Мельница Морквина

И он двинулся в путь, на чем свет стоит, ругая Морквина, который не догадался дать для змеи в дорогу чего-нибудь вкусного.

Чтобы сэкономить масло, пришлось прикрутить фитиль. Стало совсем темно, только красноватая точка под стеклом чуть мерцала, издавая слабый запах копоти.

Что же едят змеи? Мышей, лягушек… Может, проголодавшись, гадюка отправится на охоту и избавит его шею от своего присутствия.

Стараясь не слишком отрывать ноги от пола, чтобы не споткнуться, Тимофей сделал сотни полторы шагов. Путь ему преградило какое-то препятствие. Он быстро добавил света, поднял фонарь.

Под ногами у него и метра на четыре вперед, сколько хватало света, лежала беспорядочная груда костей, едва прикрытых истлевшими лохмотьями.

Придя в себя, он разглядел почти целые скелеты, изогнутые и искореженные, в самых невообразимых позах. В голове у него сделалось пусто, но потом, откуда-то со стороны затылка, выплыла смутная догадка.

Он вдруг сообразил, что тут происходило на протяжении, возможно, не одной сотни лет.

Сняв стеклянную колбу, он освободил пламя, но, вместо того, чтобы отклониться в сторону, он вдруг вытянулось вверх и тихо загудело.

– Однако, тяга,– успел пробормотать Тимофей и, вспорхнув с его плеча, ворона свечкой взмыла в темноту.

Сверху, усиленное эхом, донеслось ее отдаленное карканье. Через несколько минут, плавно спланировав, она вернулась на место. Видимо, где-то высоко, возможно в потолке подземелья, было отверстие.

Поежившись, Тимофей чуть отошел от горы скелетов. Должно быть, хозяева замка так избавлялись от незваных гостей. Сбросил, и никаких тебе проводов. Он попытался посчитать, сколько их, незваных, закончили свой путь в этом подземелье.

– Один, два, три,– начал он, сбился и вдруг понял, что если сейчас, не медля, не собрать на этом самом месте стог гнилой соломы, то мертвецов может стать на одного больше.

– Четыре, пять, шесть…– Он заставил себя бросить скорбную считалку. Кто знает, не придется ли ему самому скоро проделать этот путь?

Соломы под ногами почти не было, но в замках, он слышал, узников содержат у стен.

Сама мысль, что для того, чтобы подстелить себе соломку, ее придется выдергивать из под прикованных к стене мертвецов, сильно его беспокоила.

Ворона слегка клюнула его в затылок. Змея еще сжала кольца.

Посчитав это знаком, Тимофей оставил вместо маяка фонарь и принялся стаскивать к центру солому, закидывая скопившихся за века гостей замка.

– И вам теплее,– шептал он на бегу, – и мне помягче будет…

Он добирался до стены, ногой сгребал солому и, падая, и уже не слишком оберегая свой наряд, возвращался назад.

Выдергивая пучок осклизлой соломы из-под очередного мертвеца, он уговаривал себя:

– Ты, что, Тимофей, мертвецов испугался? Живых надо бояться и этих…. О ком Морквин говорил, оживших всяких. А мертвецы народ тихий, смирный…

Ворона, чтобы не мешать, грелась на полу, у фонаря. Змея же, намертво завязалась у него на шее, и только голова ее покачивалась из стороны в сторону, в такт шагам.

Вскоре гора костей скрылась под соломой, стала походить на высокую скирду.

– Последний заход,– похвалил себя Тимофей,– и хоть с крыши прыгай.

В потемках он достиг отдаленной части стены и принялся сгребать ненавистную солому.

Как назло, пол в этом месте был почти голым, и он ушел довольно далеко. Ему уже казалось, что стена загибается, и он кружит по периметру подземелья, раз за разом перешагивая через одни и те же останки.

Внезапно, слева от себя он различил неясный шум. Боясь ошибиться, замер, но змея – тоже что-то почуяв – подняла голову.

Вскоре он услышал шелест, как от сухих листьев, хруст и приглушенное чавканье, вперемежку с отвратительным попискиванием.

Летучие мыши! Морквин говорил, что оборотень эту нечисть с собой с болота прихватил. В полнолуние с ними он выезжает на охоту. Вроде соколиной, только на людей. А между делом они здесь, в подземелье обитают. Только Морквин клялся, что они вечно спят, и совсем не опасны.

Волосы у Тимофея под нарядной чалмой зашевелились. Он медленно, стараясь больше не шуметь, нагнулся, пошарил по полу, подобрал кость потяжелее. Оглянулся.

Где-то далеко мерцал красноватым светом оставленный им фонарь. В свете его, у подножия соломенной горы, вышагивала ворона. Впереди шуршали и чавкали пирующие нетопыри. Он дико замерз, в кровь ободрал колени и руки, и ни на шаг не приблизился к цели своего визита в замок.

Все это нисколько не походило на те подвиги, о которых он недавно мечтал.

И тут его захлестнула злость. Стиснув тяжелую гладкую кость, бывшую когда-то бедром храброго рыцаря, он кинулся вперед. С ходу он врезался в пирующую стаю, принялся крушить нетопырей направо и налево, молча, методично нанося удары в сухие, почти невесомые тела.

С душераздирающим писком, хлопая перепончатыми крыльями, стая оставила жертву и, обдав еще Тимофея волной ледяного воздуха, исчезла.

Стало очень тихо. В горячке, Тимофей кинулся к центру подземелья, подхватил фонарь, ворону, и бегом вернулся обратно.

Он разглядел прислоненное к стене тело совсем молодого мужчины в изодранной белой рубахе, с красными пятнами на груди и неестественно запрокинутой головой.

Красивое, в обрамлении спутанных светлых волос лицо было спокойно. Глаза полуоткрыты. На теле не было ни цепей, ни верхней одежды. Похоже было, что еще утром этот человек был среди живых.

– Что я здесь делаю?– спросил Тимофей сам себя.– Какая принцесса? Какой оборотень?

Внезапно змея, до этого момента галстуком висевшая у него на шее, ослабила кольца и, скользнув вниз, по ноге, пропала в темноте.

– Куда ее понесло?– Тимофей успел привыкнуть к хладнокровному гаду, и присутствие змеи его даже успокаивало.

Возможно, потому, что гадюка на шее, поначалу вызывавшая лишь ужас, вытеснила скоро страх перед всем остальным, перед тем, что окружало его здесь, в подземелье, и что, скорее всего, ожидало впереди. Через некоторое время он успокоился и перестал всякую секунду ожидать смертельного укуса. Страх перед змеей прошел, а перед остальным так и не вернулся. И вот, теперь гадюка исчезла…