Минимальное воздействие. Книга 1

Татищев последние несколько лет в родной усадьбе бывал не часто. Рано овдовевший, без детей, всё время уделял службе царской да воинскому ремеслу. Учил потешные царя Петра.

Рассказывали ей про боярина девки всякое, да всё с восхищением. И ласков де, и пригож.

– И знает много чего. Бывалоча ляжет так опосля на кровати-то, приобнимет так крепко и давай про будущие прожекты свои рассказывать. Чай, ближний царёв сподвижник! – и глаза так закатывают, вроде мечтательно.

Василиса краснела при упоминании спальных дел, но слушала с придыханием. Мнилось ей, что появится и в её жизни добрый молодец, который будет её так страстно обнимать и с кем она будет о будущем разговаривать. Естественно, совместном и счастливом. А иначе зачем?

И вот появился он.

Василиса, как увидала красавца чужака, который лихо спрыгнул с лошади и понёсся раздавать указания по раненому Стёпке, так враз это поняла. Вроде и одет он не как знатный боярин или служивый. Токмо вон сапоги видать татарские расписные. Но вон как глазами на неё зыркнул. Аж сердечко застучало, что бубен. И лицо всё краской залило. А как он скомандовал палку-то принести, аж в животе бабочки запорхали. Да что ж это такое деется-то!

…

Ножик острый принесли с кухни. До красна пока его калили, Васька уже успел штанину раненому разодрать и тряпки, которые Пелагея ему вокруг раны замотала, снял.

А Пелагея приготовилась ассистировать в операции. По распоряжению шустрого лекаря положила в небольшую миску суровую нитку с иголкой, предварительно прокалённой на огне. Залила водкой.

Васька протёр тряпкой, смоченной в той же водке, вокруг раны.

– Свету дайте больше, - опять рявкнул он, видя, как дёрнулся Стёпа. Палку обмотанную тряпкой ему в зубы в это время вставляла молодая красивая девица. Васька аж загляделся. Это же та, которая тогда как-то странно смотрела на него, когда они въезжали в усадьбу. До чего ж хороша! И бровями вот как повела, аж дух перехватило!

Так, стоять! Делом заниматься надо! Первым делом, первым делом – самолёты!

Принесли свечи. Две девки стали по бокам с подсвечниками, а красавица продолжала держать Стёпу за голову. Блин, опять не о том мысли потекли в сторону!

– Ну, с Богом! – как присказку сказал Васька и увидел, что все потянулись перекреститься после его слов. Он тоже дёрнулся. Уф! Времена такие!

Одной девке в процессе очистки и зашивания раны бойца стало дурно, и она чуть не уронила подсвечник на пол. Димитрий подхватил и усадил её рядом, а сам свечки продолжал держать.

Где-то во время накладывания швов Стёпа, доселе мычавший и стонавший в голос, наконец-то вырубился. Убедившись, что он не помер, а просто потерял сознание, операционная бригада продолжила прерванную работу.

Васька не был конечно крутым полевым хирургом, но, бурно потея от переживания, сумел вроде ловко промыть и обработать края раны. Зашил тоже вроде ровно. После чего Пелагея нанесла на рану какую-то опять не очень приятно пахнущую массу, и рану замотали свежими тряпками.

– Ну, будет к завтрему здоровый, ежели только не помрёт, - невесело тихо про себя пошутил попаданец.

Выйдя на крыльцо под вечерний ветерок, он с удивлением посмотрел на свои окровавленные трясущиеся руки. Волнение последнего часа матёрого спецназовца не пощадило. И так последнее время нервы ни к чёрту. А тут ещё по живому человека штопать пришлось. Одно дело убивать. Там хоть быстро всё. А тут надо, чтобы наоборот, не помер. Это прям не его.

Но вроде справились. Хотя понятно будет это, видимо, когда, или если, тьфу-тьфу, очнётся Стёпа. Подождём.

