Метод Пигмалиона

Решение было простым: поговорить с тренером, чтобы он подсказал, как определить свою ориентацию. Я выбрал его, потому что он был довольно умным человеком и единственный знал о том, что случилось у него дома, и мог отнестись ко мне по-человечески, узнав о том, что я немного отличаюсь от большинства людей. К тому же я мог выложить видео с его участием, и его посадили бы в тюрьму за попытку изнасилования несовершеннолетнего.

Подъезд его дома был выкрашен в нижней части стены зеленым, а в верхней части выбелен известкой. На полу лежала затертая плитка бежевого цвета размером пять на пять сантиметров. Передо мной располагалась черная железная дверь с глазком. Я постучал. Через несколько секунд послышался щелчок и дверь открылась.

– Саня? – произнес тренер, с удивлением оглядывая лестничную клетку.

– Нужно поговорить, – твердо произнес я. Тренер занервничал. Эмоции легко читались на его лице.

– Приходи завтра, – ответил он, – сегодня я не могу.

– Это ненадолго, – настойчиво произнес я, качнув головой.

– Приходи завтра, – повторил тренер.

За его спиной мелькнул полураздетый мальчик лет десяти. Я оторопел. Мое лицо переменилось. Перед глазами всплыли картины прошлых событий, и меня охватил панический ужас. Травмирующая ситуация дала о себе знать. Тренер обернулся, увидев мой взгляд, уходящий ему за плечо. Не дожидаясь его реакции, я рванул с места, в два шага преодолев лестничный пролет, и пулей выскочил из подъезда. Тренер что-то кричал вслед, но я его уже не слышал из-за того, что глубоко дышал и слышал только свое собственное дыхание, звон в ушах и оглушительные удары пульса по вискам. Сердце вырывалось из грудной клетки в бешенной тахикардии. Я бежал прочь от злосчастного дома, который уже успел причинить мне страдания.

Я паниковал. Отправился в падик искать Данила. Мне нужно было с ним обсудить увиденное. В ожидании главного заводилы прошло полчаса – со сбивчивыми мыслями о том, что я ему скажу и как подам все пережитое в прошлом. Осознав, что это может меня в некотором роде выдать и что видео я даже не просматривал, а потому точно не знаю, как оно все там выглядит, я решил уйти домой и уже обдумать все дома. Но уйти мне не дали. Отговорили. Сказали, что нам всем нужно что-то обсудить и я обязательно должен присутствовать. Я чувствовал, что парни что-то недоговаривали, и начал еще больше нервничать, ища глазами способы покинуть спортзал.

– Давай технику удара поставим, – сказал Артем, обращаясь ко мне, – а то будешь постоянно метаться по полю, собирая удары.

– Ну, ладно, – ответил я, понимая, что уйти не удастся.

Мы были в подвальном помещении. Под потолком шли коммуникации дома, врезаясь из стены в стену. Площадь падика колебалась в пределах семидесяти квадратов, разделенная несущей стеной. Первая часть была с тренажерами, а вторая полностью покрыта матами разных цветов. Прослеживалось явное разделение: место, чтобы качать мышцы, и место, чтобы заниматься единоборствами. На обеих площадках располагались груши для отработки ударов.

– Ударь со всей силы, – сказал Артем. Я ударил. Артем улыбнулся.

– Смотри, – сказал он, – ты бьешь вот так. – Он ударил по груше, и та слегка качнулась. – Но это полный отстой! Надо вот так, весом. Следи, – велел он и ударил иначе, отчего груша качнулась значительно сильнее.

– Ого, – произнес я, отвлекшись от назойливых мыслей.

– Бей весом. Не рукой. Именно тело должно задавать силу удара, исходя от ноги. Рука является, в большей степени, проводником удара. Импульс от ноги идёт, через бедро, переходит в корпус, плечо и уже только потом входит в кулак.

Я попробовал ударить еще раз. Все засмеялись. Даже я почувствовал, каким нелепым вышел удар: я завалился на грушу, еле удержавшись на ногах.

– Руку тоже разгибай, – произнес Артем. – Основная сила идет из тела, но рука разгибается и добавляет силу удару. Ну, и дистанцию увеличивает, само собой.

– Вот так? – спросил я, ударив на этот раз правильно. Груша качнулась так же, как у Артема, когда он мне показывал, как бить весом. Зрители зааплодировали.

На какой-то момент я даже забыл о проблемах, которые никуда не исчезли из моей жизни. Стало легко. Но потом они снова надвинулись, как только я немного отвлекся. Когниции давили изнутри. Меня немного пугала та разница, которая могла бы возникнуть в отношении меня, если бы все узнали о том, что было у меня в телефоне, потому что интерпретировать сюжет можно по-разному. Я даже не знал, что конкретно было снято: не просмотрел, потому что был перепуган и занят другими проблемами. Их, почему-то, у меня было по самые гланды. Я был словно магнитом для дерьма. Может, жизнь меня испытывала, может, заставляла стать другим, а может, ей просто нравилось надо мной издеваться. В любом случае, деться из собственной шкуры я никуда не мог и должен был все это разгребать. Но нельзя забывать, что любое событие остается не только в моей памяти, но и в памяти других людей, которые напрямую влияют на мою жизнь, создавая своим участием то помощь, то проблемы. Освободиться от стрессов, конечно, хотелось, просто разом скинуть весь этот злосчастный груз, который я носил на своих плечах, но нужно было поступать разумно и скидывать груз таким образом, чтобы он не имел последствий или хотя бы имел их в минимальном объеме.

