Место третьего
Шрифт:
— Ты стал в школе редким гостем, они даже возраст твой не помнят, — хмыкает Нисей, явно читая ту же строчку, и снова забирает ноутбук. — О, ещё одна статья, на этот раз на сайте района.
— Что пишут? — без особого интереса спрашиваю я, растягиваясь на кровати.
— Что похороны завтра.
— Вот как?
Теперь, когда всё закончилось, напряжение последних месяцев наконец уступило права законной усталости. Вместе с тем, за суетой минувших суток хорошо скрывались кадры, которые я и дальше предпочёл бы себе не представлять.
Рицка…
Я слишком отчётливо
— Сэй, приём! Ты слушаешь?
Оказывается, Акаме всё это время что-то говорил.
— Я бы хотел увидеть Рицку.
— Что? Серьёзно?
— Мне нужно знать, что с ним всё в порядке.
— Ты ведь не собираешься идти на собственные похороны? Это же извращение похуже раздевания в парке.
— Конечно, нет, придурок. Даже если замаскироваться, это всё равно опасно. А вот ты сходишь.
У Нисея падает челюсть, но потом он хитро сощуривается и картинно подносит руку к уху.
— Алло, кто говорит? Безумие? О, Сэй, это как раз тебя!
— Заканчивай кривляться. Не ты ли говорил, что умеешь создавать зеркальное поле, чтобы другие Бойцы не могли тебя почувствовать? Вот и настало время показать, на что ты годен.
— На это уходит много Силы, так что это моя коронная, но экстренная фишка.
— Хочешь поспорить?
По лицу Нисея точно можно сказать, что он и не рассчитывает на иной расклад, но выполнить мой приказ без привычных брыканий, наверное, не позволяют какие-то принципы.
— Почему это для тебя так важно?
— Не будь ослом. Он мой брат, и я его люблю. Я должен убедиться в том, что с ним всё нормально.
— Знаешь… Порой мне кажется, что ты любишь не брата, а свою любовь к нему. Иначе эта огненная постановка прошла бы в другом театре.
Ещё один… Сначала Хидео, теперь Нисей. Нет, оба они ни черта не понимают. Но у меня нет сил ни спорить, ни огрызаться.
— Выполняй приказ, Нисей.
— Понял, — хмурится он, вставая с пола. — Спокойной ночи.
Сплю я настолько крепко, что даже сновидения обходят стороной. Ничего, кроме приятного забытья и мрака. Но внезапно грудь пронзает острой болью, которая быстро расползается по всему телу. Я пытаюсь вздохнуть, но рёбра сдавил металлический обруч. Отчаянно лупя руками по покрывалу, я хватаю ртом воздух, силюсь крикнуть, но к горлу как будто прижали раскалённый кусок железа — и получается лишь хрип…
— Сэй! Сэймей, проснись! Открой глаза, Сэймей…
Распахиваю глаза. Нисей сидит на кровати и ощутимо встряхивает меня за плечи.
— Всё, всё, успокойся. Сейчас пройдёт, сейчас всё закончится.
Он крепче сжимает пальцы, от которых исходит удивительная прохлада, и я наконец вздыхаю полной грудью. Раз, другой… Боль испуганно пятится, освобождая тело, скручивается
в крепкий узел и, затаившись где-то в глубине под рёбрами, понемногу стихает. Дыхание выравнивается.Я машинально ощупываю горло, провожу ладонью по мокрому лбу.
— Порядок? — Нисей убирает руки и выпрямляется. Вид у него встревоженный.
С трудом сев в кровати, щурюсь от солнечного света, заливающего комнату сквозь лёгкие занавески. В груди ещё саднит, но боль совсем слабая и тупая. Зато побаливают предплечья, в которые вцепился Нисей. Я машинально потираю кожу.
— Я с кухни почувствовал и сразу… — бормочет Акаме, оправдываясь. — Извини.
— Что это было?
— Ну… — усмехнувшись, он встаёт и отворачивается. — Видимо, Агацума узнал.
Чёрт. Соби… Как же его, выходит, тряхануло, что даже я словил? Сделав глоток воды, концентрируюсь и возвожу посреди нашей нити Связи Китайскую стену. Боль уходит окончательно.
Такое ни в коем случае не должно повториться. То, что случилось сейчас, — ещё полбеды. С этой минуты не должно быть ни малейшего риска обратки.
— Что ты здесь делаешь? — вздыхаю я. — Я же приказал тебе отправляться на похороны.
— Приказ выполнен, — Нисей с невинным видом указывает на настенные часы.
Два часа дня?! Выспался, ничего не скажешь… И спал бы ещё, наверное, до вечера, если бы Соби не узнал.
— Рассказывай.
Нисей плюхается на стул, а я начинаю неторопливо одеваться и приводить себя в порядок. Забавно, но не чувствую ни малейшего смущения, расхаживая перед ним в одних пижамных брюках.
— А чего рассказывать? Похороны как похороны. Все рыдают, лобзают закрытый гроб. Потом поход в крематорий.
— А Рицка?
— Ну… Если ты хотел услышать, что с ним всё в порядке, то спешу обломать. Он, конечно, не в порядке. Грустный весь, поникший. Какой-то дебил заставил нести твою фотографию. И фотка, кстати, тоже дебильная.
— Нисей!
— А чего ты ждал? У него любимого брата поджарили. Он должен, по-твоему, пожать плечами и жить дальше?
— Чёрт, я не об этом! Кто-нибудь был там? Подозрительные люди, пары, Бойцы, кто-то из Лун?
— А. Да вроде нет. Народу было немного. Только ваши родственники. А друзей у тебя нет.
— Понятно. Тебя кто-нибудь видел?
— Я всё время ошивался неподалёку, но близко не подходил. В крематорий тоже не стал соваться.
— Правильно. Ладно, скажи Накахире, чтобы подавал завтрак… или обед.
— Знаешь что, Жертва моя? — Нисей встаёт, преграждая мне путь. — Ты как-то очень паршиво выглядишь. Может, отлежишься денёк?
— Ещё не хватало.
— А я похлопочу, — он по-дурацки поигрывает бровями. — Принесу тебе… Что там нужно? Кофе в постель, завтрак в душ, обед в туа…
Я молча отпихиваю его в сторону и выхожу из спальни. Проходя по коридору, кидаю взгляд в окно и вижу в саду Чияко в заляпанном грязью комбинезоне и дурацкой панаме. Забравшись на лестницу, она увлечённо подрезает секатором ветки дерева. Лестница при этом лишена какой-либо опоры и опасно пошатывается, но Чияко балансирует, как опытный канатоходец, и как будто не обращает на это внимания.