Мифология русских войн. Том II

Поведение отца Мурзакевича духовное начальство сочло «ревностью не по разуму» и передало дело смоленского священника в уголовный суд. 24 декабря отцы Никифор Мурзакевич, Поликарп Зверев и Яков Соколов были запрещены в священнослужении.

Как видим, Мурзакевич озвучил традиционный аргумент церковных коллаборационистов («сергиан») и поцеловал ручку злодею, чтобы спасти церковь (и как недвижимость и как общину). Да, он это делал нехотя, под давлением. Но останься Наполеон подольше в Москве, и местные епископы точно так же приноровились бы славить нового царя [533] .

533

Подмосковный помещик О. А. Поздеева писал графу А. К. Разумовскому 21 сентября 1812 г. об исходе жителей из Москвы 1–2 сентября: «попы толпами бежали из Москвы от своих церквей» (Русский архив. 1872. Т. III. Кн. 10. Стб. 1860). Но при стабилизации новой власти ведь вернулись бы…

В Успенском соборе московского Кремля Наполеон, пожелавший видеть архиерейскую службу, заставил священника Новинского монастыря Пылаева отслужить литургию в архиерейском облачении, за что наградил его потом камилавкой [534] .

Возможно, «русская вера» никак не интересовала Наполеона — но тогда и тезис патриарха Кирилла о том, что Наполеон шел ее менять, очевидно ложен. Возможно, Наполеон не отличал католиков от православных. Но католики-поляки вроде не жаловались на притеснения от Наполеона.

534

Зазулина Н. Война 1812 года. Мифы и реальность. М., 2014, с.169.

Были ли у Наполеона контакты с православным духовенством или хотя бы возможность вблизи наблюдать нравы высшего духовенства до его вторжения в Россию? Такая возможность была у него во время египетского похода, который проходил по земле древнего александрийского православного патриархата. Наверняка ни местный греческий патриарх, ни копты-христиане не доставили ему проблем.

Высшее мусульманские духовенство Египта умоляло его принять их религию. Он сказал (почти как киевский князь Владимир при «испытании вер»), что в исламе ему все нравится, кроме обрезания и запрета на вино. Тогда «Четыре муфтия, наконец, представили составленную и подписанную ими фетфу. В ней было сказано: что обрезание представляет собой дополнение, что оно не было введено пророком, а лишь рекомендовалось им, что можно поэтому быть мусульманином, не будучи обрезанным; что же касается второго вопроса, то можно пить вино и быть мусульманином, но это значит жить во грехе без надежды на награду, обещанную избранным» [535] . После протестов мусульманских масс «муфтии выработали фетфу, в которой говорилось: что новообращенные смогут пить вино и быть при этом мусульманами, если искупят свой грех добрыми делами и благотворительностью; что коран предписывает раздавать в качестве милостыни или обращать на благотворительность не менее одной десятой своего дохода; те же, кто, став мусульманами, будут продолжать пить вино, должны будут довести средства, раздаваемые в качестве милостыни, до одной пятой своего дохода» [536] .

535

Наполеон. Избранные произведения. М., 1956, с. 476.

536

Там же, с. 477.

Сам он в Египте говорил: «Римские легионы любили все религии» [537] . А «его (Наполеона) неизменным мнением было, что всякий человек должен умереть, не изменив своей религии» [538] .

Так что причины предполагаемой Наполеоновской вражды к России — в столкновении двух экспансий, а не в «духовности» или якобы завидных «природных богатствах» России.

И хотя революционно-антицерковные традиции еще были живы в Великой Армии, командование все же запрещало мародерство и святотатство: циркулярное письмо начальника штаба корпуса Мюрата генерала А. Бельяра от 4 июля 1812 г. гласило:

537

Там же, с. 424. Впрочем, «христиане — копты, греки, армяне, жившие в этой стране. Последние воспользовались приходом армии для того, чтобы сбросить иго обычаев, не страшась мусульман. Как только главнокомандующий узнал об этом, он их обуздал. Все вошло в свою колею. Древние обычаи были полностью восстановлены, что наполнило радостью сердца мусульман и внушило им полное доверие… (Наполеон. Избранные произведения. М., 1956, с. 473).

