Мир для Мирры

– Демир!- почти выкрикнув его имя, отшвыриваю в сторону ремень, который с глухим стуком падает у выхода. Опустившись на колени рядом с ним, с ужасом оглядываю его тело- в ранах и кровоподтёках, чей цвет буквально на глазах меняется от синего к багровому, раздуваясь и набухая на глазах. Но в ещё больший ужас меня приводит выражение его лица. Он ... улыбается. Боже! "Да мы ведь достойны друг друга!"- снова приходит на ум совершенно невероятная, шальная мысль, что то и дело всплывает из глубин подсознания в последнее время . Усевшись рядом, нашариваю ладонью на кровати ключ, остегивая его. Я знаю, что Демир не причинит мне зла. А ещё - ещё я знаю, что Уля жива. Он солгал мне.

– Зачем?- одними губами выдыхаю, стараясь не смотреть на его раны. Улыбнувшись, он наклоняется ко мне, обнимает, слегка кривясь от боли в истерзанном теле.

– Иначе ты бы не смогла попытаться простить меня никогда. Это - самая маленькая цена за твое прощение.

И тут я не выдерживаю. Разрыдавшись в его объятиях, я глажу его волосы, шепчу что-то совершенно безумное о том, как люблю его, как он мне дорог. Как я боролась с самой собой, чтобы не признавать этого, как с треском проиграла. Дамир нежно обнимает меня, словно бы мы до этого дарили друг другу ласки и нежность, а не терзали каждый другого.

Спустя некоторое время я прихожу в себя.

– Ты куда?- вроде, ровным голосом спрашивает, а я чувствую беспокойство. Он действительно меня любит. Просто не умеет иначе. Его никто не учил, как это, " любить", не проявлял любви к нему самому. Также и я. Мы оба любим как умеем.

– Тебе нужно...- начинаю я, желая сказать, что нужно обработать его раны. Но Демир качает головой:

– Мне нужна ты. Только ты. Иди ко мне.

Он склоняется надо мной, чтобы поцеловать. И я, перехватив инициативу, с жадностью набрасываюсь на его губы.

– Я люблю тебя. Люблю.- неистово шепчу в перерывах между поцелуями.- Люблю....

Мы любим друг друга неистово, невзирая на его кровоточащие раны, словно два диких зверя, утверждающих права друг на друга. Так, словно сегодня - наш последний раз вместе. Горько, с надрывом и отчаянной любовью - ненавистью.

2.25 Демир

Мирра. Каждую ночь, когда она засыпает рядом со мной, ещё долго лежу без сна, вслушиваясь в её дыхание. Кажется, если хоть на мгновение закрою глаза, проснусь- её уже не будет рядом. И я снова окажусь отброшенным за миллионы гребаных пустых и бессмысленных лет одинокого существования, много миль до своей мечты. Своей жизни. