть, нет, не моя, но… Черт, Седов, соберись!

Встал, прошелся по кабинету, хлопнув дверью шкафа так, что Петров, сидящий за соседним столом, подпрыгнул.

– Леха, ты чего? – он ухмыльнулся, жуя бутерброд. – Опять про свою пышку думаешь? Сколько раз она тебе за ночь дала?

– Заткнись, Петров, – рявкнул я, показав ему средний палец. – Еще слово, и я тебя в камеру засуну за нарушение моего спокойствия.