538

Там же, с. 475

«Священная утварь из церкви и золотые вещи некоторых жителей были похищены войсками, мой дорогой генерал, король [Мюрат] предписывает, чтобы были осуществлены все необходимые расследования, чтобы найти и арестовать виновных. Если ничего не найдут в ранцах или мешках, возможно, найдут эти вещи у торговцев, которые обычно общаются с солдатами. Если виновные будут арестованы, король желает, чтобы они предстали перед судом…» [539]

Сам Наполеон в 1812-м неуклонно каждое воскресенье посещал мессу.

539

Service Historique de la Defense (Vincinnes). Serie C2 «Correspondance de la Grande Armee». Vol. 128. Цит. По: Мельник З «За веру против Антихриста»: Православная церковь и духовенство в Отечественной войне 1812 г. (критические заметки на полях книг Л. Мельниковой) // Уральский исторический вестник. 2012. № 1 (34), с.74.

Глава 45 Агрессора назначает победитель

Чтобы составить представление о мотивах и замыслах Бонапарта, надо понять, что же в предвоенное время делала Россия, которая в предыдущие годы не раз бросала свои армии в Европу со вполне агрессивными анти-наполеоновскими целями.

«Бонапарт искренне желал мира, а в отношении России его намерения вообще не вызывают никаких сомнений. Его единственной и давней мечтой был русско-французский союз. В этих обстоятельствах были все условия для того, чтобы в Европе воцарился мир. Если такого не произошло, то в этом виноваты не столько объективные причины, сколько деятельность одного человека — Александра Первого… Увы, Наполеон не знал, с кем он имеет дело. Во главе России стоял человек, который поставил себе во главу угла одну задачу — удовлетворить свое чувство личной зависти и мстительности по отношению к Наполеону» [540] .

540

Соколов О В. Битва трёх императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799–1805 гг. Спб., 2019, сс. 541 и 548.

В ноябре 1809 Александр писал своему польскому другу А. Чарторыйскому: «Если будет способ увидеться с Понятовским, то… войдя с ним в рассуждение о трудности восстановления Польши посредством Франции, о жестокой войне из сего имеющей неминуемо последовать и разорении всего края и о жестоких способах, которые Россия будет принуждена принять в свою защиту» [541] . Эта «защита» предполагалась на чужой земле жестокими средствами и — путем атаки: «Известно, что французских войск более 60 тысяч не имеется в Германии и Голландии. Будучи внезапно атакованными, потеряв своих союзников, можно надеяться, что успех будет совершенен» (письмо 25 декабря) [542] . Причем атаке подлежал враг, заведомо малосильный, и потому неспособный к нападению на Россию: «Я надеюсь не на то, что смогу противостоять талантам Наполеона, а прежде всего на то, что у него будет мало сил» [543] .

541

Соколов О. Битва двух империй. 1805–1812. Спб., 2012, с.397.

542

Там же. С. 399.

543

Там же.

Понятовский, конечно, слова Александра сразу передал Наполеону. «Наполеон, вовремя предупрежденный, получил полтора года на подготовку своего «нашествия», по существу являвшегося актом необходимой самообороны. Россия воспользовалась отсрочкой гораздо хуже» [544] .

Наполеон и так видел, что «начиная с 1810 года русские войска понемногу подтягиваются к границам. В бумагах многих государственных и военных деятелей прослеживается одна идея начать превентивную войну и раздавить «очаг заразы» — герцогство Варшавское, поднять против Наполеона Германию и уничтожить французскую империю, покончив тем самым с революционной бациллой в Европе» [545] .

544

Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен // Избранные произведения. М., 1965. Кн. 2, с. 218

545

Соколов О. Погоня за миражом. Политическая обстановка и план Наполеона накануне войны // Родина. 1992. № 6–7 с.20.

