Минус

Сидит, курит одну за другой сигареты "Опал", говорит, будто бредит:

– Надежда - великое зло, она, она людей губит. Еще у Фауста мудро сказано: "Кляну терпение глупца!". Как, а? Правильные, золотые слова...
– Он вытряхивает из пачки очередную сигарету, прислушивается к искусственным голосам актеров, качает головой.
– Вот, опять зал битком. Думаете, от хорошей жизни это? Альтернатива у людей есть на сегодняшний вечер? О-ох, нету у людей никаких альтернатив. Пустота, пустота... Книжный магазин голый стоит, даже детективы нам не везут. Телевизор? Первый канал только нормально и ловится... А что там увидишь? Боевики, сериалы? Не умеем их переваривать, не научились... Как в закупоренной банке. Ох, ребятки, ребятки, спасибо вам, что приехали, не дали вконец задохнуться. Хоть кто-то...

Вадим шепчет мне:

– Может, его на пару батлов попробовать развести? После спектакля посидим, расслабимся.

– Да вряд ли, - шепчу в ответ, - вряд ли он пьет, а если пьет, то один.

– Хм... вполне возможно, слушай.

– Самое страшное, парни, что детей мы своих губим. Ведь они нас презирают уже, смеются над нами.
– Директор бросает оплавленный фильтр "опалины", достает новую сигарету, смотрит на нее, словно вспоминая, каким концом сунуть в рот.
– И не только смеются, не молчаливо отнюдь презирают, а в открытую говорят: "Дурак, зачем из Москвы уехал, чего тебе там не жилось? О нас подумал, как нам здесь будет? Понятно, говорят, дело нехитрое - собрал рюкзак и рванул черт знает куда, а нам что делать в этой дыре?" - Директор обводит нас кровянистыми глазами, закуривает.
– Вот так... Да разве мы подумать могли!.. Ехали сюда-то, чтоб свой, настоящий город построить, где люди настоящие, без осадка, без вековой копоти чтоб... Чтоб счастливо жить! С нуля, зато - чисто. Понимаете, да?
– Он кивает на Вадима.
– Ты-то вот взрослый парень, ты еще помнишь наверняка, как твои старшие братья ехали на БАМ, на Ямал, сюда вот. Тогда ж так об этом кричали, каждый день сводки со строек, как с боевых действий шли... О-ох, а теперь... Пустота и горький осадок. Кхе-кхе, в осадок мы выпали! А?.. Вот перед детьми стыдно... Обманули мы их. И правильно, правильно презирают, правильно денег просят, чтобы уехать. Пускай... Поколение наше выдохлось, нету больше саяногорцев, жизнелюбивого, гордого племени. Ходим, работаем, как военнопленные... У нас же, ребятки, у нас, - понизив голос почти зашипел директор, - у нас свой маньяк появился. Да, да! Слышали? Нападает вечерами на беременных женщин, пинает в живот... Неужели не слышали? Во всех газетах статьи, сообщения были, на всю Россию прославились...

– Я читал во "Власти труда", - произносит с испугом и интересом молодой Игорек.

– Во, во! И в "Известиях" было, и в "Комсомолке"... а разве тогда мы могли об этом подумать? Мы ж о таком светлом мечтали...

Из-за двери, за которой сцена и зрительный зал, как взрыв - резко и оглушительно - аплодисменты. Долго-долго, не ослабевая, не находя единого ритма, а вразнобой, торопливо ладонь о ладонь. Искренне. Затем топот актеров, спешащих в гримерки на отдых и перекур перед вторым актом. Мы же идем на сцену - теперь наша очередь поработать.

Оглядываюсь. Директор с отвращением закуривает десятую за полчаса сигарету, трет, словно бы хочет выдавить, свои красные, измученные глаза...

Поселили нас в единственной, но классной гостинице - узкой двенадцатиэтажной башне из стекла и бетона, - совсем как где-нибудь в Сочах. Комнаты отвели по просьбе актеров на третьем этаже, так как многие боялись, что давно не обитаемое, непривычно высокое здание рухнет; лучше уж в таком случае быть поближе к земле.

Вадим, Андрюня и я заняли трехместный номер, а бедному Игорьку досталось жить с Лялиным и Храпченко.

– Ты извини, - не свойственно для себя робко сказал ему бригадир во время расселения, - четырехместных нету... Там с этими особо не это... построже будь. Особенно с Лялиным.

Конечно, в первый вечер, после спектакля, начало гастролей отметили. В гостиничном ресторане организовали банкетик. Был глава администрации Саяногорска, люди из отдела культуры, несколько видных горожан, краснорожий директор Дворца. Говорили речи, поэт-стрежневец читал стихи; наш Дубравин старался достойно отвечать, обещал бывать в "славном городе энергетиков и романтиков" чуть ли не ежеквартально... Еды на столах было немного, водку заменяли бутылки с девятиградусным красным вином, поэтому мы вскоре ушли к себе в номер, чтоб посидеть там как надо. А на улице разгулялась вьюга, стекла в огромных окнах постанывали от ударов ветра. О походе на бережок Енисея, о костерчике думать не приходилось.

– Но, правильно, - говорил Андрюня, наблюдая, как мы с Вадимом расставляем на столе купленные в ближайшем магазине "24 часа" бутылки и закусь, - а то там, блин, сидишь, как неродной, только и ждешь, когда они набрешутся и созреют для заглота виноградного морсика.

А бригадир порадовал нас сообщением:

– Лорка Волкова обещалась прийти. Я для нее вот спецом пузырь "Изабеллы" стянул.

– Нормалек! С девчонками всегда как-то уютней.

Пьем без азарта, каждый, не признаваясь вслух, занят ожиданием прихода симпатичной актрисочки Ларисы Волковой... Когда Петраченко заводит свой знаменитый монолог о лживости актерского искусства, мне представляется именно она. Лариса играет свои роли до того искренне, что у меня, да и у многих, чувствую, возникает желание зарыдать, тоска начинает душу царапать; и я поскорей ухожу подальше от сцены, чтоб не видеть ее, не слышать придуманных чужим, давно умершим автором слов, которые она с чувством озвучивает, в двадцатый, в пятидесятый раз искренне переживает... Она, говорят, очень талантливая и за три сезона, что работает в театре после окончания училища культуры, стала почти незаменимой - занята чуть не во всех постановках.

По ковровой дорожке шелест многих шагов. Голоса.

– Отбанкетились, - угадывает Андрюня.
– Договорились, ха-ха, открыть здесь наш филиал!

– Вот ты и останешься в славном Саяногорске, - тут же подкалывает его бригадир.
– Будешь начальником здешних монтиров.

Андрюня собирается сказануть что-то в ответ, но в это время стук в дверь. Вадим вскакивает.

– Я на пять минут, мальчики, - не успев войти, предупредила Лариса и с порога заценила комнату: - Ух, какие вам апартаменты достались! Люкс! А у нас с Татьяной хоть и двухместный, но вообще... На стенах такие вот пятна, обои вздутые...

Можно подумать, она в Минусинске живет в белоснежном дворце с бассейнами и балдахинами... Вадим суетится перед ней, как лакей.

– Вот сюда, Лор, присаживайся. Специально для тебя винцо бережем... Как там банкет?

– Да какой это банкет! Фу!
– Актриса сморщила симпатичное личико.
– Мне много не надо, - остановила текущую в ее пластиковый стаканчик струйку "Изабеллы", - завтра сказка тяжелая. Кувыркаться, бегать... Сказки больше энергии забирают, чем серьезные.

Вадим явно клеится к ней. В меру своих способностей, конечно, говорит неуклюжие комплименты. Андрюня конкурирует с бригадиром. Меня это почему-то начинает злить, тянет ляпнуть какую-нибудь неожиданную, хамскую фразочку... Смотрю на подвижное, привлекательное и молодое, но уже подпорченное гримом лицо Ларисы, слушаю ее мелодичный и в то же время искусственный, раздражающий голосок. Этим голоском она делится своими творческими планами:

– Собираюсь летом поступать в ГИТИС. Дубравин согласен, он уверен, что у меня есть талант.

– Не талант, талантище!
– поправляет Вадим.

– Давай, Лора, это дело серьезное!
– тут же подключается и Андрюня.

– Если зацеплюсь в Москве, буду стараться там место найти. Зачем возвращаться? Но, - Лариса встряхнулась, - не будем загадывать...

– Вот именно, - говорю, наливая парням водку в посудинки.
– Давайте просто - за грандиозность желаний!

– Мне не... не могу, - подает голос незаметно спекшийся Игорек; встает и, чуть не потеряв равновесие, хватается за спинку стула.

– Погоди, Игореня, последнюю. Давай, за желания! Это святое!

– Нет, не могу... Спать...
– Шатаясь, икая, Игорек покидает номер.

Вскоре и актрисочка засобиралась:

– Пора отдохнуть. Завтра тяжелая сказка...

– Ну что это! Сколько еще вина, сколько закуски!
– Вадим протягивает ей блюдце с нарезанным желтокожим яблоком.
– Ларисик, еще чуть-чуть! Пообщаемся.

Но она уходит. Мы в молчании допиваем водку, затем "Изабеллу", гасим свет и ложимся в кровати. Бригадир начинает задорным от злости голосом фантазировать, как бы, в каких позах он оттрахал Ларису Волкову. Постепенно подключаемся и мы с Андрюней. И получается жутко возбуждающе, почти как наяву. Кажется, что девушка сейчас на соседней постели, занимается с Андрюней или Вадимом и вот-вот окажется подо мной или - лучше - сверху. Обнаженная амазонка на молодом скакуне... Стараясь не шубуршать, я потираю зажатый в кулаке, налитый кровью и силой член и быстро кончаю в край простыни. Засыпаю, чувствуя рядом с собой горячее, гладкое, упругое тело прекрасной девушки.

Поздно вечером в воскресенье вернулись в Минусинск. Разгрузку "ЗИЛа" с декорациями отложили до вторника.

Из последних сил я притащился в общагу, а там, естественно, Леха. Бланш с его рожи почти что сошел, зато у него новая неприятность.

– И чего теперь? Как я им помогу?
– сразу, не спросив даже, как гастроли прошли, заныл.
– Горшки таскать? Ох, твою-то... бля-а!..

– Что опять?

Он читает мне телеграмму:

– "Приезжай попрощаться, очень плохи, деньги дорогу выслали адрес театра. Мама". Ну и как?..