Место третьего
Шрифт:
— Поняла, — быстро шепчет Микадо, облизывая пересохшие губы.
— Микадо, ты никому не скажешь об этой встрече.
Дождавшись нервного кивка, я разворачиваюсь и уже собираюсь приказать Нисею освободить Токино и переместить нас в Яманаси, как вдруг Гомон бойко выкрикивает мне в спину:
— Но только при одном условии!
Токино панически мычит, у Нисея вырывается смешок. Я медленно оглядываюсь.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что никому ничего не скажу, но только при одном условии, — её глаза гневно сужаются. Как интересно…
— Ты что-то перепутала, Микадо. Кажется,
— Это не моё условие, а результат твоей подлости! Я не собираюсь рассказывать Совету, что ты жив. Но я должна знать… — её голос срывается, и она опускает голову. — Я должна знать, что ошибалась. Что если бы я промолчала, ты бы выполнил обещание и взял бы меня с собой.
Акаме бросает быстрый взгляд на меня и, что-то углядев в моём лице, тихо бормочет:
— Остановись, дура.
— Микадо, — улыбаюсь я, — забирай Бойца и иди к чёрту.
— Нет! — она смело вздёргивает голову, хотя в глазах стоят слёзы. — Сначала ты сделаешь то, что я скажу. И тогда я тебя не выдам.
Девочка, ты правда думаешь, что находишься в том положении, чтобы торговаться? Или у тебя совсем нет инстинкта самосохранения? Или тебе так пришлась по душе роль того, кто контролирует ситуацию? Знай же, что для контроля нужно нечто большее, чем простое бахвальство.
— И что же я должен сделать? — насмешливо спрашиваю я.
— Я знаю, что ты злишься на меня. Но докажи, что все твои слова не были ложью. Сделай это…
— Что именно?
Она сглатывает и несколько секунд мнётся.
— Забери мои Ушки.
Акаме присвистывает, Токино отчаянно трепыхается в путах. Я чувствую, как кровь закипает в венах, и злобно сжимаю кулаки. Больше всего на свете мне сейчас хочется убить её. Не в поединке, нет. Задушить собственными руками и с удовольствием смотреть, как её глаза вылезут из-под век и лопнут.
— Я не собираюсь даже прикасаться к тебе.
— Тогда я всем расскажу, что ты жив! — выкрикивает она сквозь слёзы обиды.
— Не расскажешь, — тихо отвечаю я. — Не посмеешь.
— Расскажу! Я…
Она осекается, когда я поднимаю ладонь.
— Ты правда так хочешь расстаться с Ушками?
— Да, — всхлипывает она.
— И тогда ты будешь молчать?
— Да.
— Ладно, Микадо, — улыбаюсь я. — Будь по-твоему. Нисей, возьми её.
На несколько секунд становится так тихо, словно у реальности выключили звук. Облегчение, едва проступившее на лице Гомон, постепенно сменяется ужасом. Акаме смотрит на меня в упор, неверяще моргая. Первым приходит в себя Токино и принимается ожесточённо барахтаться и мычать.
— Нет… — Микадо медленно отступает назад.
— Нисей, мне повторить приказ?
— Что ты имеешь в виду?..
— Ровно то, о чём ты подумал. Наш уговор: молчание в обмен на Ушки. Так забери их.
— Не надо… — Микадо плачет и отходит всё дальше.
— Нисей, возьми её. Это приказ.
Делаю посыл по Связи, чтобы Акаме не сомневался в серьёзности моих намерений. Он дёргает плечом, подходит к Гомон и хватает её за руки. Короткая борьба, вскрик — и вот она уже лежит на земле, придавленная его телом. С абсолютно непроницаемым лицом Нисей заламывает её руки и задирает юбку. Слышится треск ткани и протяжный визг.
Он зажимает ей губы ладонью.Смотреть там не на что, и я подхожу к Токино, не отрывающего от неё мокрых глаз. Он уже не мычит и не дёргается, просто тянется в ту сторону так, что под верёвками проглядывают красные вмятины на коже.
— Эй, ты, — я пинаю его в ногу, заставляя обратить внимание на себя. — До тебя донесу информацию персонально. Если хоть одно слово, произнесённое сегодня здесь, станет кому-то известно, я заставлю тебя смотреть на это ещё раз. А потом заставлю её смотреть на то, как убиваю тебя. Надеюсь, ты это запомнишь.
Токино опускает голову и вздрагивает от бессильного плача. Гомон ритмично вскрикивает, но уже не вырывается.
— Нисей, довольно, — говорю я через плечо.
Он тут же поднимается и застёгивает брюки. Лицо по-прежнему каменное. Микадо, плача навзрыд, медленно садится, пытается поправить юбку. Одно Ушко уже почти отпало и держится на тонкой полоске шерсти, другое по-прежнему на месте. Я указываю Нисею на них.
Акаме наклоняется, рывком отрывает сначала одно, потом другое и кидает Гомон на колени. Она в ужасе стряхивает их и отползает от нас.
— Твои Ушки, Микадо, — улыбаюсь я. — Всё, как ты хотела. Теперь, надеюсь, мы договорились?
Она в прострации ощупывает голову, натыкается на две проплешины, принимается снова рыдать. Потом прячет лицо в коленях и загораживается волосами.
— Сэй, думаю, до неё дошло. Идём.
Акаме тянет меня за рукав, но я дёргаю рукой, высвобождаясь.
— Нет, постой. Ещё кое-что. Отрежь её волосы. Под корень.
Нисей открывает рот, видимо, собираясь спросить зачем, но вовремя одумывается и вынимает из кармана складной ножик. Микадо даже не сопротивляется, когда он, обойдя её сзади, наматывает волосы на кулак, заставляя выгнуть шею, и принимается грубо срезать длинные пряди. Она смотрит мне в глаза остановившимся, полным ужаса взглядом.
Мимоходом отмечаю, что теперь, без волос, она выглядит куда старше и даже… красивее, если сейчас вообще уместно об этом думать.
Закончив, Нисей отряхивает ладони от прилипших волос, убирает нож и возвращается ко мне. Обессиленная Микадо падает на грязную землю, затем приподнимается на руках и снова заглядывает мне в лицо.
— Почему?.. — шепчет она срывающимся голосом. — Почему ты это делаешь?..
Я вдруг вспоминаю, что уже где-то слышал нечто похожее… Или скорее читал. Да, в той странной книге, по ошибке попавшей в школьную библиотеку. Я помню, что именно этот вопрос задала девушка в самом конце. И помню, что именно ответил убийца.
— Просто так.
— Что? — её глаза расширяются. — Без причины?..
— Микадо, — я резко наклоняюсь, и она отшатывается. — Я не тот человек, с которым ты захочешь ещё хоть раз встретиться. Но я тот, кто захочет ещё раз встретиться с тобой, если о сегодняшнем дне кто-то узнает. Поэтому… Навсегда меня запомни. И навсегда забудь.
Я отхожу на несколько шагов и протягиваю руку, на которой в ту же секунду смыкаются пальцы Нисея.
— Это было мерзко даже для тебя, — качает он головой, когда лесная поляна сменяется очертаниями маленькой улочки, а ноги наконец касаются твёрдого асфальта.