«Начиная с 1810 г. в высших слоях российского руководства появляются планы превентивной войны против Французской Империи. Вот как излагал в феврале 1811 г. подобный план генерал Беннигсен в проекте, адресованном Александру I:

«Не лучше ли ей (России) предупредить своих неприятелей наступательной войной… Наиболее полезно овладеть Варшавою кажется мне, что власть Наполеона никогда менее не была опасна для России (sic!), как в сие время, в которое он ведет несчастную войну в Гишпании и озабочен охранением большого пространства берегов…» [546] .

546

Соколов О. Армия Наполеона М., 2020, с. 331. Увы, в первом издании книги Соколова именно эта цитата дается с пустой ссылкой, а во втором — с ложной ссылкой.

Такие же мысли высказывали в своих заметках Багратион и его начальник штаба Сен-При, Барклай де Толли и Александр Вюртембергский.

31 января 1811 г. Александр писал Чарторыйскому:

«Наполеон старается вызвать Россию на разрыв с ним, в надежде, что я сделаю ошибку и открою наступление. При существующих обстоятельствах это действительно была бы ошибка, и я решил ее не делать. Но все положение вещей изменится, если поляки захотят соединиться со мной. Усиленный 50 000 человек, которыми я им был бы обязан, а также 50 000 пруссаков, которые тогда без риска могут к нам примкнуть, я мог бы без кровопролития добраться тогда до Одера» [547] .

547

Цит. по: Безотосный В. Все битвы русской армии против Наполеона. М., 2012, с. 236.

25 февраля 1811 года в инструкции своему посланнику при австрийском дворе Г. О. Штакельбергу Александр I подчеркнул, что Россия «непременно должна» овладеть Польшей, и только за то, чтобы Австрия не мешала этому, предложил ей Валахию и Молдавию [548] .

«Любой объективный историк, изучающий политические и военные события этого гигантского противостояния, не сможет уйти от того обстоятельства, что в русском штабе в 1810–1811 гг. постоянно обсуждались планы нападения на герцогство Варшавское с дальнейшим привлечением на свою сторону Пруссии и возбуждением и поддержкой националистических движений в Германии с конечной целью полного разгрома наполеоновской Империи. Невозможно уйти от того факта, что русские войска сконцентрировались на границах почти на год раньше Великой Армии, а характер дислокации русских корпусов не допускает никакого двоякого толкования — армия Александра готовилась к наступательным операциям. Русские полки стояли, буквально уткнувшись носом в пограничные рубежи, что было бы совершенно немыслимо, если бы они готовились к действиям в рамках стратегической обороны, пусть даже активной» [549] .

548

Троицкий Н. А. 1812. Великий год России. М., 2007 с. 131.

549

Соколов О. Армия Наполеона М., 2020, сс. 333–334. Ср.: «И Багратион, и Тормасов заметили, что армии развернуты неправильно, что слишком близко к западным границам находятся все провиантские склады, магазины, и русские войска, отступая, не успеют не то чтобы вывезти, но даже сжечь их. Все это наводит на мысль, что стратегическое развертывание русской армии с самого начала было наступательным» (Ивченко Л // Родина. 1992. № 6–7 с. 38). «Как писал П. М. Волконский 11 мая 1812 г., в тот момент более 800 км отделяли ставку располагавшегося на краю правого фланга Барклая в Шавли, от ставки Багратиона в Луцке. Армии были развернуты для наступления в направлении герцогства Варшавского. Прежде всего они находились в выгодной позиции с точки зрения снабжения себя провиантом, доставляемым из сельской округи. Но они были крайне плохо готовы к отражению нападения» (Ливен Д. Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807–1814. М., 2012, с. 198). Советский историк М. Покровский также обращал внимание на то, что русские армейские склады были максимально выдвинуты к границам, так как «первоначальный план кампании был рассчитан на наступление», и это подчеркивало предписание, которое царь дал 1 апреля 1812 года генерал-интенданту Е. Канкрину (Покровский М. Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923, сс. 46 и 50).