Мир для Мирры

– Кит.- велю я своему помощнику- Сопроводи нашу гостью в пятый отсек, приставь охрану.

Равнодушно кивая, высокий жилистый Кит направляется к моей дочери, ухватываясь за ручки коляски. Я замечаю беспокойство в ее взгляде. Оказывается, моя малышка не так храбра, как пытается показать. Что ж, это у нее, несомненно, в меня - я никогда не был сторонником открытого противостояния, демонстрации силы. Нет, коньком сперва простого мальчишки из дальнего района в Сити, а после и главного Управителя всегда были хитрость, подлость, коварство. Помню, как я обвел вокруг пальца деда Лиоры и отца Юлы, прежнего Главного Управителя. Я восхищался его идеями, притворялся, что искренне верю и разделяю весь его бред про антидот и поиски спасения. Какого труда мне стоило каждый раз не засмеяться, когда этот дурак, Эрик, похлопывал меня по спине, произносил очередную возвышенную чушь вроде " Если придется, то ты защитишь её, мой мальчик. Только тебе я могу доверять". Его напарник по исследованиям, хитрый и скользкий как угорь, Ингор, кажется, догадывался обо всём. Но, как ни странно, он ни разу не выдал ни своей осведомленности, ни того, что желает за свое молчание. Впрочем, он понимал, что этим приговорит себя.

***

Я бреду вдоль плантации, зелёные побеги рая словно тянутся ко мне, склоняя листья. Их изумрудная яркость заставляет сердце сжиматься в предвкушении блаженства. Но стоит мне протянуть руку, как тонкие остроконечные листья спешат отпрянуть, точно живые. Я стараюсь дотянуться, наклоняясь всё сильнее - но растение отклоняется больше и больше, будто насмехаясь над жадным больным человеком. Одержимым жаждой, разрушающей его изнутри. Наконец, когдамне кажется, что я сумел ухватить тонкий стебель, куст выпрямляется с такой силой, что я, крепко держась за свою добычу, лечу прямо в заросли рая. Стебли ползут по моему телу, царапая кожу. Маленькие побеги спешат обвить руки и ноги, намертво приковывая меня к земле. В уши, нос, рот вползают стебли, глаза точно повязкой опутали крупные листья, лишая возможности видеть. Самый большой побег с силой устремляется в мой рот, попутно кроша зубы. Проходя по гортани и пищеводу, он разрывает их, отчего кровь хлещет из моего рта, облегчая ему путь...

– Показатели удалось стабилизировать!- слышу я, как прихожу в себя. Надо мной нависает лицо одного из моих докторов, второй, испуганно перебегая от монитора к монитору, что-то отслеживает. У дверей я замечаю Кита, выражение его лица как всегда непроницаемо, но я точно уверен, я знаю- он ждал. Ждал, когда я уйду на тот свет. И, как ни странно, я поддерживаю его в этом желании. Вот только найду своего ублюдка- и могу уходить.

Доктор и его помощники всё ещё суетятся надо мной, проводя манипуляции с телом, находящимся на грани жизни и смерти. Кит наблюдает, не делая никаких попыток решить мою судьбу. Но по крошечной венке, что пульсирует на его лбу, я могу видеть его истинное состояние. Ненависть. Чистая, ничем не замутненная эмоция. Возможно, именно поэтому я раз за разом оставляю его в живых. Кит, хоть и не показывал открыто, но и никогда не скрывал своей ненависти ко мне. Она проскальзывала во всём - взгляде, движениях, том, как он наклонял голову, чтобы не дать остальным считать его эмоции, когда сдержать их становилось чем-то непосильным. Мой заклятый друг, моя противоположность. Наверно, для такого как я было особенно приятно подчинить его себе, заставить делать то, что велю я. Выпачкать его суровое волевое лицо в той грязи, в которой сам барахтаюсь очень и очень давно.

Смех, поступающий к горлу, разрывает изнутри. Кровавая пена пузырится в уголках рта, а я смеюсь всё громче и громче, приводя в ужас жалких докторишек, несомненно, считающих свои последние минуты на этой мерзкой земле.

2.8 Вэл

"Надежда с улыбкой смыкает мне веки,

Таится надежда в другим человеке.

Уснуть рядом с ним, безнадежно скучать,

Ругать и смеяться, любить и молчать.".

Когда я увидел страх в глазах Мирры, то понял, что готов жизнь отдать, лишь бы с ней все было хорошо. Осознал, насколько крепка моя к ней любовь. Даже сейчас, под прицелами автоматов, перед глазами стояло её испуганное лицо.

– Отправь людей, чтобы провели её в убежище.- бросаю Эрику. Тот злобно косится на меня.

– Иначе что?- издевательски тянет, демонстративно поднимая вверх оружие.

– Иначе можешь стрелять.
– совершенно спокойно отвечаю, глядя ему прямо в глаза. Эрик злится - ему хочется показать себя новой властью, тем, кто отныне решает всё в колонии, перед остальными. Но если ему придется застрелить меня без суда, то никогда таковой властью ему не стать. Он знает это, поэтому сплевывает себе под ноги, и кивает одному из мужчин.

– Стингер, ты пойдешь и отведешь девчонку в убежище.

Высокий худой Стингер неожиданно доволен поручением, он бросает короткое согласие, и спешить покинуть нас. Остальные хмуро глядят ему вслед, нервно сжимая в руках автоматы. Эрик переводит взгляд на меня.

– Ну, ещё какие-нибудь просьбы - он намерено делает акцент на этом слове, показывая всем, что отдавать приказания я больше не могу. Я отрицательно качаю головой.

– Тогда вперёд!- недовольно рявкает он.

Все больше и больше на нашем пути попадаются следы побоища. Если раньше я замечал в глазах некоторых жителей колонии, что пришли вместе с Эриком, некое сочувствие, то теперь практически все взгляды, обращённые на меня- чистая, ничем не замутненная ненависть.

– Чертов ублюдок!- доносится мне в спину. Я не могу знать, что происходит, но догадываюсь, что случилось нечто страшное. И это как-то связано с пленниками.

***

Столы перевёрнуты, блюда с едой лежат в пыли. Оборванные нити гирлянды свисают вниз, в паре ламп мигают жёлтые огни. Людей нет, скорее всего, действовали по одному из кодов опасности. Мужчины у стены и на вышках, женщины и дети в укрытии под землёй.

Когда мы приходим к вышке у северной части стены, Эрик толкает меня в спину автоматом:

– Поднимайся!

Я иду по лестнице, уже понимая, что увижу там. И не ошибаюсь - трое дозорных мертвы, застрелены почти в упор.

– Угадаешь, скольких охраны положили твои чудесные " заключенные" в тюрьме?- злобно выплёвывает Эрик, позади меня. Обернувшись к нему, сжимаю руки в кулаки. Когда-то это должно было произойти. Невозможно строить идеальное общество, это утопия, заблуждение! В мире были, есть и будут преступления. Насилие. Жестокость. Наша задача не сортировать людей, чтобы мир делился на добро и зло, не истреблять зло, уподобляясь ему, а пытаться привести его к свету, добру. Но не забывать и о наказании, правосудии. Каждый из пленников отбывает свою повинность. Многие из них ещё долго не выйдут на свободу. Но те, кто уже вышел, прекрасно адаптировались в колонии, столько лет у них было на то, чтобы увидеть иной мир, приспособиться, измениться самим. Я всегда старался занять заключённых какой-нибудь работой, чтобы они видели свой вклад в жизнь общества. Всегда следил, чтобы с ними обращались достойно. Ведь совсем потерявших человеческое лицо, убийц, каннибалов в колонию никто бы не впустил. Если бы на земле все ещё работали законы, то такие должны были быть приговорены к смертной казни. Я помню, отец многое мне рассказывал из своей юридической практики. Поэтому у нас в тюрьмах содержались лишь те, из кого бы с большой вероятностью получились полноценные члены общества. Как мне раньше казалось. Теперь злой рок показал мне, как я заблуждался.

– Что встал, там их дружки требуют тебя. Поговорить хотят, соскучились.
– Эрик вновь подталкивает меня дулом автомата, отдавая приказ спускаться. Позади вышки я замечаю несколько тел заключенных. Так странно, неужели они хотели организовать побег?! Что-то не очень эта версия походит на правду. Зачем бежать из того места, где к тебе довольно сносно относятся, где есть кров над головой, еда? В мир, где ты сам можешь стать чьей-то добычей.

На стенах тюрьмы, под которую здесь отведен один из ангаров, кровь и следы от пуль, впившихся в железную обшивку. Эрик делает знак остальным, чтобы те остались снаружи. Снова нахожу странным, насколько нелогично его поведение. Внутри может быть опасно, даже если все заключённые обезврежены.

Мы входим, и первым делом я замечаю несколько тел заключенных прямо по центру помещения. Они свалены друг на друга, кровь ещё сочится из ран. Другие, те, кто остался в живых, собраны в две клетки. Скорей всего, тела погибших выставлены на всеобщее обозрение не просто так, а в качестве наказания.

– Сюда.- грубо толкает меня в спину Эрик, подводя к одной камер. Перехватив автомат левой рукой, он достает из кармана... окровавленный кусок человеческой кожи. Оскалив зубы в улыбке, отирает его о брюки. А затем подносит к сканеру, служащему замком. И в отсветах ультрафиолета я вижу знакомую до боли татуировку! Такие есть всего лишь у двоих людей из колонии, и один из них- я сам. Это может означать лишь одно- Матиаса нет в живых.

– Сволочь! Ты убил его!- бросаюсь на Эрика, но он оказывается неожиданно готовым к подобному обороту событий. Его кулак с силой врезается мне в живот, отчего я буквально отлетаю назад, падая у одного из тел. В глазах мертвеца будто искрится усмешка. Вот и тот, кто держал его в заточении, повержен, лежит в пыли рядом с ним.

– Заканчивайте с ним быстрее.- голос Эрика нервно дрожит. Кому это он? Неужели жители колонии смогут убить кого-то из своих же? Даже когда они держали меня под прицелом, в их взглядах читалась нерешительность, которой никогда не будет у хладнокровного убийцы. Во взглядах всех, кроме Эрика.