Мертвый мир - Живые люди

– О! Тэд! Я ведь знаю, кто это, да? – Николас почти ликовал, подобно ребенку. Только нож в его руках не давал покоя. – Это рыжий безымянный зверек?

***

«Зоопарком» оказалось бывшее грузовое судно, которое давно не могло «путешествовать». Палуба корабля была затоплена редкими летними дождями, и никто не стремился исправить этого, потому что пленников в этом месте давно не было, но теперь все изменилось. Кажется, это новый дом. Но долго мы здесь не задержимся, я обещаю тебе, Билл, мы выйдем отсюда, найдем настоящий дом, создадим его, спасем семью. Ты будешь нашим отцом, а мы детьми, мы все ведь –родня. Не по крови, нет, это ведь бред, нас связывает больше, чем какая-то жалкая кровь. Мир показал, что кровные узы ничто, что это просто красная жидкость. Мы навеки соединены смертью и жизнью, улыбками и слезами. Не может же случиться так, что, если умрешь ты, кто-то из нас останется живым. Или наоборот.

На этом судне раньше перевозили животных. В листе последнего пути пунктом был указал Айл Ройал. О подобном месте я никогда не слышала, но, наверное, это где-то в Канаде, на границе озера Мичиган. Может, это часть материка или же остров.

«Комнатой» нашего проживания стала клетка, одна из многих. Кажется, самое низшее помещение, самое темное, стало домом. Здесь были всего два плафона с тусклыми желтыми лампочками, да один иллюминатор – остальные были затерты черной краской. В этом низшем отсеке было множество металлических однотипных, больших по размеру-так, что мы могли стоять внутри-клеток, выстроившихся в несколько ровных рядов. Из клетки, куда двое посадили меня и Билла – остальные «комнаты» были пусты-, можно было увидеть лестницу наверх, правда, она плохо освещалась. Пришлось прислушиваться, чтобы узнать о чужом приближении.

Которое последовало незамедлительно, стоило нам со стариком о чем-то заговорить. Разговор начался как-то непринужденно, будто мы вовсе не сидели в клетке, да и не находились в плачевной ситуации. Нам действительно было приятно от того, что мы сделали недавно с прихвостнями Николаса, мы и не думали о последствиях.

Как только послышались шаги и тихий скрип со стороны лестницы, Билл замолк, заставляя меня последовать его же примеру, всматриваясь куда-то в темноту. Старые плафоны тусклых ламп, освещающих огромный отсек в нижней части судна, порой покачивались в стороны, как и сейчас. Отчаянно напрягая глаза, насторожившись, я прислушивалась к шагам, которые вовсе не были тяжелыми и уверенными. Кто-то почти семенил, торопился и порой спотыкался.

В свете желтой лампы, чей свет доставал до нашей клетки, я вижу носки женских ботинок. Странная мысль о том, будто кого-то решили «подселить» к нам, мелькает в голове, но… Мой взгляд, полный подозрения и интереса, смешанного с ненавистью, скользит все выше, позволяя заметить тонкие ноги, покрытые то ли грязью, то ли синяками и царапинами, край длинной юбки, такой, какие носили когда-то в 90-е, а после серую шерстяную бесформенную кофту на пуговицах. Но все это становится неважным через мгновения, когда я понимаю, кто стоит передо мной, кого я не могу узнать, даже пытаясь это сделать.

Эти волосы, эти глаза – все это такое родное и в то же время совершенно незнакомое. Я охуела. Охуела и больше ничего не могла сказать, подумать, сделать. Ошарашенный Билл, не верящий в происходящее, просто застыл в одной позе, когда пытался подняться на ноги. Всего через секунду, когда я вижу поджатые и дрожащие губы, перекрываемые тонкими и исцарапанными руками, ледяная скованность исчезает, и я, почти не обращая внимания на прутья клетки, обнимаю светловолосую женщину, пытаясь прижаться к ней. Билл, кажется, поднялся, осознавая, что это не галлюцинации или обман разума, на негнущихся ногах подходя к нам. Он повторяет мои объятия, позволяя и мне убедиться, что Агата перед нами реальна. Но взгляд старика вовсе не добрый.

– Что с тобой случилось?- звучит этот вопрос вовсе не как слова обеспокоенного друга или знакомого. Билл спрашивает требовательно и серьезно, хмуря седые брови, становясь угрюмым. Он смотрит на Агату, что опускает глаза вниз, словно боясь, и голос старика сочувствующий. Билл словно знает, что не исправит то, о чем думает, то, что случилось, но, почему-то, чего-то желает добиться.

Я не понимаю многого в этот момент, смотрю то на старика, то на Агату и наконец замечаю это! Агата Дуглас больше не та женщина-военная, что была способна диктовать условия, внушать страх и уверенность, командовать. Тот человек вел нас на дальний рубеж, давал советы, был частью совета, после исчезнувшего. Тот человек сохранял порядок, боролся с нехваткой вещей и продуктов, выслушивал жалобы и предложения, управлял станцией перед ее падением. Он казался холодным и строгим, но был ранимым – женщин не признавали военными, судьба их была печальной в любое время. Сейчас же… Теперь это был другой человек, подавленный, растоптанный, униженный, во всех смыслах этого слова.

