Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– К сожалению, да, - ответил Алексеенко.
– Но мы сделаем все возможное, чтобы уложиться в срок. Я беру этот вопрос под личный контроль.

Вечером за ужином в шумном ресторане гостиницы «Интурист» Паоло продолжал негодовать:

– Все это не имеет никакого смысла! В таких условиях сделать ничего невозможно. У нас и так практически невыполнимые сроки - два года и два месяца.

Он замолчал, задумался, казалось, немного успокоился, потом торжествующе стукнул ладонью по столу:

– Ничего подобного! Этого просто не может быть, другие-то как-то работают уже год. Я имею в виду победителей 2010 года, сорок человек. Если бы все было так, как нам говорили сегодня, эта программа закрылась бы. Надо с ними связаться.

Я покачала

головой, поскольку уже пообщалась с несколькими ВУ.

– К сожалению, у всех одно и то же.

Паоло рассердился:

– Елена, этого просто не может быть! It is impossible, -повторил он по слогам по-английски.

Я открыла компьютер, где уже держала наготове комментарии победителей конкурса мегагрантов первой волны. Несмотря на разную географию и научную проблематику новых лабораторий, конкурсантам приходилось преодолевать одни и те же трудности. Я вкратце прочла профессору несколько комментариев:

«Собираясь сюда, я отдавал себе отчет, что русская бюрократия отнюдь не простая. Я не рассчитывал, что все и всегда будет происходить гладко, но порой у меня возникает впечатление полной остановки какой-либо деятельности. По условиям гранта, мы должны были приобрести оборудование, без которого не можем обойтись, - компьютер необходимой мощности, поскольку наша работа связана с огромными вычислениями. Однако получили его только через десять месяцев. Я понимаю, что при взаимодействии с бюрократией любой страны проблемы возможны, но мне хотелось бы иметь чёткое понимание правил, по которым она действует здесь».

«Поначалу жалобы зарубежных коллег я воспринимал критически. Думал: поскольку живу в России, то разберусь. Черта с два! Мы выбрали необходимое оборудование, согласовали спецификации, объявили тендер. Но пришла компания, которая хотела только сорвать конкурс, потому что продавала конкурирующее оборудование. Ей это вполне удалось. Тендер отменяли дважды. И сейчас, спустя год, оборудования у нас всё ещё нет. Снабжением институтов и лабораторий материалами, реактивами, приборами и прочим оборудованием занимаются выбранные конкурсными комиссиями торговые посредники, как правило, не имеющие к науке никакого отношения. Это коммерсанты, занимающиеся своим бизнесом. Интересы приобретателей товара в данном случае учитываются далеко не в первую очередь».

«Получилось так, что главной проблемой для науки в России стала даже не коррупция, а борцы с коррупцией. На то, чтобы купить один реактив для исследований, требуется три месяца. И даже если вам нужно всего грамм, придется либо покупать целый трейлер, либо ждать, пока выигравший тендер посредник не наберет заявок на этот самый трейлер, иначе ему невыгодно. Поэтому в России создать лабораторию, которая эффективно конкурировала бы с западной, сейчас в принципе невозможно. Когда я получил 5 млн долларов (150 млн рублей), то вначале очень обрадовался, поскольку эта сумма равна десяти обычным грантам. Но когда оценил возможность и порядок использования средств, то понял, что эффективность вложений составляет 10-15%».

«Еще мелкая проблема - я не могу себе купить билеты. Бухгалтерия химфака МГУ оплачивает их, только если я куда-то лечу из России. А если я лечу в Россию из США и возвращаюсь туда, то купить билеты они не могут. Летать мне приходится шесть-семь раз, получаются десятки тысяч долларов. А выписывать это в виде зарплаты, значит отдавать налоги, плюс американские налоги. Вот как это решать?»

«Может ли быть по-другому? Сейчас некоторые организации, в том числе МГУ, пытаются закупить все заранее, решить, что нам потребуется в будущем в течение энного числа лет. Но мы так даже в Советском Союзе не работали. Я не знаю, кто может решить эту проблему, Президент страны? Мы готовы обратиться к нему, возможно, совместно с академией наук. Должно быть разрешение на покупку хотя бы минимального набора реактивов. Без этого науки просто быть не может».

Паоло слушал внимательно и становился все мрачнее. Попросил официанта принести двойной эспрессо, которым

всегда завершал ужин. Но после глотка кофе вдруг оживился и сказал:

– Раз проблема обсуждается так широко, и не только русскими, но и зарубежными учеными, то правительство наверняка должно ее решить. Это же очевидно и не может долго продолжаться. Начнем, посмотрим, что удастся сделать за эти два месяца.

7

Маккиарини уехал, предполагая вернуться через две недели на собеседование кандидатов. Но в университете произошла непонятная задержка с объявлением конкурса. Мы никак не могли получить CV для первоначального отбора. Я позвонила профессору Елене Ивановне Кондратьевой, которая руководила в университете научно-организационным отделом и помогала нам с конкурсной заявкой. Два года назад она перевелась в Краснодар из Томска, была вовлечена в большую науку, отличалась быстротой и предприимчивостью. Она не объяснила причин задержки конкурса, но обещала сделать все возможное. Через день пришло пятьдесят резюме от кандидатов. Паоло просмотрел их и схватился за голову (мы говорили по скайпу). Практически ни один из них не соответствовал хотя бы двум-трем из составленных им критериев для отбора.

– Просто не знаю, что делать, - сокрушался он.
– Они не смогут работать.

Я предложила ему выход, подсказанный Еленой Ивановной:

– Есть несколько человек, которые посильнее других, но плохо знают английский. Если мы исключим этот критерий, возможно, удастся кого-то отобрать. А язык они выучат.

Так и поступили. В день собеседования в приемной ректора собралось пятнадцать человек: интерны, аспиранты, кандидаты наук, более старшие сотрудники, - все были в одинаковом положении, поскольку в конце концов Паоло, внутренне, для себя, определил главный критерий отбора. Его формулировка. «Неукротимое желание освоить новую область». Как он собирался понять это через переводчика (поскольку требование обязательного знания языка было снято), было загадкой.

Собеседования оказались недолгими. Он задавал примерно одни и те же вопросы: «Почему хотите работать в проекте?» Ответы были разными: от «желания заниматься большой наукой» до мечты «вырастить орган».

«Приходилось ли вам работать на таких-то и таких-то приборах?» - большинство ответов были отрицательными.

«Есть ли семья, и готовы ли вы надолго уехать из Краснодара» - почти все отвечали утвердительно. Лишь двое спросили, как надолго придется уехать и куда.

В заключение он задавал свой коронный вопрос: «Готовы ли вы работать 25 часов в сутки?» - Все уверенно отвечали: «Да». После этого Маккиарини неизменно добавлял: «Я не шучу - 25 часов, это так и будет».

Последним был уверенный молодой человек лет тридцати, кандидат наук, который ответил утвердительно на второй вопрос об опыте работы с приборами. Говорил по-английски, очевидно, что он хорошо подготовился, поскольку свободно оперировал терминами, имеющими отношение к регенеративной медицине. У меня не было сомнений, что уж его-то профессор возьмет. Но этого не произошло. Маккиарини, записывавший на листочке имена собеседников, после окончания попросил повторно вызвать пятерых. Это оказались четыре девушки и один высокий худой парнишка в очках, про которого Паоло сказал: «Это настоящий пост-док», и по-отечески похлопал его по плечу. Звали его Саша Сотниченко, и он был интерном.

С одной из кандидаток профессор говорил особенно уважительно и выразил надежду, что после многоступенчатой стажировки она сможет стать его заместителем в лаборатории. Это была кандидат наук, доцент Елена Губарева - самый молодой доцент в университете, а до этого - обладатель президентской стипендии. Паоло ни о чем этом не знал, но повинуясь внутреннему чутью, выделил ее на фоне других кандидатов.

Другая девушка, аспирантка Елена Куевда, по специальности была хирургом, но хотела, также, как и Паоло, освоить науку - о чем сообщила, отвечая на первый вопрос. Этот ответ ему понравился.

Поделиться с друзьями: