Метод Пигмалиона

ГЛАВА IX

Когда учеба закончилась, нам традиционным образом вручили дипломы, пожелали удачи в новой жизни и попросили не забывать свою альма-матер. Затем мы группой завалились в кальянную. В туалете я занялся сексом с одногруппницей. Не кончил. Она ушла, устав. Я посмотрел в зеркало, умылся, пьяными глазами улавливая фокус расширенных зрачков. Пришла другая. Без слов она просто встала передо мной на колени, и секс продолжился уже с другой. В туалет постучались. Это оказалась еще одна одногруппница, которая просто хотела в туалет. Мы впустили ее и продолжили. Пока она пускала струю в санфаянсового лебедя, я закончил еще с одной. Снова не кончил.

– Саш? – неуверенно сказала Настя, помыв руки.

– Тоже хочешь? Ну, давай, – сказал я, взяв ее за шею и опустив на колени. Сунул член ей в рот. Она что-то булькала снизу о том, что не то имела в виду, но я ее не слушал. Она в итоге была не против. Видеться нам было больше не обязательно, и потому можно было не стесняться. К тому же пьяные… это ведь, так сказать, оправдание. Смягчающее обстоятельство. Было и было, что такого, просто секс… нынче стало принято этим отмахиваться от бездумных поступков. И не то что бы раньше было иначе, вовсе нет. Ничего не изменилось в этом плане. Просто раньше порицания было больше, а распутная натура как была, так и осталась. Уважения и любви эти люди хотят не меньше тех, кто молится на свою девственность. Правда, гулящие не подозревают, что распутность убивает возможность создания счастливой семьи.

Вернувшись из туалета, я как ни в чем не бывало выпил виски, затянулся кальяном, осмотрелся с улыбкой и подумал: здравствуй, новая жизнь! Затем мы сфотографировались и наделали кучу общих фотографий. Расплатились, прогулялись. Снова сфотографировались. К позднему вечеру разошлись. Со многими – навсегда.

О том, что некоторых людей никогда больше не увижу, я совсем не жалел. По большому счету, они для меня ничего не значили. Вот они есть – вот их нет. Чертов клубок змей. В глаза друг друга любят, обнимаются, целуются, а стоит кому-нибудь отойти – перемывают кости. Не удивительно, что женской дружбы не бывает: жизнь напоказ и ради того, чтобы кому-нибудь о ней рассказать. Других унижают, чтобы на их фоне выглядеть лучше. Мне такое было чуждо. Я не хотел никого обсуждать, о ком-то сплетничать, кому-то что-то доказывать. У меня всегда была своя жизнь, свои взгляды, свои правила, свои интересы, а о том, что у кого-то что-то происходит, складывается или не складывается, я вовсе знать не хотел. Это меня не касалось. Они просто говорили, чтобы говорить. Меня тоже явно успели обсудить, пока я был в туалете, пока занимался своими делами, пока учился. Я был хорошей темой для обсуждения: не особо общительный, неприметный и вообще единственный мужчина в группе. Этого было более чем достаточно, чтобы насочинять обо мне чудовищных историй и баек.

После выпускного я планировал устроиться в школу. Главным страхом была возможная неспособность установить педагогический авторитет. Учителям нельзя давить психологически и физически, а подростковый период, начиная с кризиса отношений в одиннадцать лет, был довольно бурным и проходил под эгидой расстановки авторитетов. Для молодого учителя это могло стать большой проблемой и закатом так и не начавшейся педагогической карьеры. Как реагировать, если обучающиеся будут обращаться на ты, шуметь на уроках, угрожать или паясничать? Что делать, если в спину кинут учебник? Сама по себе психология детства несложная, и дети растут с привычкой подчинения взрослым, но некоторые современные родители пытаются решить любую проблему за ребенка, видя в педагогах врагов, которые почему-то хотят расправиться с их детьми. Родители будут кричать и жаловаться во все инстанции, пытаться подставить или даже физически надавить и запугать. После этого они будут ждать нормального отношения к своему чаду, создав негативную ассоциацию с ребенком. Будут подавлять для ребенка авторитет педагога, а потом станут винить учителя в том, что он не справляется со своими обязанностями. Как объяснить им все это, как донести до них то, что человек не станет слушать педагога без авторитета, я еще не знал. В двадцать первом веке не так страшны дети, как их родители. С детьми всегда можно договориться, поскольку они живут школьными взаимоотношениями и это их мир, их интересы, их жизнь. Родители же либо помогают детям и советуются с педагогами, как им вместе решить проблему, либо все сваливают на педагога. К счастью, последних меньшинство.

Переступая порог школы, я в голове прокручивал детскую психологию, в особенности – детские кризисы: первый год жизни – кризис мировоззрения, три года – кризис отношений, семь лет – кризис мировоззрения, одиннадцать лет – кризис отношений. После каждого кризиса следовал сензитивный период, соответствующий проходящему кризису. До одиннадцати лет можно было манипулировать глупостью, после одиннадцати – общественным непринятием. Как бы неприятно это ни звучало, но манипулирование в педагогике необходимо в силу того, что дети пробуют нарушать правила, исследуя мир, выпускают исследовательские зонды, и тут важно обозначить границы дозволенного, в противном случае они подавят авторитет. Именно поэтому так важно первое знакомство. Это отправная точка.

