Мерецков. Мерцающий луч славы

–  Я не из робких, Кирилл Афанасьевич, и военное дело накрепко осело во мне. И воевать я не разучился, воюю, как в финской кампании. Просто у меня недостаточно войск, вооружения и боевой техники. Наступать сеймы моя армия никак не может. Только оборона, и то я не уверен, что нам удастся сдержать натиск врага.

–  И что ты считаешь сейчас главным для армии?
– спросил Мерецков.

–  Держать оборону!
– угрюмо бросил командарм.

А вот как её держать, мне ещё надо подумать.

–  А ты что скажешь, Алексей Николаевич?
– обратился Мерецков к молча сидевшему у карты начальнику штаба Крутикову. Когда на вопросы представителя Ставки отвечал командарм, он, казалось, не обращал внимания на то, что говорил генерал Гореленко, а думал о чём-то весьма серьёзном, шаря пытливым взглядом по карте. Теперь же он заявил Мерецкову, что его крайне беспокоит Петрозаводская группа наших войск. Он показал на карте, где сейчас дислоцируется эта группа. Финны вот-вот выйдут на берег Онежского озера, в район селения Шелтозеро, и сбросят наши войска в воду!

–  Что вы предлагаете?
– спросил его Мерецков.

–  Сам ещё не знаю, что делать, - признался Крутиков.

–  А я уже знаю, - усмехнулся Кирилл Афанасьевич.
– Надо вывести Петрозаводскую группу войск из-под удара и перебросить её на юг и там по реке Свирь организовать прочную оборону.

–  Интересная мысль!
– одобрительно воскликнул Крутиков.

–  Значит, снова отступать?
– съязвил генерал Гореленко, глядя то на Мерецкова, то на генерала Крутикова.

–  Да!
– ответил Мерецков.
– Но отходить организованно. Левый фланг армии своим огнём прикроют корабли Ладожской военной флотилии адмирала Хорошхина, а вот войска правого фланга станут отходить с боями. Чего мы этим достигнем? Выпрямим линию обороны, и будет она проходить от Ошты до Подпорожья.

Генерал Крутиков взял циркуль и линейку и быстро измерил расстояние, которое с боями должны преодолеть войска правого фланга армии.

–  Почти сто пятьдесят километров!
– воскликнул он.

–  Это большой риск, мы можем потерять все войска правого фланга армии, - возразил командарм Гореленко.
– Нет, такой план я не приемлю. Нужно что-то другое...

–  Согласиться с тобой, Филипп Данилович, я не могу!
– жёстко возразил Мерецков.
– Мой план - это спасение армии и укрепление обороны. Отводя войска, мы создадим на Свири такую оборону, которая станет броневым щитом от Карельской армии финнов. Вы, Алексей Николаевич, согласны?

Крутиков передёрнул плечами.

–  Ваш план выигрышный, и я не понимаю, почему командарм против.

–  Потому против, что я командарм и мне отвечать за армию!
– громко и запальчиво произнёс Гореленко. Взглянув на заметно смутившегося представителя Ставки, он чуть тише добавил: - Я, товарищ генерал армии, ценю вашу заботу, но ваше предложение решительно отвергаю. Оно не сулит нам выигрыша.

Лицо у Кирилла Афанасьевича потемнело, стало каменным. Какое-то время он молчал, затем встал из-за стола и заговорил официально:

–  Данной мне властью, генерал Гореленко, я беру командование 7-й армии на себя.

–  Как «берёте на себя»?
– побледнел Гореленко. На его растерянном лице появилась недобрая улыбка.

– Вы что, шутите?

–  Ничуть!
– Мерецков подошёл к столу, где находился аппарат ВЧ, и позвонил в Ставку. Трубку снял Верховный.
– Товарищ Сталин, докладывает генерал армии Мерецков. Я разобрался в обстановке и командование 7-й армией взял на себя.

–  Что, ваш друг по финской кампании оказался не на высоте?
– донёсся до Мерецкова голос вождя.
– А вы хвалили Гореленко...

Мерецков сказал Верховному, что подробности смены командарма он сообщит в телеграмме по «бодо».

–  Моя задача - остановить финнов на Свири, и я это сделаю!

–  А как быть с генералом Гореленко?
– раздалось и трубке.

–  Я ещё не решил. Разрешите позже сообщить вам?

–  Делайте всё так, как считаете нужным, товарищ Мерецков, - ответил Верховный.
– Но врага надо обуздать! Это будет большая поддержка сражающемуся Ленинграду.

Некоторое время в штабе стояла напряжённая тишина. Генерал Крутиков, застыв у карты, смотрел то на своего теперь уже бывшего командарма, то на Мерецкова и не знал, как ему быть. А Гореленко, похоже, ещё не совсем пришёл в себя. До него лишь сейчас дошло, что он уже не командарм.

–  Генерал Крутиков, подготовьте приказ о моём вступлении в должность командующего 7-й армией, и я подпишу его как представитель Ставки. Приказ немедленно объявить по войскам. А потом займёмся с вами операм,m и по отводу войск на новую линию обороны.

–  У меня просьба, но боюсь, что вы её отвергните, - тихо обронил Гореленко.
– И всё же я скажу... Во-первых, прошу меня извинить за горячность, я был неправ, во-вторых, и это главное, я хотел бы остаться в 7-й армии.

–  В качестве кого?

–  Как вы решите, так и будет, - угрюмо произнёс Гореленко.
– Постараюсь оправдать ваше доверие... Да, я допустил много ошибок, армия потеряла ряд боевых позиций и теперь всё ещё отступает. Но я готов умереть, только бы искупить свою вину в боях.

Мерецков подошёл к нему. Генерал смотрел на него честно и открыто.

–  Хорошо, Филипп Данилович, беру вас в свои заместители, вместе будем сражаться с врагом, вместе выполнять приказы Ставки. И без капризов, ясно?..

–  Так оно и будет, товарищ командарм!
– слегка повеселел генерал.

Отход и перегруппировка войск на фронте - дело нелёгкое, но Мерецкову уже приходилось этим заниматься. Командарм 7-й действовал энергично, управляя войсками. Его заместитель генерал Гореленко следовал за ним буквально по пятам, впитывая в себя всё, что делал Кирилл Афанасьевич. «Перерождение» генерала не удивило Мерецкова. Он посылал Гореленко на самые опасные участки, где особенно упорно проходили бои, и тот твёрдой рукой наводил порядок.

–  Кажется, я теперь понял, где допускал ошибки, - вдруг сказал Гореленко, когда они сели обедать.
– Я старался распределять войска и вооружение равномерно по всему рубежу обороны. Противник этим пользовался, сосредоточивал в нужном месте свои резервы и мощным ударом таранил нашу оборону. Факт?