Милицейская сага

На оговорку эту выдержанный Чекин отреагировал быстрым взглядом из-под растопыренных пальцев.

– И еще что хотел, пользуясь случаем, сказать, - по своему обыкновению тихо произнес он.
– Много брака стало, Андрей. Молодняк такие материалы несет, что любой - в "Крокодил" посылай, не ошибешься. Некомпетентность, халтура разрастаются, как опухоль. Людей учить надо, а не на следствие давить.

– Прямо сейчас прикажешь?!
– намек на собственную несостоятельность вновь вывел Тальвинского из себя.
– Изволь! Вот только что получил из инспекции по личному составу. А им из облсуда прислали. Частное определение насчет Хани. Знаешь с чем?

Пасмурный Чекин кивнул.

– Это тебе к слову о воспитании. Я тебя собственно потому и вызвал. И чего теперь прикажешь с Ханей делать?

– Объявим строгач.

– Да у него строгачей этих больше, чем триперов, перебывало!

– Тогда - неполное служебное соответствие.

– Ишь как у тебя все просто. А если кадры на этот раз не удовлетворятся? - Андрей испытующе присмотрелся.

– Я Ханю не сдам, - жестко отреагировал Чекин и, в свою очередь, выжидательно поднял голову.

– Мне он тоже не чужой, - Тальвинский покрутил карандаш.
– Но - меж собой говорим - доходит Ханя. По краю балансирует. Сегодня вытащим; завтра - на чем-нибудь все равно сломается.

Он уловил нетерпеливое движение Чекина.

– Попробуем побороться за него, конечно... И еще! Только без обид. Ты б к себе пригляделся, Александрыч. Вижу, опять с перепоя.

– Разрешите идти?
– Чекин поднялся.

– Идите.

Все тесней и тесней становилось им с Чекиным. Воистину трудней всего руководить теми, с кем прежде был на равных. Тем более - тем, кто был выше тебя. Может, подспудно Чекин не может простить ему своего тогдашнего отказа от должности?

Должность! Тоже тем еще подарочком обернулась. Тогда она виделась трамплином, оттолкнувшись от которого, он легко и быстро взбежит наверх. Теперь, спустя два года, рассорившийся с Паниной, не имеющий поддержки наверху и превратившийся в обычного ездового конька, он с раздражением обнаружил, что людей, имеющих власть над ним, стало много больше, чем когда прозябал он в простых следователях.

Он часто спрашивал себя, во имя чего было все это в восемьдесят девятом? Ведь и тогда, упорствуя, предвидел, что Панину им не сдадут, и выйдет она по обыкновению из всей этой истории незапятнанно чистой и девственно невинной. Так и произошло. И отношения с ним всемогущая теперь градоправительница прервала тогда же, не поверив, конечно, в придуманную им командировку. Скорее всего, это и была та очередная жизненная развилка, которую он проскочил, повернув не туда. И кто теперь рядом? Тихо спивающийся Чекин? "Пофигист" Ханя? Безвольный Чугунов? Лишь одного человека, на которого безусловно можно положиться, видел он рядом с собой.

Виталик Мороз! Как всегда, вспомнив о нем, Андрей чуть расслабился. Их отношения за эти годы, несмотря на разницу в возрасте, перешли в настоящую дружбу. И Мороз - взрывной, нетерпимый, не знающий удержу ни в работе, ни в "расслабухе", непредсказуемого нрава которого опасались даже те, кто ему симпатизировал, - по-прежнему смотрел на Тальвинского влюбленными глазами. Как закалившийся в боях, истаскавшийся по чужим постелям поручик продолжает смотреть на своего полковника, водившего его в первый бой. Он до сих пор видел в Андрее то, чего и не было. И тем заставлял того словно приподниматься на носки. "Впрочем насчет полковника - это вы хватили. Пока максимум - комэска".

– Разрешите? - в уверенной вежливости новой секретарши легко угадывалась привычка к общению с руководителями. И, судя по проблескивающей меж фраз снисходительности, - куда более высокого ранга.
– Вновь поступившая почта. И, позвольте напомнить, вы на четыре планировали совещание по исполнительской дисциплине.