– Здравствуйте, – произнес я, зайдя в кабинет директора, – мы с вами говорили по телефону. Я преподаватель русского языка и литературы.

– Здравствуйте. Присаживайтесь, – произнесла женщина лет сорока пяти. – Преподавать доводилось ранее?

После беседы мне показали кабинет, в котором я должен был вести уроки. Я заполнил документы, соотнес план работ с учебным планом, которому нужно было соответствовать по программе, пометил все, что мне нужно было, для будущих занятий. Оставшись в кабинете один и откинувшись от утомления на стуле, я осмотрелся. Бежевые стены выкрашены почти до потолка, зеленая доска, над ней – черно-белые портреты писателей, на стенах – стенды и памятки по правилам русского языка, кремовый линолеум на полу.

– А можно… ой! – произнесла ученица, заглянув в кабинет.

За дверью послышался смех. Затем заглянула другая ученица.

– Здра-авствуйте! – сказала она. – А вы у нас будете уроки вести?

– Здравствуйте, – взволнованно ответил я. – Да, буду. Наверное. Вы какой класс?

– Девятый.

– Да. Буду. У меня седьмой и девятый.

За дверью послышался шепот «я же говорила», «ого», «такой молодой». У меня это вызвало улыбку.

– Если есть время, можете зайти, познакомимся. Хоть посмотрю, кого учить буду, – произнес я.

– Девочки! – произнесла она. – Заходите-заходите, поздоровайтесь!

– Ой, здрасьте! – начали здороваться они.

– Здравствуйте, – произнес я и вышел из-за стола. – Вас много в группе? Ой, в смысле, в классе? Я просто еще не смотрел журнал, не успел.

– Ну, человек двадцать пять… или двадцать четыре.

– Да он ходит!

– Он не ходит!

– В общем, класс немаленький, – улыбнувшись, подвел итог я. – До меня нормальный учитель был? Или так себе? Я никому не скажу.

– Она такая была…

– Злая. Двойки ставила всем.

– Хорошо, что она ушла.

– А вы нам не будете двойки ставить?

– Смотря как учиться будете, – ответил я. – Завышать или занижать не буду, но старания оценю.

Тут прозвенел звонок. Ученицы заторопились из класса, перешептываясь и прощаясь со мной. Встреча меня успокоила. Теперь я был знаком с некоторыми из них и представлял, кого буду учить и какая реакция у них на меня будет. Непроизвольно взглянул на ягодицы уходящих девчонок и одернул себя за то, что посмотрел. Начал прикидывать, сколько им лет, морально ли засматриваться на учениц и все ли со мной в порядке. В голове вдруг возникла туча вопросов на эту тему. Я их сначала допустил для размышления, но затем велел себе об этом даже не думать и не допускать подобного. Меня это пугало, поскольку тема была предосудительной. Школьницы, растление, педофилия… Возник страх: вдруг меня в этом обвинят, как доказать обратное? План я уже больше не мог смотреть. Меня пугали возможные последствия. И как на меня будут реагировать родители? Будут кричать, что не доверят молодому педагогу свою дочку, что я ее обязательно совращу? Или нет?

От этих мыслей ноги и ягодицы учениц начали возникать в голове с большим энтузиазмом. Чем запретнее для себя я делал эту тему, тем больше она старалась воспроизвестись. Фактически, я создал для себя стрессовый вопрос, и он начал вылезать наружу, чтобы я мог его решить, но, вместо решения, я его подавлял, считая, что поступаю правильно. Образы не унимались. Я открыл окно и высунулся наружу, чтобы подышать свежим воздухом и отойти от мыслей. Окна выходили на детскую площадку. Проводился урок физкультуры у младших классов. С третьего этажа можно было разглядеть учеников. Они делали разминку и не замечали меня. Младшие школьники никакого сексуального интереса не вызывали. Это успокоило. Я понимал, что вроде бы со мной все хорошо. Ведь сексуальное влечение к подросткам – это, наверное, плохо… должно быть плохо... Почему нам об этом не рассказывали во время обучения?!

Вернувшись домой, я бросился к компьютеру. Открыл браузер, зашел в поисковик и завис. Я не знал, как сформулировать поисковый запрос. Что искать? В психологии этот вопрос мне не встречался, а во время обучения эта тема вообще не рассматривалась. Между тем, вопрос был важным. Что считать нормой в данном случае, а что нет? Как быть? Сексуальные вопросы я всегда воспринимал волнительно. Постоянно хотел убедиться, нормально ли мое влечение. Возможно, виной тому была неудобная ситуация из детства, где лет в десять меня поймали на детской забаве: я надевал на член головы кукол, которые достались нам в полном мешке игрушек от родственников, у которых была дочь. Меня отругали. Это было несправедливо – ругать ребенка за то, что он даже не понимал.