Милицейская сага

– Марина, он мой друг.

– Сочувствую.

– И я бы не хотел, чтоб в моем присутствии о нем или о его близких говорилось неуважительно.

– А мне-то какое дело?!
– взбалмошный характер Садовой за эти годы не изменился.
– Хотели бы вы, не хотели, - говорю, что считаю нужным. Вижу, был холуй, таким и остался. Вы чего вообще подошли?

– Вообще-то собирался пригласить на танец.

– Так вот - танец обещан. Или на танец тоже можно доставить приводом?

И, поведя носиком, она протянула руку подошедшему сзади Хане.

Мороз же, разом опустошенный, вернулся к "следственному" столику, где Чекин задумчиво созерцал собственный бокал. Рядом, положив голову на блюдо с салатом, посапывал Чугунов.

Не то чтоб все это время Виталий страдал по несостоявшейся любви. Наоборот, жил полной грудью, работал в свое удовольствие по десять - двенадцать часов в день, любил погулять в компаниях, менял подружек. Тем более что после смерти матери в его распоряжении осталась двухкомнатная квартира. И вот теперь, случайно увидев Садовую, понял: встречи этой он ждал. Ждал и боялся. Правильно, между прочим, боялся.

Под заматовевшим взглядом Чекина плеснул с полфужера водки и - махом выпил.

Меж тем пара у эстрады затеяла рискованные па, то буквально впиваясь телами друг в друга, то, напротив, разрывая дистанцию и вычерчивая такие лихие развороты, что становилось страшно за партнершу, подметавшую эстраду косой. Нога Садовой то и дело взмывала к потолку из-под глубокого бокового разреза длинного платья. На ее счастье, Ханя оказался хорошим танцором. Так что окончание каскадерского танца зал встретил аплодисментами.

– Какова чертовка!
– вернувшийся Вадим все не мог успокоиться.
– То эдакая фифа, что не подступись, а тут такой взрыв! Аж током бьет. Забегу-ка я к мэтру. У нее вроде хата свободна. Я не я буду, если пипочку эту сегодня не уделаю. Он снова исчез.

Мороза перетряхнуло.

– О!
– Чекин, узрев что-то у входа, быстро потер виски и толкнул локтем Чугунова.
– Проснись, дежурный следопут! Похоже, по твою душу.

В сопровождении все того же охранника к их столику пробирался молоденький сержант милиции с повязкой на левом рукаве "Помощник дежурного".

– Геннадий Сергеевич, - почтительно кивнув начальнику следствия, он интимно склонился над Чугуновым.
– Телефонограмма из больницы. Проникающее ножевое ранение. Выезжать надо.

Под прищуренным взглядом приподнявшегося следователя он неловко замолчал.

– Г-где-то я тебя видел, - засомневался Чугунов.
– Морда уж очень п-противная. Ты вообще чьих будешь? - О! Понесло гусара! Помдеж это наш, - безжалостно встряхнул его Чекин.
– Кончай придуриваться и - марш на выезд.

– Мы отбивались, чтоб до утра, Геннадий Сергеевич. Но там селезенка повреждена. Может не дожить.

– Ничего, сержант! Сейчас я его приведу в чувство! Ну-ка! Посошок на дорожку и - вперед за орденами!
– Чекин приподнял бутылку. Но Чугунов, в ком стал заметен проблеск мысли, решительно перекрыл свою рюмку ладонью, пошатываясь, поднялся, торжествующе оглядел сидящих.

– А хорошо, что я сегодня ни грамма не выпил, - к общему изумлению, отчеканил он и, едва не снеся соседний столик, направился к выходу, придерживаемый сержантом.

– Моя школа!
– восхищенно прошептал Чекин.

– Пойду-ка и я, - Мороз поднялся.

– Не горячись, она не для Хани, - Чекин, как всегда, оказался чуток.
– Сорвется.

– Это уж как промеж них карта ляжет, - Виталий, помимо воли, вновь скосился на дальний стол, за которым, положив руку на спинку Марининого стула, царил Ханя. То и дело оттуда доносились всплески поощряющего женского смеха.
– Сам-то что никого не снимаешь, Александрыч?

– У меня другой метод. На живца ловлю, - Чекин постучал себя по груди.
– Через полчасика половина мужиков перепьется, и кто-нибудь из оставшихся не у дел барышень клюнет.

– И что? Действительно срабатывает?
– заинтересовался Мороз. Метод был хорош уже тем, что являлся беззатратным.

– Да. Когда сам не перепью. Хотя - что-то все реже. Прав Тальвинский - не тот я стал.

– Может, просто не тот подбор закусок?
– пошутил Мороз. Но Чекин, не отреагировав, продолжал грустно смотреть перед собой.
– Тебе б отдохнуть, Александрыч.

– Скоро наотдыхаюсь. А ты глаза-то не прячь. Я против Андрюхи твоего ничего не имею. Нормальный для своего места мужик. Будь на его месте другой, еще б хуже было. Как говорят, ищи причину в себе.

– Полно на себя наговаривать. Ты и сегодня - лучший, - смотреть в эти больные песьи глаза было невозможно. - Т-сс! Мальчик! Когда ты подрастешь, то постигнешь вслед за мной: страшна не физическая усталость, она пройдет. А вот та тяжесть, что внутри накопилась, - это-то и ломает. Знаешь, в чем меж нами разница? Мы оба травим дичь. Только ты молодой, ретивый, рвешься по следу. А я...тащусь. И сил уж нет, и кураж пропал, но и на другое не годен. Так-то.

– Тогда удачной рыбалки, - Мороз потрепал ссутулившееся Чекинское плечо - а что он еще мог сделать? - и быстро пошел из зала.

Чувствуя легкое головокружение - фужер водки после бессонных суток оказался перебором, - Виталий зашел в туалет ополоснуть лицо. Возле соседней раковины смачивал распухший нос долговязый охранник.

– Если отваливается, пластилином прилепи, помогает, - посоветовал Мороз. Он кротко встретил зыркнувший исподлобья взгляд.
– Извини, конечно. Но сам, брат, виноват: что ж на незнакомых людей без разведки кидаешься?

Мороз беззлобно засмеялся и вышел.

– Не от меня сбегаете?
– поинтересовались сбоку.

Появившаяся невесть откуда Марина Садовая натягивала лайковое пальто, придавшее ее фигуре дополнительную утонченность.

– Сбегаю и сбегаю, - глупейшим образом ответил Мороз. И, поняв, что сказал ахинею, тут же, что называется, и усугубил:

– А где ж ухажер-то? Такая парочка образовалась, хоть куда!

– Ухажер больно боек оказался, - Марина, поправлявшая у зеркала косу, как ни в чем ни бывало, протянула Морозу сумочку.
– Подержите. И потом образован сверх всяких приличий: много иностранных слов знает.