– Я помню, - скрашивая невольную резкость тона, Тальвинский улыбнулся примирительно.
– Помню, Альбиночка. Очевидно, улыбка не утратила своего обаяния, потому что в ответ в больших, тщательно нарисованных ее глазах проскользнуло что-то личное: - Может, кофе?

– Если только за компанию с вами. Но - позже, - Тальвинский припомнил о сегодняшнем наезде.
– Я к следователям.

Он упруго поднялся, распахнул дверь. Пропуская перед собой Альбину, ощутил аромат резких духов, исходящий от покрытой завитушками волос шейки. Неожиданно для себя легонько обхватил девушку за плечи, отчего она вздрогнула и выжидательно замерла. Боясь не сдержаться, шутливо повернул ее в сторону приемной, будто бы освобождая себе в спешке дорогу, и отправился к следственным кабинетам. "Как там в "Тысяче и одной ночи"? "И тут меж ними случилось". Именно - случилось. Теперь он не сомневался: свеженького служебного романа ему не избежать. Да и к лучшему! Хоть лучик в той рутине, в какую вогнал он себя. Возле одного из следственных кабинетов, куда он собственно и направлялся, Тальвинский в недоумении остановился. Из-за двери доносился заунывный голос резвящегося Хани:

– Дуло пистолета заглянуло в окно к лейтенанту Препанову. Лейтенант Препанов сунул руку в карман, но вместо привычной оружейной стали нащупал что-то мягкое и квелое. Это конец, - подумал лейтенант Препанов.

И вслед за тем - обиженный голос самого Препанова:

– Вадим Викторович, прекратите издевательство! Или мы с вами поссоримся! Прошу как товарищ товарища!

Необычное шоу: Ханя - Препанов, - началось с того дня, как выпускник юридического факультета МГУ добровольно приехал в провинцию и сам попросился на работу следователем МВД. Что побудило сына член-корра Академии наук, закончившего музыкальную школу, обученного английскому языку, связать свою карьеру с милицией, да еще начать с зачуханного райотдела, никто понять не смог. По снисходительному мнению Тальвинского, мальчик просто "обкушался" детективами. Едва появившись в отделе, он добросовестно обошёл все службы, дабы, как пояснил позже, познакомиться с личным составом. При этом в каждом кабинете дружески говорил, поражая всех оказавшихся поблизости:

– Здравствуйте, товарищи! Можете не вставать. Я лейтенант Препанов. Назначен вашим новым товарищем. Будем вместе бороться с преступностью.

На свою беду, помещён Препанов был в один кабинет с Ханей. Окончив обход, он вернулся на рабочее место и посетовал, волнуясь:

– Безобразие какое. В Ленинской комнате даже пианино нет. Это же элементарно. А как вы полагаете, Вадим Викторович, если я организую факультативные занятия по живописи поздних фламандцев, - это заинтересует товарищей? Все это страшно потрясло впечатлительного Ханю. И с тех пор жизнь в отделе превратилась для наивного Препанова в суровое испытание. Едва часы пробивали девять утра, мчался Вадим по отделу, полный свежих баек о высказываниях чудаковатого лейтенанта, нещадно по своей привычке перевирая.

Теперь, завидев приветливого Препанова, встречные спешили спрятать улыбку.

Впрочем длился фестиваль Ханиного остроумия недолго: работником Препанов оказался в общем-то старательным, хоть и поверхностным. К тому же и товарищем надежным, - безотказно давал в долг до зарплаты. Так что на однообразные Ханины "приколы" просто перестали реагировать. И теперь уязвленный, лишившийся аудитории Вадим изливал скапливающуюся желчь прямо на рафинированно вежливого, а потому беззащитного лейтенанта.

Препанов первым заметил входящего начальника райотдела, вскочил и моментально придал лицу приятное выражение. Но прежде, чем успел он произнести одну из удивительных своих приветственных фраз, Ханя радостно взметнул руки:

– Андрюха! Ты послушай только, чего этот ерундит опять отмочил!

– Твои истории я у себя в кабинете выслушаю. Былинник ты наш!
– под свинцовым взглядом Тальвинского понятливый Ханя смущенно осел.

Восстановив чинопочитание, Андрей обратился к выжидательно стоящему Препанову: