Мир для Мирры

– Да не дрожи ты.- усмехается она, похлопывая меня по спине.
– Кстати, ты ведь будешь там главным номером - лукаво глядит на меня, ожидая ответа.

– Еще ничего не решено.
– вновь напоминаю ей, но Адриана и слушать не желает.

– Еще как решено. Уж Вэл своего не упустит.- она вдруг становится серьезной, наклоняясь ко мне.- Тебе очень повезло, девочка. Не все такие, как он. Держись за него.

И, выпрямившись, машет мне рукой, прогоняя:

– Ну, всё. Ступай, а то скажут, что старая Адриана загоняла тебя в выходной. Иди, иди же.

2.6 Вдвоём

– Поздравляю тебя. Я так и думала. Я знала, что вы подходите друг другу!- заливается Лиама.- Вэл вообще такой молодец, он ...

Рива, подвигая ко мне наполненную несколькими разными блюдами тарелку, более прагматична. Усмехаясь, она останавливает Лиаму выразительным взглядом, тут же кивая мне на тарелку:

– Поешь, тебе нужны будут силы. Лиама, дай ей хоть пару минут без твоей трескотни.

Лиама замолкает, а после придвигает мне вилку. Её лицо озарено счастьем, словно бы это она сегодня обрела пару, а вместе с этим- почет и уважение всей колонии. Большее уважение, пожалуй, здесь получают лишь беременные. О, их чтут словно богинь, вестниц нового мира. Почти каждая женщина спешит ненароком прикоснуться к беременной, втайне надеясь, что на нее снизойдёт части благодати, и она сама вскоре сможет обрести пару и забеременеть. Впрочем, в последнее время за здоровьем будущих матерей неустанно следит целая когорта докторов, поэтому многие контакты им спешат ограничить, чтобы не было угрозы плоду. Поэтому сейчас участь будущей матери - покой, усиленное питание и одиночество. Даже друг от друга многие изолированы в целях безопасности. Потому что, несмотря на старания, потомства становится всё меньше. И каждый будущий младенец представляет собой огромную ценность. Конечно, и мужчины, у которых уже есть дети, в не меньшем почете и уважении. Мужчина, что доказал колонии свою состоятельность, считается её полноправным членом. Другие же- или претенденты на это звание в силу возраста или неудачники, что не могут зачать потомства.

– Да, верно. А то тебе, я думаю, долго поесть не удастся. Вэл настроен весьма решительно.- хохочет она, указывая взглядом на него. Вэл, даже стоя поотдаль, разговаривая с двумя крупными мужчинами, умудряется попутно почти неотрывно следить за мной. И тот огонь , что полыхает в его взгляде, явно не отражение факелов.

– Поздравляю!- раздается грубовато и насмешливо женский голос. Мелани. Она стоит по другую сторону стола, собираясь сказать что-то ещё. Но тут же её мать, Уилма, заметив, что дочь сейчас может сорвать праздник, за что явно простым карцером не отделается, спешит к ней.

– Мелани! Ты здесь прохлаждаешься, а нужна мне, на кухне. Быстро за мной!

Она подхватывает дочь под руку и тащит за собой. Обдав меня взглядом, полным ненависти, Мелани позволяет себя увести.

– Наверно, Уилма специально взяла дежурство по кухне. Чтобы Мел не крутилась здесь, около тебя.
– догадывается Лиама. Но тут ко мне подходят женщины, чтобы поздравить, после поток визитёров увеличивается, к женщинам добавляются и мужчины. Наконец, Вэл шутливо расталкивает всех, громогласно заявляя, что желает увести свою пару, и это заявление встречают громким хохотом и подбадриваниями.

***

– Прошу.- Вэл неловко замирает на пороге, я делаю несколько шагов внутрь - и замираю от восторга. Вэл украсил свою небольшой отсек как смог. Сердечки, вырезанные из старой упаковочной бумаги, украшенные длинными гирляндами из все той же бумаги, свернутой в маленькие кольца, пропущенные друг через друга, нитями свисают вдоль стен и потолка. Крохотная комната, что должна стать домом для меня и Вэла на ближайший год. А, может, и дольше? Я никогда не задумывалась, отчего никогда не была беременна? Возможно, я тоже стерильна. Тогда моя участь даже здесь, где царит равенство и справедливость, незавидна. Нет, никто не выскажет этого в лицо, не упрекнет. Но каждый день меня станут провожать сочувствующими или осуждающими взглядами. Словно человека, что лишь зря занимает чужое место, использует блага и ресурсы, которые справедливее было бы отдать той, кто сможет подарить колонии нового жителя.

– Все хорошо?- участливо заглядывает мне в глаза Вэл. Я улыбаюсь и беру его ладонь. Мы почти одновременно делаем шаг навстречу друг другу, я приподнимаюсь на носочки, чтобы быть ближе к его губам, закрываю глаза. Поцелуй Вэла осторожный, полный щемящей нежности, ласки. Он не торопится жадно обнять меня как Стен, не старается взять, заклеймить собой, как Демир, не причиняет боли как те звери в человеческом обличии, что напали на наш лагерь ночью. Вэл так аккуратно и нежно обращается со мной, что я действительно начинаю проникаться торжественностью момента, будто своими губами он выпивает всю боль и темноту внутри меня, возрождая, наполняя светом.

Наконец, он отстраняется. В его глазах я легко угадываю восторг. Важно, словно мы до сих пор на церемонии, Вэл ведёт меня к кровати. Рядом с ней на столике фрукты, освежающий напиток в прозрачном графине и два стакана. Сегодня их закромов достали самую лучшую ( и единственную ) красивую посуду. На церемонии люди хоть немного могут проникнуться духом старого мира, понять, куда стремятся идти, за что ведут ежедневную борьбу. У старого мира был лишь один огромный минус - ненависть и войны, порождаемые ею.

– Мирра, это тебе.- Вэл достает из кармана небольшую коробочку. Его пальцы слегка подрагивают, когда он открывает крышку - и мои губы сами собой невольно растягиваются в улыбке. На тонкой серебристой цепочке блестит кулон, выполненный в виде дерева с большой раскидистой кроной. Переплетения ветвей выполнены так филигранно и мастерски, что сразу узнается рука Илори из мастерской. А ещё я знаю, как называется это дерево. Мирра! Мирровое дерево, в честь которого назвала меня мама. Когда я, будучи совсем ещё маленькой, поинтересовалась, отчего меня так назвали, мама ответила, что мои волосы были цвета золотистой жжёной карамели, точно тягучая смола этого дерева. Символа новой жизни, нового мира. Символа жизни после смерти. И, конечно, в силу возраста в момент я не могла понять, отчего по маминым щекам катятся слёзы. Да и больший интерес у меня вызвало сочетание " жжёная карамель", ведь при этом на лице мамы появилось такое мечтательное выражение, словно это означало нечто невероятно хорошее. Вкусное. И, наверняка, сладкое, похожее на те прозрачные сладкие кругляки, что я ела в доме учительницы. Кажется, она называла их конфетами. Карамелью и ирисками.

– Спасибо.
– скольжу подушечками пальцев по прохладному металлу, не веря своим глазам. Возможно, для многих здесь, в колонии, подарки, пускай и скромные, - обыденность, но для меня это впервые. Впрочем, как и все остальное. Кажется, что сердце разорвется от переполняющих его эмоций. Вэл, такой родной, близкий, такой добрый.

– Пообещай, что никогда не станешь его снимать.- вдруг неожиданно просит он, с такой горячностью во взгляде, что я на мгновение удивлённо замираю, оглядывая этого нового, незнакомого мне Вэла. Подавшись вперёд, он напряжённо замирает в ожидании моего ответа.

– Пообещай.- с нажимом повторяет он, и я подчиняюсь.

– Обещаю.- успокаиваю его, возясь с тонким маленьким замочком. Надеваю украшение на шею и ещё некоторое время любуюсь тем, как сверкают блики его граней. Если внимательно всматриваться, кажется, что переплетение ветвей являет собой некую картину. Вэл с довольной улыбкой скользит взглядом по моему лицу, опускаясь ниже. Удовлетворенно кивнув, он легко прикасается пальцами к подвеске, чуть задевая грудь, отчего волна мурашек проходит по моему телу. Смутившись, он делает шаг назад. Меж нами повисает неловкое молчание.

– Хочешь немного?- кивает Вэл на графин, но я, отчего-то смутившись, отрицательно качаю головой, чувствуя, как от нервов ладони стали влажными. Отпустив кулон, облизываю пересохшие от волнения губы, уже жалея, что отказалась выпить. Сейчас все должно произойти, назад пути нет. И, хоть я не должна, но я волнуюсь. Как странно, как непривычно делать это вот так- не подчиняясь власти жестокого психопата и насильника, не пытаясь заглушить процессом тянущую боль в сердце, страх, что этот день может оказаться для тебя последним.