…

Места для простолюдинов в клубе были отгорожены от чистой публики, принимаемой отдельно. На представления «Московских музыкантов» цены на билеты уже давно сильно кусались, и растрясти мошной, чтобы послушать лихие плясовые или душевные романсы, простой люд уже не мог себе позволить.

Время сейчас было не самое обеденное и музыкантов в клубе не было. Потому, два встречающих их амбала, углядев в руке у здоровяка мелькающую монету, без возражений пропустили потенциальных клиентов в зал для простолюдинов.

Калеку его ездовые парни подняли на закорки и отнесли к столику. После чего сами резво удалились, чем сняли в Владимира вопрос их прокорма.

– Ну, служивый, чем будем отмечать твоё чудесное выздоровление? – с усмешкой поглядел на него дедок. – Ты не пужайся цен местных, тутача они не как везде, конечно, но и повод у тебя не кажный день такой. Потому и привёл сюда.

Заметив, как на входе вышибалы смотрели на старичка, майор просёк, что знают его тут хорошо. Не прост дедок-то! Да и местечко презентабельное. Вон как половые вышколены все, один уже рядом с их столиком нарисовался и склонился в поклоне.

– Чего изволите, судари, - и ведь ни грамма издёвки или сарказма в голосе. А ведь не господ явно обслуживает. Но деньги, они не пахнут. Филимон давно вышколил свой персонал по отношению к любому клиенту, готовому оставить деньги в его заведении. Попробуй тут глаза скоси не так или ляпни чего неуважительное. Вмиг на улице окажешься. Клуб - чай, не рыгаловка какая-нибудь!

– А меню есть у вас? – ляпнул майор, удивившись такому сервису.

– А как же, извольте, - половой хоть и удивлённо посмотрел на здорового парня в простой рубахе, видимо сомневаясь в его грамотности, но подал ему лист плотной бумаги.

Меню было нарисовано. Прям произведение искусства. Видимо, не очень доверяя грамотности посетителей, нанятый Филимоном явно за большие деньги местный Микеланджело расстарался от души. Владимир оценил и качество картинок, и надписей.

И словосочетание «салат с маонезом» как-то резко привлекло его внимание. Чё за хрень! Откуда тут майонез? Или это просто игра слов на местном диалекте?

– Принеси нам водки полштофа, салат с майонезом, - проговорил он, произнося й. – И щи. Они тоже с майонезом идут?

– Как изволите. Сия новая подлива и к салату, и к щам очень вкусна. На горячее чего изволите? Есть свежие почки заячьи или утка в соусе томлёная. Соус, кстати, тоже новый. Только неделю как подаём. Все очень хвалят. Даже боярин Лопухин с боярыней и отроками ихними были в восторге и добавки искушать изволили.

Владимир посмотрел на цены и понял, что, если брать ещё и горячее, то все его деньги на это и уйдут.

– Да, пожалуй, обойдёмся.

– А давай я тебя горячим побалую, - вдруг подал голос наблюдавший за ним с прищуром дедок. – По утке нам ещё принеси, милок, - это он уже кивнул половому.
– И давай водочки не полштофа, а цельный штоф.

– Сей минут, всё по готовности будет в лучшем виде, - половой цапнул из руки Владимира бумажку с меню. – Водочку сразу или ко щам изволите?

– Неси сразу. – дед опять посмотрел на майора. – Чего нам ждать-то? Так?

В добро из христианского милосердия Владимир с детства не верил. Может так сложилось из-за «весёлого» детства во времена развала Союза или из-за приключений в «лихие девяностые», которых он успел до армии хлебнуть с горкой. А может потому, как учили его в Главном разведуправлении перед отправкой в горячие точки. Цветных революций мимо него прошло десяток. И всегда там были лозунги «за народ и демократию» и прочую хрень, а на самом деле всем было понятно, кто банкует и сливки снимает с беспорядков и анархии в странах.