Мерецков. Мерцающий луч славы

Крутиков перечислил: стрелковый полк, два миномётных и два сапёрных батальона, десять походных кухонь и запасы продовольствия.

–  И это всё?
– удивился командарм.
– Жадный ты, Алексей Николаевич! Прибавь к тому, что ты сказал, танковую бригаду и ещё два миномётных батальона и всё это немедленно отправляй в район Тихвина.

–  Отдать наши скромные резервы...
– начал было начальник штаба, но Мерецков осадил его: - Хватит базарить, Алексей Николаевич. Верховный потребовал немедленно освободить Тихвин, и грош нам цена, если мы с тобой этого не сделаем!
– Кирилл Афанасьевич не без улыбки взглянул на Крутикова.
– Ты ещё не был на ковре у Верховного? То-то, дружище. Я тоже пока не был, но другие были. Слышал про командующего Западным фронтом генерала армии Павлова?

–  Дошёл и сюда слух, что его будто расстреляли за беспечность.

–  Не только одного Павлова, едва ли не всё руководство фронта!..

Оставив за себя генерала Крутикова, Мерецков к вечеру вместе с дивизионным комиссаром Зеленковым, генералом Павловичем, комбригом Стельмахом и другими убыл на машине в Сарожу, которая была в двадцати километрах от Тихвина, где хозяйничали гитлеровцы, наводя «железный порядок». В сумерках прибыли в Сарожу. Мерецкова встретил командир батальона - плечистый майор в полевой форме. На вопрос, где находится командарм Яковлев, майор ответил:

–  Не могу знать, товарищ генерал армии! Войска 4-й армии отходят, свой батальон я уже приготовил.

Глаза у майора были большие, тёмно-голубые, в них сквозила настороженность.

–  Как сдали врагу Тихвин?
– спросил Мерецков.

–  Немцы ворвались в город внезапно, - пояснил майор. Он рассказал, как всё произошло и где теперь наступают гитлеровцы.

–  А где располагается штаб армии?

–  Не могу знать, - передёрнул плечами майор.
– С утра я посылал своих людей в разведку, но они так и не выяснили, где штаб.

–  Что будем делать, товарищ командарм?
– спросил комбриг Стельмах, когда комбат организовал им ужин и солдатской столовой.

Мерецков сказал, что Стельмах останется с батальоном, а он вместе с генералом Павловичем и адъютантом капитаном Бородой выедет на основные направления, по которым отходили войска, и разыщет командиров соединений и частей. Сейчас важно объединить разрозненные подразделения в отряды и организовать управление ими.

–  Я хочу увидеть на месте, где находятся войска 4-й армии. Да и генерала Яковлева надо найти!

Кирилл Афанасьевич был тих и краток, хотя в душе у него бушевала буря. По существу, войска 4-й армии разобщены, они в беспорядке отходят, между ними нет связи. «Если об этом станет известно Сталину, Яковлеву может выпасть судьба генерала армии Павлова, - подумал Мерецков.
– Необходимо скорее его найти и принять у него армию».

Мерецков выехал из Сарожи и на пятом километре просёлочной дороги в селе Бор встретил командира 44-й стрелковой дивизии полковника Артюшенко и командира 191-й стрелковой дивизии полковника Виноградова. Представившись, Кирилл Афанасьевич спросил, не знают ли они, где находится штаб армии.

–  У нас связи со штабом армии нет, - удручённо ответил Артюшенко, а Виноградов добавил, что обстановка на этом направлении сложилась не в нашу пользу, сдерживать натиск фашистов почти нечем, численность двух дивизий не превышает численности полка.

–  А в моей сорок 44-й дивизии всего человек семьсот.
– пожаловался Артюшенко.
– У нас нет ни артиллерии, ни миномётов, ни танков, нет и транспорта.

–  Да вы что, полковник, шутите?
– едва не вспылил Мерецков. Выражение его лица стало жёстким, а на бугристых скулах заходили желваки.
– Где же ваша боевая техника? В боях растеряли?

Артюшенко глухо, не без раздражения сказал:

–  Мою дивизию перебросили с Ленинградского фронта самолётами, мы взяли с собой лишь стрелковое оружие. А с автоматом или винтовкой на вражеский танк не пойдёшь! Потому и отступаем.

–  Вот что, полковник. Теперь я командующий 4-й армией, меня назначила Ставка, - сухо и неторопливо заговорил Мерецков.
– Приказываю вашим войскам к десятому ноября занять оборону вот здесь!
– Кирилл Афанасьевич указал район на карте.
– По северному берегу реки Шомушка. Что вам надлежит сделать? Перерезать дорогу на Лодейное Поле, преградить путь танкам противника на север. В помощь вам я направляю резервные войска и боевую технику из своей 7-й армии...

–  Танки будут?
– прервал командарма Артюшенко.

–  Дадим вам танковую бригаду, больше у меня танков нет.

–  А нельзя ли выкроить хотя бы два десятка орудий? Как же нам бить танки?

–  Постараюсь это сделать.
– Мерецков подошёл к столу, на котором адъютант капитан Борода разложил рабочую карту командарма.
– Хочу ещё раз показать вам, где и когда войска ваших двух дивизий должны занять и оборудовать оборонительные позиции... На них вы обязаны стоять насмерть!
– Голос у Мерецкова был твёрд и решителен, глаза блестели.
– То, что недавно вы, как морские крабы, пятились назад, забудьте! Тот, кто без приказа сделает шаг назад, будет тут же расстрелян!

–  Станем биться до последнего, куда уж нам теперь отступать, - ответил за двоих Виноградов. Его спокойные чёрные глаза смотрели на командарма доверчиво, в них выражалась готовность выполнить только что отданный командармом приказ.

–  Ну-ну, покажите, комдивы, на что вы способны!
– Добродушная улыбка скользнула по лицу командарма.

В селе Бор Мерецков оставил генерала Павловича, на которого возложил общее руководство по сбору отступающих войск, организацию обороны и последующего наступления, а сам поспешил в другое село - Большой Двор. Здесь и находился штаб 4-й армии, и первым, кого увидел Мерецков, был генерал Яковлев. Он вышел из штаба и, когда машина командарма въехала во двор, подошёл к ней.

–  Рад вас видеть, Кирилл Афанасьевич!
– Он протянул руку, чтобы поздороваться с Мерецковым, но тот сделал вид, что занят, закрыл дверцу, а затем сурово взглянул на генерала.

–  Я сомневаюсь, Всеволод Фёдорович, что ты рад моему приезду, а вот я рад. Что случилось, почему твоя армия буквально рассыпалась, разбежалась, едва появились вражеские танки? Как ты мог допустить это? Тебя надо за такое руководство армией отдать под трибунал!

Генерал побледнел.

–  Не утрируй, Кирилл, - начал было он, но у Мерецкова вмиг окаменело лицо, а пальцы невольно сжались в кулаки.

–  Какой я вам Кирилл, - с ожесточением выговорил он.

Я генерал армии, представитель Ставки, а не тот генерал, который растерял свою армию и не имеет связи ни с одной стрелковой дивизией!

Яковлев стоял перед ним навытяжку, опустив руки по швам. Лицо его залилось краской. А Мерецков, ничуть не щадя его, сурово продолжал:

–  Ставка отстранила вас от руководства армией, мне приказано временно вступить в командование ею. Я остаюсь также и командармом 7-й.

Генералу Яковлеву следовало бы принять это сообщение к сведению, но он, не смущаясь, заявил: