Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной
Шрифт:
В случае с китайцами сказывалось и нежелание ортодоксов в Кремле подать «дурной пример» другим соцстранам, чтобы те, не дай бог, не кинулись брататься с китайцами.
Летом 1984 года, когда мы с Наташей на поезде ехали в отпуск в Москву, включили радио и слышим комментарий газеты «Правда» по поводу развития событий в КНР. Диктор суровым голосом сообщает, что в Китае идет нагнетание антисоветской истерии, извращается внутреннее положение в нашей стране, огульно охаивается ее внешняя политика. Чем дольше мы слушаем комментарий, тем больше изумляемся. На самом деле все наоборот. Критику внутренних дел в СССР китайцы почти полностью прекратили, внешнюю политику критиковали все реже и более выборочно.
По приезде в столицу захожу в МИД и высказываю удивление упомянутым комментарием. Коллеги разъясняют:
В тот период Москва фактически стала выдвигать Пекину свои «три препятствия» на пути нормализации двусторонних отношений, требуя: 1. Поссориться с США. 2. Согласиться со статус-кво в Индокитае. 3. Одобрить внешнеполитический курс СССР по всем позициям. В частных беседах О.Б. Рахманин настаивал на том, что нормализация отношений с Китаем Советскому Союзу вообще не нужна. Маоисты – хищники и предатели, они понимают только силу. Необходимо наращивать ракетно-ядерный потенциал на границе с КНР и уходить от контактов с Пекином. То, что визит Архипова в Китай не состоялся, очень хорошо. Эта поездка породила бы у недалеких людей в СССР вредные иллюзии, спровоцировала бы опасный ажиотаж.
Жесткость О.Б. Рахманина вызывала растущее недовольство в политических кругах Москвы. Мы с Наташей среди прочих высказывали несогласие. В беседах с оппонентами Наташа отмечала: Китай – это страна, которая в силу исторических традиций, размеров, численности населения, влияния в мире объективно должна занимать независимые, самостоятельные позиции на международной арене. Примыкание к блокам других великих держав для Китая противоестественно, и если оно имеет место, то лишь временно, вследствие того, что расклад сил в мире, ограниченный военный и экономический потенциал мешают КНР в полной мере функционировать в роли великой державы.
Будет ли Пекин закрепляться на независимых позициях в мире, в немалой, если не в решающей, степени зависит от нас. Гибкость Москвы способствует движению Китая к независимым позициям, которые являются для него естественными. Напротив, давление провоцирует КНР на вступление в противоестественные коалиции с Западом.
Осенью 1984 года советник-посланник В.П. Федотов совершил поездку по стране и в своем отчете в Центр красивым, цветистым языком утверждал, что на юге Китая и не пахнет социализмом, что китайцы только и думают о наживе и т. п. ЦК немедленно откликнулся восторженным отзывом. Удостоился похвалы и я за аннотации книг, в которых излагались антисоветские взгляды китайских авторов на современный мир.
В конце декабря 1984 года в КНР прибыл наконец И.В. Архипов. Пока посол находился с гостем в поездке по стране, В.П. Федотов поручил мне подготовить проект телеграммы по китайским позициям в отношении СССР. Мой более или менее взвешенный вариант В.П. Федотову не понравился, он надиктовал собственный, разнеся китайцев в пух и прах. Уже на следующий день О.Б. Рахманин позвонил из Москвы и похвалил В.П. Федотова за телеграмму. Не успел, однако, посланник порадоваться, как вернувшийся в Пекин посол наорал на него. Своими писаниями подрываешь, мол, успех визита И.В. Архипова. Федотов в оправдание: «Но меня же похвалил Рахманин!». Посол: «Зато другие поругают!». А заодно обвинил меня в авторстве телеграммы: «Бажанов пишет ахинею, а ты, Федотов, не думая, подписываешь ее!».
Так в метаниях между «молотом и наковальней» функционировало наше посольство в Пекине вплоть до избрания нового Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева в марте 1985 года. Молодой лидер сразу обозначил свое стремление многое реформировать в стране и в ее внешней политике, в том числе на китайском направлении, где перемены давно назрели. Китай менял свое отношение к СССР, что просматривалось на официальном уровне и сказывалось на восприятии нашей страны рядовыми китайцами.
В апреле мы с коллегой отправились в служебную поездку на юг Китая. В поезде Пекин – Гуанчжоу в нашем купе и на подступах к нему постепенно собралась чуть ли не половина пассажиров всего состава. В пятый класс (трюм) парохода, следовавшего с о. Хайнань к материковому Китаю, набились, кажется, все, кто был на борту. Людям
очень хотелось поглазеть на нас, потрогать руками, порасспросить, похвастаться собственными достижениями. Кого-то волновали вопросы быта в СССР, другие интересовались советским образованием, местный художник пытался продать нам свои произведения, моряк с гордостью демонстрировал бескозырку.Правда, надо отметить, что со временем мы с Наташей осознали: жажда простых китайцев к контактам распространялась на всех иностранцев и обусловливалась элементарным любопытством. До этого Китай был суперзакрытой страной, теперь Поднебесная открылась, там появились диковинные существа – иностранцы, со специфическими внешностью, манерами, одеждой. И забитый народ забавляла возможность пообщаться с иностранцами, порасспрашивать их о красивой жизни в далеких землях.
Что же касается конкретно Советского Союза, то гамма чувств китайцев в отношении нашей страны отличалась противоречивостью, многослойностью и многоплановостью. Открытой враждебности к СССР, как говорилось, уже не наблюдалось. Лишь в редких случаях нам говорили, что Советский Союз – враг, угрожает безопасности КНР. Но делалось это без особой страсти, спокойно, порой и с улыбкой. Обиды в основном связывались с прошлым, прежде всего с эпохой Н.С. Хрущева, и воспоминания о них не мешали китайцам продолжать беседу, а то и настаивать на ней.
Из обид прошлого китайские граждане особенно часто вспоминали отзыв наших советников из КНР в 1960 году. Тренер по карате из Пекинского университета признавался, что ему не очень приятно общаться с советскими людьми. В детстве он голодал, страдал дистрофией и все из-за руководителей СССР, которые внезапно лишили Китай помощи, чем спровоцировали «большие потрясения и лишения» для китайского народа. Старый друг, в прошлом научный работник, а ныне преуспевающий бизнесмен, до сих пор связывает свое тяжелое детство в деревне с «преступлениями» Хрущева. Из-за этого советского лидера, мол, в 1960-х годах от недоедания умерло множество односельчан.
Претензии звучали и по поводу более ранних событий. Инженер из провинции Гуандун возмущался «бесчинствами» советских военнослужащих в ходе освобождения от японцев Северо-Востока Китая. Наши солдаты якобы «совершали убийства мирных жителей, в массовых масштабах практиковали мародерство, вели себя подчас даже хуже японских захватчиков». Позднее советские специалисты, присланные в КНР помогать в строительстве социализма, «задирали нос», «изображали из себя богов», «смотрели на китайцев как на неучей и дураков», хотя «сами мало в чем смыслили». Так, на о. Хайнань взялись учить китайцев выращивать каучук, притом что в СССР понятия не имели о каучуководстве. Также на о. Хайнань «неправильные советы» давали наши и в области рыбного хозяйства.
Критиковали Москву за отказ поддержать Пекин в его споре с Дели, за «попытки подорвать позиции» КНР в социалистических странах и в третьем мире. Не раз с обидой вспоминали китайцы в беседах кровавые события 1969 года на острове Даманский.
Вместе с тем в разговорах всплывали и положительные воспоминания, связанные с СССР. Подчеркивалось, что марксизм-ленинизм пришел на китайскую землю из СССР, что когда-то нас считали в КНР «старшими братьями», что китайцы не забыли огромной советской помощи, оказанной в трудную минуту. Звучали заверения, что китайский народ очень уважает Сталина и особенно Ленина, что они оба были «великими и хорошими» лидерами. С теплотой отзывались о других деятелях революционной эпохи. Однажды мы услышали даже похвалы в адрес жены Сталина Н. Аллилуевой – и она была «настоящей революционеркой».
Советско-китайская ссора, как правило, ассоциировалась с личностью Н.С. Хрущева. Сталина, мол, тоже заносило, и он делал ошибки, но Сталин был «великим революционером», и Мао прощал ему слабости. Хрущев же, придя к власти, вздумал командовать другими почище Сталина, и тогда Мао Цзэдун разозлился. Какой из Хрущева вождь мирового пролетариата? О последующих советских руководителях китайцы знали мало, путали имена и ничего отрицательного о них не говорили.
О текущем состоянии советско-китайских отношений негативно отзывались главным образом официальные лица в центре и на местах. Показательна в этом смысле наша с Наташей беседа в декабре 1984 года с видными китайскими учеными-международниками Сюэ Моухуном и Чжун Чжи.