Мельница Морквина

Душа же принца, в свою очередь, извлеченная из собственного обиталища, перешла в тело мерзкого зеленого вампира. А Спилгрим занял его место, став для всех женихом несчастной принцессы.

Когда собравшиеся немного перевели дух, их глазам предстал обезумевший горбун и крутящаяся по полу, грызущая собственные лапы, зеленая собака.

– Вот, что случается, когда слишком близко приближаешь простолюдинов,– сказал «король», устами которого говорил теперь Оркмахи.– Взять их!

И, когда навалившаяся стража связала бесноватого горбуна и его собаку, прибавил:

– Но милость моя велика. Посадить горбуна в холодную, а когда успокоится, быть ему королевским шутом. Он это заслужил!

Королева, жена Одела, жалостливо поджала губы.

– А, может, лучше в Доглен, в лечебницу? Бедняжка так переволновался…

– Что ты, дорогая?– возразил «король».– Лучше, чем в этом замке, ему уже нигде не будет.

– А что с собакой?– спросил начальник стражи, с трудом удерживая рвущееся из его рук зеленое существо.

– В клетку и в Северную башню. И кормить хорошо… Собака видно, редкая, с крыльями. То-то гости на свадьбе повеселятся.

Вскоре стреноженных горбуна с его собакой увели.

«Король» встал, поднял правую руку, обвел взглядом смолкнувший зал и громко, торжествующе произнес:

– А теперь… всем веселиться!!

глава пятая

Подземелье

Если верить одной старой легенде, коих в здешних местах превеликое множество, замок короля Одела в незапамятные времена построили два брата великана.

Так ли оно на самом деле, проверить теперь дело довольно хлопотное, но только громадные серо-черные камни, из которых сложены неприступные стены, нынешним строителям точно не по зубам.

Кое-кто поговаривает, что и теперешний хозяин замка прямой потомок одного из великанов, по имени Дин. Старший-то, Дон, так до конца своих дней и не женился и наследников после себя никаких не оставил, так, что замок и все земли вокруг, и богатства, с тех пор передавались только по линии младшего.

Тут, справедливости ради, надо заметить, что если в роду у него и были великаны, сам Одел ни ростом, ни силой даже смолоду особо не выделялся. Но что делать? Мельчает народ…. Нынче даже славные короли ничем, кроме одежды от простых смертных не отличаются.

Иное дело замки! Вернее их стражей нет! Их, где поставили, там они и стоят, с места за полтыщи лет ни разу не сошли, и меньше ничуть не стали. Каждый следующий владелец считал своим долгом еще больше укрепить и украсить свой замок.

Дед нашего Одела углубил и расширил ров вокруг стен и соединил его протоком со стремительным горным ручьем, вполне способным сойти за реку. Отец его, правивший очень недолго – до сражения с иноземцами, где он погиб, защищая свои владения – надстроил и без того высоченную Главную башню и по всему периметру крепостной стены возвел сторожевые башенки с узкими бойницами для своих лучников.

Изменения не коснулись лишь подземелья Северной башни. Глубина и запутанность его многочисленных лабиринтов поражала.

Братья-великаны и те, должно быть, чувствовали себя в нем карликами и нарочно устроили его так, чтобы играть там в прятки долгими зимними вечерами, пока младший из них, (ну, мы о нем уже упоминали) не женился и не нашел для себя более достойное занятие.

Неподъемный, грубо отесанный камень, с мерзким скрежетом вернулся на место, снова замуровав подземный ход и отрезав путь к отступлению.

– Ты в замке-то, слышь, не задерживайся,– услышал еще Тимофей, и шаги Морквина, в ногу со звучным шлепаньем Болотня, стихли по ту сторону кладки.

На груди у него беспокойно шевельнулась гадюка. Ворона слегка клюнула в шею.

Пора было действовать и, переведя дух, он поднял руку с масляным фонарем.

Тусклый, прыгающий в такт колотящемуся сердцу огонь выхватил небольшой круг света под ногами. Тимофей разглядел несколько крупных гладких костей, верхнюю часть расколотого пополам черепа и ржавый, почерневший кусок рыцарского панциря на пучке гнилой соломы.

Соломой был усеян и пол вокруг. Никаких признаков обещанной Морквином мраморной лестницы с коврами, ведущей наверх, в покои принцессы, не наблюдалось. Не трогаясь с места, чтобы не потерять начало подземного хода за спиной, Тимофей поводил высоко поднятым фонарем.

Огромные серо-черные камни, с выступившей на них мохнатой плесенью и вбитым ржавым кольцом. Уходящая в темноту цепь. Сладковатый запах тлена и ледяной, уже пробравший его до костей холод…

– Ну, мы попали,– отчего-то шепотом произнес Тимофей.– Напутал чего-то ваш Морквин.

И, опомнившись, он забарабанил пяткой по стене, тщетно пытаясь вернуть молодого колдуна.

Кричать он не решался, а от ударов мягкой, золоченой, с загнутым носком туфлей, шума выходило не больше, чем издает капля, падая в мокрый снег. Исполинские камни гасили любой звук.

Не кстати пришла мысль, что когда здесь истязают узников, их стоны, должно быть, не слишком беспокоят прочих обитателей башни.

– Что делать будем?– спросил он вслух неизвестно кого, потирая ушибленную ногу.– Поползли в обход?

Гадюка, доселе мирно дремавшая у него за пазухой, неожиданно высунулась и в секунду обмоталась вокруг шеи. Холодное, твердо-упругое тело змеи обожгло вспотевшую кожу. Мысли о многочисленных опасностях, подстерегающих его при встрече с хозяевами замка, тут же улетучились. Какое там! Треугольная голова со снующим взад-вперед раздвоенным языком, покачивалась теперь в районе его левого уха, в любой момент готовая нанести смертельный удар.

– Глаза в землю,– сказал Тимофей мелодично, стараясь успокоить гада,– и вдоль стеночки. Как раз к весне подвальчик и обойдем…

Змея чуть сжала кольца. Подумалось – Гадюка не помощник. Разве, что ужалит, если попадусь.

Морквин что-то говорил о любви хозяев замка к массовым зрелищам. Таким, как принародное сожжение колдунов. А кто я для них буду, если меня схватят в этом подвале?

Ворона на плече сдержанно каркнула. Зачем Морквин их дал?

Тимофей осторожно почесал птицу, потоптался немного и решил, что пока змея его не ужалила, вернее всего будет выйти ближе к центру громадного подземелья, снять с лампы стеклянную колбу и посмотреть, куда отклонится пламя. Откуда сквозит, там, должно быть и выход.