Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:

Рев радио, шум уличного движения, мелькание рекламы и суета толпы даже убаюкивали Чилдана. Все это в какой–то степени сглаживало внутреннюю тревогу. К тому же приятно, когда тебя везут, приятно ощущать монотонное колебание коляски. «Это своего рода убаюкивающая машина. Лучше, когда тянут тебя, чем ты сам тащил бы кого–то», — подумал Чилдан. Хоть и на короткое время, а чувствуешь свое превосходство.

Подавив дремоту, Чилдан встрепенулся: ведь еще столько надо продумать и прикинуть в уме! Надлежащим ли образом он одет для визита в «Ниппон Тайм Билдинг»? Не станет ли ему дурно в скоростном лифте? Но на этот случай у него при себе таблетки от головокружения, немецкие, лицензионные. Различные формы этикета?.. Они ему известны. Порезче, бесцеремонно

со швейцаром, лифтером, секретарем в приемной, курьерами, с любым человеком из обслуживающего персонала. Но перед любым японцем, конечно, хоть это и неприятно, нужно раскланиваться сотни раз.

Только вот как вести себя с пинки?

Это была весьма туманная область.

Кланяться, но глядеть прямо сквозь них, как будто их не существует?

Все ли варианты учтены? А как быть с иностранцами? В торговых представительствах можно часто встретить и немцев, и нейтралов. Да, кроме того, можно увидеть и какого–нибудь раба.

Немецкие суда или суда американского Юга почти всегда стоят в порту Сан–Франциско, и черных иногда отпускают в краткосрочные увольнения. Всегда группами, но не больше трех сразу. И задерживаться после полуночи они не имеют права. Даже по законам Тихоокеании они должны соблюдать комендантский час. Рабы заняты и на погрузке в порту. Эти постоянно живут на берегу в бараках под причалами, чуть выше уровня воды.

Они не бывают внутри торговых представительств, но вдруг начнут грузить какие–нибудь товары? Как тогда? Должен ли он сам нести свои сумки в контору мистера Тагоми? Конечно, нет. Нужно обязательно найти раба, даже если для этого придется ждать час, даже если он пропустит время свидания. Невозможно допустить, чтобы какой–нибудь раб увидел, как он несет что–то своими руками. Надо быть очень осторожным. Такого рода ошибки могут дорого стоить: он уже никогда не сумеет занять хоть какое–то положения среди тех, кто это заметит.

«Хотя в принципе, — подумал Чилдан, — мне бы даже доставило удовольствие среди бела дня войти в «Ниппон Тайм Билдинг» с сумками в руках. Великолепно. В сущности, в этом нет ничего противозаконного: в тюрьму за это не посадят. Зато я поступил бы как настоящий мужчина. Но… если бы не эти чертовы рабы, снующие вокруг, как тени! Я мог бы пережить презрение тех, кто стоит выше меня, ведь они и так презирают меня, унижая ежедневно. Но чтобы увидели те, кто ниже, на себе ощутить их жалость? Вот вроде этого китаезы, который крутит педали впереди: что, если бы он увидел, что я не нанял педикеб, а отправился пешком на деловую встречу?»

В какой–то мере за создавшееся положение следовало бы упрекнуть немцев, за их стремление откусить больше, чем они могут проглотить.

В конце концов, им едва удалось победить в войне, а они уже принялись за завоевание Солнечной системы, издавая в то же время у себя дома приказы, согласно которым… Что ж, во всяком случае, идея сама по себе хороша. И ведь они все–таки добились успеха в борьбе с евреями, цыганами и другими народами. Славян они отбросили назад на добрые две тысячи лет, на их прародину где–то в центре Азии, пусть себе ездят верхом на яках и охотятся с луком и стрелами.

А эти огромные глянцевые журналы, которые печатаются в Мюнхене и заполняют все библиотеки и газетные киоски, — каждый может увидеть на цветных снимках во всю страницу, как голубоглазые белокурые арийцы на новейшей индустриальной основе пашут, сеют, убирают урожай и так далее в этом бездонном резервуаре пшеницы, который представляет из себя Украина.

Эти ребята определенно выглядят счастливыми, а их фермы и домики — очень чистенькими.

