Место третьего
Шрифт:
Хоть он и извиняется, но виноватым по-прежнему не выглядит. Напряжённым — да, но не виноватым, как обычно. Так…
— Рассказывай. Кто победил?
— Это всё, что тебя сейчас волнует?
Что? Не понял… Он что, рехнулся?! Или…
— Всё рассказывай, — а вот нотки угрозы мне сейчас хорошо даются.
— Победили мы, — Соби хмурится, как будто сообщает какую-то незначительную мелочь. — Противники мертвы — моё заклинание было слишком сильным, и их щит далеко не сразу, но порвался. Я направил против них их собственное заклинание, которым они… которое… тебя…
Таааак.
— Ты потерял сознание, — продолжает Соби, не дождавшись никакой реакции. — Я привёз тебя сюда. Повреждения были очень… серьёзными. Ты сильно обгорел. Мне пришлось… тебя лечить. Иначе…
Ага. Опять понеслась агацумовщина. В данный момент она заключается в том, что он что-то недоговаривает. Причём что-то самое важное. По сравнению с чем вопросы победы и проигрыша, по его мнению, пустяки. И сам он не торопится это озвучивать.
Значит, придётся гадать. Победа за нами — это он сказал. Противники мертвы — ясно. Он меня лечил — ну ладно, потом повозмущаюсь. Повреждения были серьёзными, но сейчас всё в порядке — так хорошо же. Тогда что? Что?
Я задумчиво обвожу глазами комнату. Пепельница переполнена, на кухонной стойке выстроилась очередь немытых чашек, на полу валяется окровавленная рубашка. Вот только… кровь на ней уже явно не свежая…
— Сэймей, я… так боялся, что ты не выживешь… — шепчет Соби, отворачиваясь. — Боялся, что моей Силы не хватит, и…
— Сколько?
— Сколько что?
Я сглатываю, не отрывая от рубашки взгляда.
— Сколько я здесь?
— Сэймей… Ты был без сознания два дня. Битва была позавчера.
Что?! Сколько?!
Меня аж подбрасывает на кровати, но острое головокружение принуждает прилечь обратно на подушки и восстановить дыхание.
Два дня?!
Это же… это же катастрофа!
Меня не было дома две ночи. Мама, наверное, уже все морги обзвонила, а отец полицию на уши поднял. А Рицка… Нет, об этом даже думать не хочу.
Но теперь всё понятно. Понятно, почему Соби так отреагировал на мой первый вопрос, почему смотрел так… И чашки эти… Видимо, он от меня ни на шаг не отходил — делился Силой до самой минуты моего пробуждения. Иначе бы хоть какие-то следы от ожогов, да остались. И видок у него… Да, вот теперь замечаю. Бледный как смерть, волосы свисают сальными прядями, тени под глазами… Да он, наверное, уже должен был упасть, раз всю Силу на меня угрохал.
— Телефон дай, — шиплю я. — Быстро!
Соби почему-то не встаёт, а сползает на пол и тянется к стулу, на котором лежат мои вещи. Да ведь он же… Чёрт, да он на ноги встать не может!
— Вчера он весь день звонил, сегодня с утра тоже, — говорит Соби, возвращаясь на кровать и протягивая мне телефон. — Потом, видимо, батарейка села.
Выхватываю телефон у него из рук, распахиваю крышку… Да, пациент скорее мёртв, чем жив. А зарядка у меня дома, куда я ещё неизвестно когда попаду.
— Твоя зарядка не подойдёт?
—
Нет, прости.— Тогда свой давай. Пошевеливайся, Соби! — прикрикиваю я, когда он, еле перемещаясь по полу, добирается до своего мобильного, лежащего на столе.
Так. Домашний номер я наизусть помню — давным-давно ставил его паролем к почте. Но понимаю, что затея пустая, когда отсчитываю уже десятый гудок в трубке. Кому дальше? На мобильный маме. Вспоминаю я его с трудом, один раз ошибаюсь номером и сразу нажимаю отбой, не подумав извиниться. Вторая попытка выходит удачной. Мама снимает трубку почти сразу.
— Слушаю, — голос у неё сдавленный. Понятное дело, старшего-то уже похоронила, наверное.
— Мама? Мама, это я… Не волн…
— Сэймей?.. Сэймей!!! — чёрт, что ж так орать-то, жив я, жив. — Где ты, Сэймей?! Куда ты провалился, будь ты проклят!
Ничего себе… Тёплое приветствие. Я даже как-то теряюсь с ответом. Мама между тем продолжает истошно вопить, смешивая крики со слезами:
— Я два дня тебе звонила, проклятый выродок! Ты!.. Ты…
— Мисаки, ну тише, тише, давай я с ним поговорю, — вклинивается голос папы.
— Отдай мне телефон!
Пока они тягают друг у друга трубку, я пытаюсь прийти в себя. Мама и раньше на меня кричала, но такими словами не бросалась. Неужели я настолько их напугал? Но обычно, когда пропавший ребёнок находится, стадия злости наступает после стадии облегчения, а не наоборот. Что-то не так.
— Сэймей, — а, это отец одержал наконец победу в бою за телефон.
— Папа, не беспокойся, я просто…
— Слушай меня внимательно.
От его напряжённого голоса мне тут же становится не по себе.
— Что случилось? Со мной всё в порядке.
— Я рад, но сейчас речь не о тебе. Рицка…
Комната моментально накреняется вбок, внутри что-то обрывается. Я пытаюсь обуздать дыхание.
— Что с Рицкой, папа?
— Он… Тебе лучше приехать в больницу. Мы в Кимори.
Несколько раз облизываю губы пересохшим языком, сам не замечая, как оказался на ногах. От этого головокружение только усиливается, я закрываю глаза.
— Па… папа, что с ним? Что с Рицкой?
— Мы пока сами толком не знаем. Вчера мы не смогли его разбудить. Он проспал почти двое суток, очнулся только сегодня ночью, но…
— Что! Папа, да говори же!
— Тебе нужно срочно приехать, где бы ты ни был. Мы видели его, но… Нас больше не пускают к нему.
— Почему? Что с ним случилось, ты можешь объяснить?!
— Врачи пока не поняли. Сэймей, хватит кричать и просто приезжай. Ясно?
— Д-да… Ясно. Еду.
— Хорошо.
В динамике уже раздаются гудки, а я так и стою посреди комнаты с зажатой в руке трубкой.
Но он ведь… Он ведь жив, правда? Он жив и цел. Значит, с ним всё будет в порядке. Будет же?..
— Сэймей? Что-то случилось с твоим братом?
Я поворачиваю голову на голос. Соби по-прежнему сидит на полу, прислонившись к ножке стола. Хорошо. Так, всё хорошо. Главное — успокоиться и привести мысли в порядок. Точно. Ты-то мне сейчас и нужен.
— Перемести меня к клинике Кимори. Немедленно.