Медицинское общежитие

И неизвестно как. Да что уж и говорить, раз все в этом мире происходило неизвестно каким образом! И неизвестно как за дождем с неба начала сыпаться крупа, она неровным слоем покрывала землю, будто так и было надо, а затем запасы крупы на небе кончились, и таз небесный, будучи еще с крупой какое-то время назад, сейчас был полностью пуст. И улицы были пусты. Пустота. Чистая девственная пустота. И далекий гулкий ропот самолета. Маленькая отчетливая желтая точка на небесной синеве.

Это что же, весна наступила?

**

Четырнадцать лет назад я покинул родные края, родной город В. в поисках заработка где-нибудь за экватором. Скачок и щемящая музыка скрипки. Четырнадцать лет назад в восемь часов утра еще неосведомленно светило утреннее солнце, его первые лучи прозрачно догорали в стекле окон, в стекле глаз. Четырнадцать лет назад в десять часов утра в метро одна девушка не отвечала на позывы моего особенного, а иногда просто уродского, взгляда. "Ты меня не проймешь этим!" - восклицала она. И звонко смеялась. "У меня иммунитет!". И она смеялась вновь и вновь.

A ее образ сохранялся и в одиннадцать часов четырнадцать лет назад, и в полдень, и в обеденный перерыв. В четыре часа после полудня образ девушки с иммунитетом начал остывать. Ee ранее отчетливо сияющее лицо уходило в тусклое мерцание лунного дневного света. Вечерело, и в мыслях прокручивались лишь последние слова, сказанные ей на прощание. Незнакомке из третьего вагона метро. "Я приеду за тобой". В восемь часов вечера солнце сдалось и устало. В десять - просто забыло всех нас.

Четырнадцать лет назад я покинул родной город В. И это решение было чертовски большой ошибкой.

**

А сейчас я почему-то снова вспомнил тот день и тот образ девушки с иммунитетом. Ведь она говорила мне тогда мои же внушенные ее мыслям слова, перефразированные на ее лад c ее функциями смеха и пыли. Все это выдумки. Как у пятилетнего детсадовца, рисующего перевернутые домики на песке ручкой пластмассовой лопаты холодной формы.

И на разбросанную повсюду крупу приземлился кукурузник, пилот махал и что-то дико орал, указывая на сидящую между крыльями блондинку. Дикий ор поначалу не был слышен от гула кукурузника, а потом этот ор перерастал в шепот, в болтовню и в сам ор вновь.

Пилот орал голосом карлика, и я заметил его лысину в широких пафосных очках.

– Летим! Летим! Летим!
– орал карлик, а когда я забрался на небольшую площадку между крыльями самолета, я встретился взглядом с блондинкой. Она улыбнулась и упала головой мне на плечо. Нестойкая, совсем нестойкая. Ее зеленые глаза потухли враз, она ими явно гордилась.
– Ну, что скажешь, - карлик теребил рычажки и штурвал, а кукурузник взлетал, разбрасывая крупу в воздухе и смешивая ее с другой крупой, которая уже находилась в подвешенном состоянии.

– Что скажу? Это кто вообще такая?

– Kак кто! Девушка с иммунитетом, ты о ней рассказывал.

Я вздохнул. С неба все казалось таким явным и ненужным, поэтому я достал из кармана брюк ластик и стал стирать пейзаж, пока мы над ним кружили. Затем стер девушку, оставив ей только глаза, коими я пожанглировал и вытер о ластик следом.

– Не было никакой девушки, - ответил я карлику.

– А эта куда пропала?
– обернулся они удивился.

– Я ее стер.

И я стал стирать самолет до тех пор, пока мы с карликом не начали кружить над белым чистым листом.
– Эгей!
– орал карлик, ощущая себя птицей.

Я всмотрелся в его лысину и начал тереть по ней ластиком, а затем стер его полностью, переключился на себя и, даже не раздумывая о том, с какого себя начать, стер и себя.

И остался лишь чистый лист. Белоснежный чистый лист.

2011