Через некоторое время пришли Данил с Колей. Они привели парня, который надругался надо мной в душевой. Лицо его было неплохо подбито. Свисала слюна. Бокс в уличной драке ему не слишком помог. В спортзале все восторженно вскричали, в такт ударяя в ладоши и создавая атмосферу единства. Мне стала понятна причина удержания меня в спортзале и недомолвок парней, из-за которых я нервничал. Это вызвало некоторое облегчение.

– Привяжите его к груше, – сказал Данил, а после подошел ко мне.

– Зачем? – спросил я с некоторым ужасом и непониманием в голосе, испытывая облегчение и бессознательное желание это облегчение передать.

– Иногда месть – единственный путь к справедливости.

– Мне всегда казалось, что лучшая месть – это безразличие.

– Не очень-то он страдал.

– Это неправильно! – возмутился я.

– Справедливость мы творим сами!

– Нельзя так!

– Кто тебе так по ушам наездил?! – рассердился Данил.

– Так принято в обществе. Та же Библия так говорит!

– Лунтика пересмотрел, что ли? Завязывай! И при чем тут Библия вообще? Мы русские, и у нас как было язычество главной религией, так и осталось. Вся наша жизнь переведена на языческий манер. Масленица, день Ивана Купалы, суеверия, приметы, которых нет в христианстве. Домовой, Леший…

– Ну, все, – усмехнулся Артем, – сейчас начнется…

– У славян, – продолжил Данил, – в основе всего была семья, и власть разделялась по семье, и потому был пантеон богов, где у каждого бога было что-то свое. Библия же рождена там, где была монархия, и потому бог был один. Понимаешь, люди просто распространили представления о власти на сказки, в которые хотелось верить. Палка превращалась в змею, вода – в вино, море расступалось, а еще в наказание нападала саранча… Это все лежит в рамках представлений и мечтаний той культуры и того места, откуда она пришла, где все было написано. Разве есть хоть что-то, выходящее за рамки? Нет! Все очеловечено и использует инструменты культуры только тех лет и только того места. И не нужно забывать, что евреи были порабощены и везде были чужими, оставаясь психологически сломленными, потому вечно придумывали какого-то человека, который бы их спас, потому что сами боялись бороться. Вплоть до двадцатого века они не сражались, и это понятно и оправданно. Их не за что осуждать. Сам вспомни: Самсон, Давид, победивший Голиафа, Иисус и прочие. А что касается Руси, так для нас крещение прошло насильно, и все это прекрасно знают. Оно нужно было, чтобы объединить разрозненную Русь перед наступающим врагом, и произошло это, как ты понимаешь, не потому, что христианство – какая-то сверхправильная религия. Просто речь шла о власти и выживании народа. А вообще любая религия – это лишь устаревшая форма передачи правил жизни, знаний, традиций и поведения. И не более того. Все так долго держится и ценится, потому что эволюционно сложилось, что примитивной форме сознания проще воспринимать мир через что-то ему доступное. Религии стали образцом гуманных взаимоотношений из-за своей легкодоступности и красочности. Век Просвещения был совсем недавно, после чего появился атеизм. Совпадение? Вряд ли. Знаешь, меня вообще пугает общество, которому нужно бояться гнева божьего, чтобы вести себя по-человечески.

– Больше похоже на то, что тебе не нравится Библия, потому что она написана евреями, – сказал я, понимая возможные последствия уличения.

– И по этой причине тоже, – устало ответил Данил. – Мы ведь таким образом отворачиваемся от своего прошлого и обращаемся к чужому. Люди молятся чужому богу, который их не может слышать. Может, поэтому все так плохо в стране. Держимся за счет единиц наших и тех, кто молится своим.

– В смысле? – удивился я. – Религия – это же форма передачи знаний. И тут – боги под боком... Как так?

– Религии и боги не связаны между собой.

– Революционное заявление.

– Религии созданы людьми, чтобы помнить о богах.

– Да хорош уже! – сказал Артем. – Данил сам не знает, во что верит. Просто пытается определиться, вот и мечется туда-сюда. Я уже устал его слушать.

– Это же просто, – воскликнул Данил, – что вам не понятно?!

– Ладно, я все понял, – ответил я, понимая, что разговор ни к чему не ведет.

Избитый парень молчал и смотрел на нас. Данил подошел к нему и ударил в грудь что было сил. Тот скорчился. И тут я вспомнил слова социального педагога о статьях из УК РФ. Наша скученность в спортзале была отягчающим обстоятельством, причем, для всех. Это заставило меня переживать больше прежнего. Люди в группе становятся единым организмом, большим и тупым. Мы легко могли войти в раж и убить парня.