Майор Кошмар и Кофейное чудо
Шрифт:
Он заржал, но я уже не слушал. Этот Илья. Что-то в нем было нечисто. Я видел, как Мила напряглась, когда сбросила его звонок, как ее рука дрогнула.
Она что-то скрывает, и я, как майор, обязан это раскопать. Не потому, что мне не плевать – мне плевать, конечно, – а потому, что порядок требует ясности.
Да, именно так. Я сел обратно, открыл базу данных и вбил: «Романов Илья», фамилию я узнал когда был на благотворительном вечере, запомнил ее из списка приглашенных. Если этот придурок думает, что может лезть к ней после того, как я ее… ну, после вчера, он сильно ошибается.
Поиск
Илья Романов, тридцать два года, трижды судимый. Мошенник, брачный аферист. Этот гад женился на женщинах, выманивал у них деньги – квартиры, сбережения, даже машины, – а потом исчезал, оставляя их с долгами и разбитым сердцем.
Последний раз его поймали два года назад, но он откупился, свалив вину на подельника. Я читал, и внутри все кипело. Так вот почему Мила такая колючая!
Этот ублюдок бросил ее перед свадьбой, наверняка обчистил или не успел, а теперь вернулся, чтобы закончить начатое. Я ухмыльнулся, чувствуя, как ликование растекается по венам.
Теперь у меня есть на него все – я могу его прижать, посадить, вышвырнуть из ее жизни раз и навсегда. И она будет мне благодарна… или нет, плевать на благодарность, главное – он отвалит.
Схватил ветровку и пошел в «Хруст багета». Надо было рассказать Артему, чтобы он предупредил Дарью, а заодно вытрясти из него, что он знает про этого Илью, девочки должны делиться секретами, а некоторые девочки эти секреты потом рассказывают своим мальчикам.
Кофейня гудела, как улей, пахло свежим хлебом и кофе, но я был на взводе. Артем, что меня удивило стоял за стойкой, раздавал указания баристе, и, увидев меня, ухмыльнулся.
– Леха, ты чего такой злой? – сказал он, протягивая мне эспрессо. – Опять Буйнова тебя довела?
– Не она, а ее бывший, – рявкнул я, хлопнув ладонью по стойке так, что чашка подпрыгнула. – Илья Романов. Брачный аферист, три судимости. Ты знал?
Артем присвистнул, скрестив руки.
– Серьезно? Дарья говорила, что он ее бросил перед свадьбой, но про аферы… Это жесть. Мила в курсе?
– Не знаю, – я сжал кулаки, чувствуя, как кровь стучит в висках. – Но я его прижму. Если он к ней сунется, я ему яйца оторву и в наручники закую.
– Ого, майор, ты прям рыцарь! – подколол он, ухмыляясь. – А я думал, ты ее только трахать хочешь.
– Заткнись, Исаев, – огрызнулся я, но щеки вспыхнули. Да, хочу. Хочу так, что зубы скрипят. Но это не любовь, это… профдеформация.
Она угроза моему порядку, и я ее нейтрализую. Я схватил багет с подноса, чтобы отвлечься, но тут дверь хлопнула, и в кофейню влетела она.
Мила. В том же зеленом платье, ярком, как светофор, с цветком в кудрях, который был больше моей головы. Ее грудь подпрыгивала при каждом шаге, бедра покачивались, и я сглотнул, чувствуя, как в штанах становится тесно. Она заметила меня, ее карие глаза расширились, и она выпалила:
– Ты опять тут?! Это что, теперь твоя территория?
– Ага, Буйнова, – я шагнул ближе, вертя багет в руках. – Пришел за кофе и посмотреть, не отдашь ли ты мне еще одни трусики.
Она покраснела, уперла руки в бока, и ее грудь выскочила еще больше.
Я не удержался – вытащил ее розовые трусики из кармана и помахал ими, как флагом. Очередь ахнула, Артем заржал, а Мила, открыв рот, бросилась ко мне.– Седов, ты псих! – заорала она, выхватывая трусики, но споткнулась о чью-то сумку и врезалась в меня. Я поймал ее, но багет в моих руках сломался, крошки полетели мне в лицо, а она, отшатнувшись, схватила мешок муки с прилавка, которая дополняла декоративную композицию из колосьев и швырнула в меня. Белая пыль осела на моей рубашке, в глазах, в волосах, и я закашлялся.
– Я теперь призрак, Буйнова?! – рявкнул я, стряхивая муку, но она уже была вся в пыли, как снеговик.
– Нет, ты придурок с моими трусами! – крикнула она, кидая в меня еще горсть муки. Артем согнулся от смеха, очередь снимала нас на телефоны, а я шагнул к ней, хватая за запястья.
– Хватит! – прорычал я, притягивая ее ближе. Ее запах – ваниль и карамель – ударил в нос, и я чуть не сорвался. Хотел зажать ее тут, у стойки, задрать это платье и… Черт, ее грудь прижалась ко мне, и я почувствовал, как она дрожит. Ее глаза сверкнули, и она вырвалась.
– Седов, отпусти! – буркнула она, отступая. – Держи свои лапы подальше!
Я ухмыльнулся, стряхивая муку с лица, и хотел сказать что-то про Илью, но тут Артем, все еще хихикая, выдал:
– Леха, кстати, тут Маргарита в городе, я видел вчера ее с пацаном, лет девять. Спрашивала про тебя.
Я замер, как на прицеле. Маргарита. Моя Маргарита. Та, что обещала ждать, пока я в армии, а потом бросила меня ради какого-то урода с машиной. Сердце сжалось, как от удара, и я хрипло спросил:
– С пацаном? Что за пацан?
– Не знаю, – Артем пожал плечами. – Но она здесь завтра будет, сказала, хочет тебя увидеть.
Мила, все еще злая, глянула на меня, но я уже не видел ее.
Маргарита. Девять лет. Я ушел в армию девять лет назад, сразу после окончания университета, это было необходима, я хотел служить закону.
А если… Черт, а если этот ребенок мой?
Она не сказала, что беременна, но вдруг скрыла?
Я сглотнул, чувствуя, как внутри все холодеет. Если у меня есть сын, а я не знал… И Мила – она подумает, что я скрывал семью, как ее Илья скрывал свои аферы.
– Седов, ты чего побледнел? – Мила нахмурилась, но я отмахнулся.
– Ничего, – буркнул я, разворачиваясь к выходу. – Увидимся, Буйнова.
– Эй! – крикнула она мне вслед, но я уже шел к двери, сжимая кулаки.
Илья – аферист, которого я могу посадить. Мила – девчонка, которую я хочу, но не люблю. А Маргарита… Если у меня есть сын, это все меняет. И я не знаю, как с этим жить.
Я вышел на улицу, мука сыпалась с волос, а в голове крутился один вопрос: что, если этот пацан – мой?
Трусики как предлог
Седов
Последние пять дней провел вдали от города – задание свалилось неожиданно, как кирпич с крыши. Операция по перехвату банды, что тащила через границу партию дряни: стволы, порошок, все, что можно продать в подворотнях.
Вызвали среди ночи, я даже не успел глотнуть кофе, только схватил рюкзак и рванул с отрядом в какую-то дыру, где даже собаки лаяли с тоской.