Мерецков. Мерцающий луч славы

–  Если бы немцы не бросили в бой танки, я бы не отдал им и метра своей обороны, - огорчённо вздохнул Чернов.
– Теперь же мы тут накрепко окопались и никакие силы не сдвинут нас с передовых позиций. Это я вам, товарищ командарм, обещаю!

Помолчали. Как-то вышло само собой, что Чернов заговорил о родных краях, признался, что скучает по ним. Его мать болеет, и, хотя часто пишет, ему бы хотелось съездить домой, проведать её, но никак не получается. Разве до поездок, если тут такая заваруха!

–  Я тоже давно не был в родных краях, - вздохнул Мерецков.
– Но что поделаешь!

Чернов всё порывался спросить у Кирилла Афанасьевича, правда ли, что тот был арестован на второй день войны, но так и не решился. Мерецков, однако, заметил это и, улыбнувшись, спросил:

–  Ты мой земляк?

–  А как же!
– воскликнул Чернов.
– Ещё мой дед учил вас слесарному делу, а моя бабушка была у вас на свадьбе в Судогде, когда вы засватали Дуню Белову...

–  Ну и память у тебя, Фёдор, острая как бритва!
– усмехнулся Кирилл Афанасьевич.
– А вот человек ты робкий, даже мне боишься открыться!

–  Вы о чём, Кирилл Афанасьевич?

–  Ты всё хотел о чём-то меня спросить, но духа так и не хватило!

Брови у Чернова дрогнули.

–  Ладно уж, когда-нибудь спрошу...

–  Спроси сейчас, другого раза может и не быть: война ведь идёт!

–  Вскоре после начала войны в армии пошёл слух, будто вас арестовали...

–  Это правда, Фёдор, - подтвердил Мерецков.
– Но арестовали меня по ложному обвинению, и теперь, как видишь, я сижу рядом с тобой.

–  Я так за вас переживал...

–  Мне, думаешь, легко было сидеть целых три месяца на Лубянке? Как бы не так!..
– Кирилл Афанасьевич облизнул пересохшие губы.

5

Рано утром, едва зажглась заря и небосклон стал оранжевым, Мерецков начал собираться в дорогу. Всю ночь на передовой было тихо, казалось, что вокруг и нет войны. Лишь изредка немцы пускали в небо ракеты, видимо, для острастки. Когда Мерецков пил чай, к нему вошёл Чернов:

–  Бронемашина для вас готова!

–  Не лучше ли поехать на твоём «виллисе»?

–  А если снова вас где-то на дороге обстреляют немцы? Нет уж, дорогой земляк, рисковать я не стану!

–  Не забудь про моё письмо матери Кречета и про похоронку, - напомнил Мерецков.

А через час бронемашина въехала во двор штаба армии. Командарма встретил генерал Крутиков.

–  Вам звонил полчаса назад начальник Генштаба маршал Шапошников, - доложил он.
– Я сказал, что вы в войсках. Он просил позвонить ему.

–  Не говорил, зачем ему нужен командарм?

–  Нет. Голос маршала мне показался недовольным.

–  Ну-ну...

Игорь Кречет очнулся на корабле, и краснофлотец фельдшер, приводивший его в чувство, громко крикнул:

–  Товарищ мичман, солдатик ожил!

В кубрик спустился боцман корабля мичман Сердюк кряжистый моряк с чёрными усами и серыми глазами. Цепкими пальцами он крутил правый ус.

–  Ну вот, считай, пулемётный расчёт канонерской лодки будет в полном составе!

–  А что, товарищ мичман, разве солдатик пулемётчик? спросил фельдшер, скосив на боцмана хитроватые глаза.
– Может, он наше корабельное оружие и в глаза не видел?

–  Научим, если что не так, главное - в расчёте появилась боевая единица! Ты, фельдшер, помоги ему быстрее поправиться, понимаешь, чтобы рана у него скорее зарубцевалась.

–  Где я нахожусь?
– тихо спросил Кречет, глядя на не знакомых ему моряков.

–  Ты у своих, солдатик!
– тронул его за плечо мичман.
– У моряков Ладожской военной флотилии. А нашли тебя наши ребята в лесу, когда помогали пехоте 7-й армии громить врага у посёлка. Ты лежал без сознания в одной гимнастёрке и брюках. Никаких документов при тебе не значилось. Звать-то тебя как?

–  Игорь я, Кречет, родом из Ростова...
– тихо произнёс «солдатик». Лицо у него было белое, словно простыня, на которой он лежал на койке, казалось, в нём нет ни кровинки.
– Я, видно, когда был ранен, много крови потерял...
– Игорь хотел приподняться на локтях, но вскрикнул от боли и снова лёг на спину.
– Голова кружится, дай пить...

Фельдшер налил в стакан воды.

–  Не торопись, солдатик, пей маленькими глотками, не то задохнёшься.

–  Рана-то болит?
– спросил его мичман, тронув за плечо.

–  Ноет рана, - также тихо ответил боец.
– Нас танки атаковали. Помню, как метнул бутылку с «горючкой» в танк. Он запылал, я тут же бросил гранату...
– Кречет передохнул.
– Хотел бежать в лес, но появился другой танк, я и его поджёг бутылкой с горючей смесью. Из танка стали выскакивать немцы, ну я, значит, по ним из автомата. Гляжу сквозь дым, а неподалёку появился третий танк. Была ещё граната, бросил её в танк и побежал в лес. У дерева что-то больно кольнуло в плечо. Понял, что пуля задела... С трудом шёл по лесу, а потом упал. Больше ничего не помню...

–  Где воевал?
– спросил мичман.

–  Я прикрывал генерала армии, - обронил Кречет.

–  А может, ты спасал маршала?
– усмехнулся мичман.

–  Нет, я вёз в машине командарма, когда по нам ударили вражеские танки.

–  Куда же делся твой генерал?
– съязвил боцман.

–  Он ушёл в лес, чтобы добраться до полка... Воды, - попросил Кречет, - дайте воды!..
– Голова у него снова закружилась, и он потерял сознание.

«Бредит, какой тут ещё генерал армии, - недоумевал боцман.
– Так и есть, бредит».

Фельдшер сделал раненому укол, и Кречет очнулся.

Сердюк поспешил к командиру корабля. Тот сидел и каюте и писал донесение командиру дивизиона кораблей о высадке отряда армейцев в район деревни Сосновка. Там уничтожен склад боеприпасов противника, он выбит из деревни. На борт доставлен раненый солдат-пехотинец...

–  Разрешите?
– спросил вошедший боцман.
– Товарищ командир, раненый пришёл в себя. Фельдшер заверил, что опасность для жизни миновала и он пойдёт на поправку.