Минимальное воздействие. Книга 1
Шрифт:
На демонстрации он не ходил. Но после первых выстрелов понял, что раз пролилась кровь, дело серьёзное.
Примерно через год к ним в институт пришли накачанные молодые парни в униформе, чем-то похожей на форму штурмовиков времён второй мировой войны, и их ректор принял заказ на написание учебников по Новой истории. Выживать в новых реалиях надо как-то было. Вот и историкам применение нашлось.
Развивать и пропагандировать новое видение истории Илья стал не сразу. Сперва он даже хотел уволиться.
Но жить было надо на что-то. Новая власть достаточно жёстко подошла к люстрации и огромная масса госслужащих лишилась работы без возможности к существованию.
И он остался работать и переписывать историю страны под требования новой власти.
Трусом он себя не считал. Да, он прогнулся под внешние обстоятельства. Да, не стал искать какие-то радикальные пути выхода из ситуации и просто плыл по течению. Но, глядя на всё происходящее вокруг глазами историка, он убеждал себя в том, что это всё тоже пройдёт. Главное пережить. И выжить.
А то, что судьба (или Бог) дали ему второй шанс, так это ли не довод, что он всё делал правильно?
Но душу все эти годы точило какое-то чувство неправильности происходящего. Совесть? Возможно.
К моменту своей смерти Илья был одиноким. Нечастые связи с несколькими самыми активными студентками, и на этом его личная жизнь, можно сказать, и закончилась. И 12 июля 2016 года он глупо попал под машину. Никакого криминала в его смерти не было. Просто судьба такая.
…
Проходя по узким коридорам в приёмные палаты Ордена иезуитов на доклад к Магистру Ромелю, Илье каждый раз чудились крики из подземелья. Услышав их первый раз через неделю после его появления в этом времени, он впал в ступор и братья-монахи долго его потом отпаивали отваром из шиповника с мятой. Уж слишком эти крики напомнили ему пережитые когда-то страхи. Он вновь увидел себя, входящим тогда в кабинет ректора, и его всего в крови, лежащего в кресле. Согласие на работу по изменению истории новая власть выбивала жёстко.
Тут тоже новая для него власть. И тоже выбор. Или добровольно сотрудничаешь и делишься всеми известными тебе историческими фактами, или в подвале опять станет шумно, но уже с твоим участием.
До пыток дело тогда правда так и не дошло.
Про вечный мир с Польшей в 1686 году учил ещё в школе. Это входило в школьную программу по истории Украины, которую на тот момент не сильно и правили.
Когда прибыло посольство Речи Посполитой в Москву, иезуиты решили не вмешиваться, чтобы отследить насколько точны данные попаданца. История повторилась ровно, как тот и предсказывал.
После этого легаты Ордена продолжили активную проработку вариантов политических и физических последствий, в случае их вмешательства в предсказанные попаданцами события.
В итоге к единому мнению они так и не пришли, боясь порушить замысел Божий. Про эффект бабочки они, конечно, не слыхали, но религиозные догматы плюс толика здравого смысла подсказывала, что, если всё вот так вот уже подтвердилось, но любое сознательное воздействие на уже ранее произошедшие в будущем (прям абсурд какой-то) события могут прогневать Господа и остаётся только пока наблюдать и фиксировать. И мешать тем, кто пытается им помешать и изменить Божий замысел.
И Илья стал для них тем гончим псом, загоняющим добычу и проверяющим ценность новых пациентов Орденской лечебницы.
А потом он познакомился с Натальей. Точнее, ему позволили с ней познакомиться.
Магистр решил, что от контакта и совместной работы от них будет больше пользы Ордену.
И у Ильи появилась новая цель в жизни. В этой второй, пугающей
и страшной, но жизни. Появилась надежда.…
До усадьбы боярина Татищева троица добралась ещё засветло. Потерявший всё-таки много крови Стёпа еле сидел в седле, чудом, что не упал по дороге. Тело Макара Васька положил поперёк седла его же коня. Сам парень ехал рядом со Стёпой, придерживая того рукой, и постоянно мониторил округу на предмет новых неприятностей, наученный горьким опытом местных реалий. Так и доехали.
Как только добрались до околицы села, Пелагея поскакала вперёд к усадьбе, чтобы позвать помощь.
Степана перенесли в комнату прислуги и уложили на топчан. Пелагею в усадьбе помнили, но, когда Васька решил принять командование на себя в лечении раненого, его попытались мягко поставить на место. Седой управляющий Димитрий уставился на него недобрым взглядом.
– Ты чего расшумелся-то, милок? Ты кто таков будешь-то?
– Василий Фёдорович Головин, - парень надул грудь колесом. – Новый учитель и правая рука Якова Андреича. Вот, боярыня подтвердит, - он кивнул на Пелагею.
Пелагея слегка удивилась «правой руке», но всё ж подтверждающее кивнула управляющему. Отчество и фамилию парня она сама слышала впервые. Надо же, Головин? Не боярина ли Фёдора Алексеевича родственник?
– Могу теперь пройти?
Дождавшись утвердительного кивка от старика, Васька принялся активно распоряжаться слугами, как будто всегда только этим и занимался.
– Воду кипячёную, водки, тряпок каких чистых, хорошо бы тоже прокипячённых в воде, нитку суровую с иголкой. Боярыня, - обернулся он к стоящей рядом и офигевшей окончательно от его активности Пелагее, - не поможете? Рану почистить бы, да и зашивать придётся. Сабелька та явно не первой свежести была, грязная да ржавая вся. Боюсь, как бы сепсис не начался у парня. Быстрее надо рану обработать.
Стёпка был хоть и в сознании, но еле дышал и глаза закатывал периодически.
– Лекаря-то позвали уже, - обернулась Пелагея к управляющему.
– Так нету лекаря-то, матушка, из Переяславля, если только. Так пару дён ехать будет. Туда. И обратно почитай столько же.
Слушавший всё это Васька вновь посмотрел на боярыню.
– И? – Он головой кивнул на больного.
– Дайте ему всё, что просит, и побыстрее. – Пелагея стала развязывать свою сумку с зельями. Других вариантов всё равно не было. А парень вон выглядит достаточно уверенным в себе. Может и есть шанс у Степана ещё.
…
Владимир шёл по улицам и тупо глазел по сторонам. Ни электрических столбов, ни тротуаров. В центре только кое-где камнем мощёные мостовые. Дошёл до Красной площади. Стены кремля были белыми. Мавзолея не было. Даааа….
На паперти возле собора Василия Блаженного какой-то калека громко и жалобно пел:
– Не для меня придёоот Пасха, за стол родня вся соберёоотся!
Рядом несколько нищих пытались ему подпевать.
Майор остановился и заслушался. Это чё, народная песня? Уже тогда пели?
Вышедшая их храма явно небогато, но опрятно одетая женщина кинула калеке монетку.
Тот низко поклонился, благодаря, но явно при этом рассматривая номинал подношения, и подняв голову начал креститься и запел ещё жалостливее и громче:
– Христос Воскрес из уст польёоотся в Пасхааальный день не для меня!
Рядом с Владимиром откуда-то снизу раздался хриплый голос.
– Во надрывается Аким. Опять ведь голос сорвёт, поганец.
В паре метров от него на небольшой грубо оструганной деревянной доске сидел безногий лохматый старик.