Уже больше не видно фотографий пьяных поляков, отупевших, уныло ссутулившихся перед своими покосившимися развалюхами, либо налетающих как саранча на гнилую репу среди деревенского базара. Все это уже достояние прошлого, так же как и грязные, разбитые дороги, которые превращаются в сточные канавы, как только пройдет дождь, и в которых утопают примитивные деревенские телеги.

Африка.. Вот уж здесь они дали волю

своей энергии, и можно только восхищаться этим, хотя и не мешало бы предостеречь их, осторожно намекнуть, что с этим, мол, можно было бы немного и подождать, ну хотя бы до тех пор, пока не завершится проект «Фармланд».

Вот где наци продемонстрировали свой гений, где проявился присущий им артистизм!

Средиземное море закупорено, высушено, превращено в обрабатываемые земли при помощи атомной энергии — вот это дерзость. Как были посрамлены различные скептики, и среди них, например, насмешники торговцы с Монтгомери–стрит. Да ведь, по существу, и Африка была успешным предприятием, но при начинаниях такого рода, как правило, появляются злопыхатели. Ссылаются на широко известную брошюру Розенберга. Именно там впервые прозвучали слова: «Что же касается окончательного решения африканской проблемы, мы почти достигли своих целей. К несчастью, однако…»

Однако для того, чтобы избавиться от аборигенов Америки, понадобилось два столетия, а германцы в Африке почти добились того же за пятнадцать лет. Поэтому не следовало бы заниматься милосердием. Об этом Чилдан не раз спорил за обедом с коллегами. Им, вероятно, хотелось бы чуда, как будто наци могли переделать весь мир по мановению волшебной палочки Нет, их союзниками были наука, техника и этот сказочный талант упорно трудиться. Немцы никогда не гнушались никакой работы. И уж если они за что–то брались, то брались как следует.

А потом полеты на Марс отвлекли мир от неприятностей в Африке. Так что он снова и снова говорил своим коллегам — владельцам магазинов: у нас есть все, чего недостает нам? Благородная мечта, которая первыми привела нас на Луну, а потом и на Марс, — разве это не древнейшее и сокровеннейшее стремление человечества, наша высочайшая мечта о величии?

А что же, с другой стороны, японцы? Я знаком с ними очень хорошо, и я с ними торгую. Так вот: они — откроем же глаза — люди Востока, желтые люди. Нам, белым, приходится кланяться перед ними только потому, что у них власть. Но посмотрите на Германию — это совершенство. Когда управляют белые — это совсем не то, что власть желтых.

— Скоро «Ниппон Тайм Билдинг», сэр, — проговорил китаец, тяжело дыша после подъема на холм и замедляя ход.

Чилдан попытался представить себе клиента мистера Тагоми. Ясно, что это очень важная шишка. Тон мистера Тагоми, его чрезвычайное волнение при разговоре подтверждали этот факт.

Образ одного человека всплыл у него перед глазами: это был один из самых важных клиентов Чилдана, который помог ему завоевать хорошую репутацию у высоких лиц, обитавших в районе залива.

Четыре года назад Чилдан не был продавцом редкостей и реликвий и не пользовался такой известностью, как сейчас. Он держал небольшую, весьма сомнительную лавочку подержанных книг в Гири. В соседних магазинах продавали старую мебель, скобяные изделия. Тут же находились второразрядные прачечные. Вряд ли это было достойное окружение. По вечерам случались ограбления и мародерство, несмотря на все усилия со стороны городского полицейского управления и поставленного над ним японского Кемпетай.

Чтобы избежать взлома, на витрины всех магазинов после закрытия опускались металлические ставни. В этот район как–то и забрел пожилой японец, отставной майор Ито Хумо.

Седовласый, стройный, с отменной выправкой и гордой походкой, мистер Хумо первый намекнул Чилдану, какого рода торговлей он мог бы заняться.

— Я коллекционер, — объяснил мистер Хумо.

Он провел добрых полдня, роясь в грудах старых журналов на прилавке, и рассказал о том, что у многих состоятельных культурных японцев исторические предметы народного быта американцев вызывают такой же интерес, как и обычный антиквариат. Почему так случилось, майор и сам не знал. Он, например, помешался на собрании американских медных пуговиц. Другие коллекционировали монеты или почтовые марки, и невозможно было объяснить страсть к тому или иному собранию. Богатые коллекционеры, не скупясь, платили втридорога.

Поделиться с друзьями: