Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
– Это отец. –слова эти были будто ударом ножа куда-то в грудь. Я почти отшатнулась в сторону, желая уклониться, но не смогла. Только кивнула, подходя ближе. – Я звонила ему, когда все уже перешло в стадию невозврата. Он сбил какого-то парня, наверное, тот был укушенным.
Дарлин стояла на ногах, но я видела в темноте комнаты, освещаемой лишь фонариком, что все ее тело дрожало. Каждая косточка скорбела, хотя Джоунс знала, что мы здесь найдем. И я знала. Мы обе знали.
Она опустилась на пол рядом с ним. Облезшая кожа, сухость и хрупкость костей, белки глаз и оборванная одежда. Не отвращаясь видом всего этого, Дарлин аккуратно подняла голову трупа собственного отца,
– Жаль, что мы не можем его похоронить, хотя, тут нечего хоронить. – Дарлин сидела с головой мертвого отца на коленях больше пятнадцати минут, а я стояла рядом. Она сидела, молчала, смотрела в одну точку, редко моргая, а я просто стояла. Просто стояла до того момента, как она не заговорила, а потом подруга накинула на то, что осталось от тела, пыльный легкий плед с дивана.
***
– Споешь что-нибудь? – мы сидели на кожаном диване в гостиной, выключив фонарик и одернув плотные шторы на окнах, пропуская белый свет луны, молча. Дарлин иногда что-то говорила, рассказывала о прошлом. А я слушала, потому что знала, что ей нужен был слушатель, а не помощник или психолог. Джоунс было достаточно того, кто мог бы понять чувства, печаль и страдания, которые уже устали проявляться во всей красе.
Дарлин разрешила себе несколько слез, которые беззвучно скатились по щекам, а после по подбородку. Плакала она скорее от осознания всего, не из-за разложившегося тела, потому что в нем сложно было признать мистера Джоунса.
– Ты хочешь, чтобы я спела? – я тяжело выдохнула, понимая, что подобным я не занималась уже долгое время. Я замаялась, уставившись на свои руки, хотя они не имели никакого отношения к голосу. А потом еле кивнула, соглашаясь.
Дарлин начала снимать зимние ботинки, расшнуровывая завязки. Я просто молчала – она была вольна делать самые безумные вещи сейчас, сегодня она имела на это право. Когда у человека несчастье, ему прощают все до последнего греха. Она хотела снять и носки, оставаясь бы босиком, чтобы ступать по холодному полу, но грязь повсюду остановила ее. Я продолжала молчать.
Подойдя к самому окну, Дарлин резко дернула штору и тюль, срывая их вниз, бросая на пол. Я лишь молчала. Не обращая внимания на пыль, что взметнулась в воздух, Джоунс повернулась ко мне:
– Пожалуйста, спой.
Теперь я пела. Это было что-то незатейливое, что-то, что я знала, но не понимала, что это. Сначала была только мелодия, которую я промычала, а после появились слова. Они несли в себе будто мое сожаление и сочувствие, за которыми я пряталась сейчас. Мне было тяжело на все это смотреть, голос дрожал.
Немного пошатавшись на одном месте, Дарлин начала покачиваться из стороны в сторону, прикрыв глаза, будто поглощая каждое слово, а вместе с ним и мои сожаления. А потом, быстро перебирая ногами она закружилась.
Это был танец боли, отчаяния и безумия. Ей было больно, но плакать она не могла – это неуважение к отцу, что не любил слезы. Ей было страшно, но она не могла трястись – это слабость, которую она поклялась не позволять себе. Она страдала, но не могла кричать об этом – мертвецы бы услышали. Вместо всего этого она лишь крутилась вокруг себя, чувствуя, что вместе с ней крутятся и все чувства. Когда-нибудь, когда крутиться надоест, а все вокруг тоже завертится: стены, потолок, мебель, тогда страдания исчезнут. Она хотела, чтобы они исчезли. Она делала все для этого.
Дарлин страдала, страдала и я.
Мне было грустно, печаль чувствовала и она.
Успокоение и безмятежность с головокружением
приходили к одной, их испытывала и другая.Ночь была таинственной.
***
– Пока вы не уехали, я бы хотел кое-что обсудить, -Вильям наконец отыскал в Холвудс Билла, которого воссоединившаяся семья благодарила за все. Старик лишь говорил, что очень рад и так получилось само собой, но счастливые родственники были слишком рады, чтобы слушать подобное.
– Ну, время еще есть, до темноты несколько часов, а путь до станции занимает немного больше получаса, - принимая дело лидера Холвудс со всей серьезностью и внимательностью, Билл был счастлив отделаться от людей, что лишь говорили, но не слушали других. Казалось, не важно, что ты им скажешь, услышат они то, что хотели услышать.
– Я все думал о людях, что убили вашего человека на шоссе. – Билл напрягся, а Вильям, заметив это, поспешил исправиться. – Меня волнует их близость, может, нам стоит найти чужую группу первыми? Если они убили человека просто так, то это опасно для нас всех.
– Во время одной вылазки несколько человек отстали от основной группы из-за обстоятельств. Их нашли, но только в меньшем количестве. Смерть Майкла как стычка с людьми не была единичным случаем. И дело в том, что группы напавших определенно были разными, потому что расстояние и промежуток времени были неподходящими.
– Хотите сказать, что нас окружают, по меньшей мере, две группы психопатов. – Вильям стал напряженным и слишком задумчивым, такая перспектива не радовала его. Хорошо было только то, что теперь есть друзья и оружие, намного больше чем было. Потому что, если верить словам старика, то ситуация не самая лучшая.
– Я называю их врагами, с каменным лицом высказал свое отношение к происходящему Билл. Он, несомненно, думал о мести, о том, чтобы виновные были наказаны,- какая-то маленькая справедливость внутри этого седого человека не могла спать в такое время -но старик понимал, что сейчас идти искать убийц было плохой идеей.
– Может, они в Чикаго? – предположение было логичным, потому что вблизи станции и города не было каких-то мест, чтобы обитала хоть самая мелкая группа. Хотя, в большом городе, вроде Чикаго, куда направилась прошлая стая мертвецов, выживать было сложнее. Холвудс просто повезло, но не каждый наделен такой удачей. Далеко не каждый.
– Может, но сейчас у нас есть и другие заботы. Нам придется немного подождать.
========== 0.1.Дом у железной дороги давно пуст ==========
Светлый домик, сделанный по последнему слову строительства, чьи окна и небольшой балкон выходят к железной дороге, где ходят поезда, наполненные отчаявшимися людьми, людьми без цели, занятыми, сломленными, всегда был немного печальным – его прямоугольные окна были похожи на грустные глаза, которые светились только вечером и ночью, если мать не спала… Не спала она теперь часто. Дом этот, у рельсов, был светлым, что внутри, что снаружи – темных цветов мы теперь не переносили.
Я часто следил за проносящимися вагонами, ловил лица незнакомцев, которые после тут же забывал, думал об их мыслях, хотел узнать хоть что-то. Пускай незнакомцы были всегда разными, а, может, я просто не узнавал их на следующий день, но у этих пролетающих мимо людей, скорее всего, не замечающих меня вообще, были свои истории: печальные, веселые, трогательные, да какие угодно! У каждого был свой рассказ, будто неповторимая книга жизни. У меня такая тоже имелась. Вот только обычно у каждого была одна история, одна книга, которая продолжалась, состояла из множества глав, у меня же их было две: первая сгорела, другая недавно начала заполняться.