– Просто не сопротивляйтесь, - будто отвечая на все возможные вопросы сразу, заговорила Агата, и что-то внутри меня дрогнуло, нет, задрожало, будто при мощнейшем землетрясении. Что стало с тем командным тоном, что случилось с женщиной, к которой я испытывала уважение?

– Лучше молчите, потому что здесь иные правила. То, как мы жили – здесь этого нет. Это другой мир, еще более прогнивший, чем тот, что мы видели. Молчите и кивайте.

Казалось, на этой незнакомке, выглядевшей в точности, как уверенная в себе военная, не хватает клочьев волос, не хватает тела – она очень исхудала-, не хватает жизни. Одежда на ней была старой, поношенной и такой грубой наощупь, будто ее забетонировали. Даже кожа Агаты Дуглас, представшей перед нами, казалась использованной и пришедшей в негодность. Она стала шероховатой, будто наждачная бумага, с бугорками выпирающих синих, надутых вен, испещренной царапинами и морщинами. За два месяца женщина постарела так, как могла постареть за десять лет, в этом она была схожа с Биллом. Кажется, старость теперь приходит раньше. И не было теперь в этом человеке самого важного – того истинного характера. В первую нашу встречу Агата была человеком, которого могут не любить из-за его манер и отношения. В первый день нашего знакомства Дуглас говорила, что любит смеяться над верующими, сейчас же она не была способна смеяться вообще.

– Как так… - я не знала, что сказать, ответить или спросить, а женщина понимала мою неуверенность и замешательство, мое неверие. Она, вероятно, сама не верила в подобное, но все это было реально, как и несправедливость, как живые мертвецы. Два месяца она была здесь, два месяца прожила в аду, переходя из рук в руки, как вещь. Вещь без хозяина. Агату отправили сюда, к нам, чтобы окончательно унизить перед самой собой и теми, кто знал в ней лидера и живого человека, настоящего и живущего.

Я почувствовала гнев и скорбь за погибшую Агату из прошлого, поэтому вновь потянулась через прутья клетки, обнимая женщину. Я словно обнимала труп – такой холодной она была, но через тонкую постаревшую кожу и хрупкие ребра, кажется сломанные когда-то, я ощущала сильное и настоящее сердцебиение. Это, наверное, подтверждало, что она живая. В этот же момент я поняла, что пальца на руке Дуглас не хватает.

– Это он? – имени его произносить не было нужно, потому что все понимали, о ком идет речь. Не было нужды и отвечать, потому что все знали правду, что это было правдой. Теперь я почувствовала такую гордость за то, что мне удалось ударить черноволосого мужчину ногой, так унизить его перед ним самим же. Если бы я могла, я бы вновь вернулась туда, причиняя своими же действиями себе боль, вновь переживая смерть Нейла, но вновь же затрагивая гордость Николаса.

– Просто молчите, хорошо? Молчание всегда было золотом… Соглашайтесь и… мне нужно идти, - пугливо оглядываясь куда-то назад, словно зная, что скоро кто-то придет, изучив каждый сантиметр порта, тревожно бросает Агата.- Я бы могла сказать, что рада вас видеть, и я действительно рада, но не в таких обстоятельствах. Если бы я могла, то согласилась бы больше никогда не встретить вас, чем в этом месте.

Она ушла, оставляя после себя только угнетение, разочарование, обиду и больше ненависти. Существуют люди, которые не вызывают ни капли сострадания. Не вызывают ничего, кроме жажды крови. После того, как ты убиваешь таких, ты не можешь почувствовать раскаяния, потому что знаешь, такие сволочи не должны были рождаться. Своим существованием они портят жизни другим.

***

– Мы с твоим братом были очень дружными задолго до того, как тебе исполнилось восемнадцать, милая.-конечно, Рикки чувствовала страх. Конечно, она уже все поняла, и причины игнорирования, и то, почему когда-то давно Тэд не появлялся дома месяцами. Конечно, младшая Крайтон ненавидела человека перед собой. И, конечно же, она понимала, что не должна показывать своей неприязни.

Вы можете спросить, почему Тэд так относился к сестре даже во время апокалипсиса, когда встреча с знакомыми - слишком редкая вещь, но и, конечно же, Рикки даст вам ответ. Теперь, встретившись с этим человеком – воплощение всех ее страхов и ужасов -, девушка совершенно точно ощущает то, что чувствовал ее брат на протяжении вечности, с самого момента, как расстался с Николасом. Она теперь ощущала, что он вечно следит за ней, знает о том, что она делает, как она делает, где и с кем. Знал, о чем думает или мечтает. Рикки Крайтон казалось, будто этот человек был создан из ее личных тайн, ничтожностей, отвратительных ей вещей, страхов и кошмаров. Казалось, кто-то просто прочитал ее детский дневник, создавая монстра. Ее личный мученик сидел сейчас перед ней, опустив голову на «замок», сложенный из рук. Кошмары всей жизни сидели напротив, улыбаясь, серыми глазами всматриваясь в самую душу. И Рикки ничего не могла поделать. И Тэд не мог спасти ее. Хотя хотел. Она знала это, чувствовала, но оба были бессильны, она понимали, что это-их общий ужас.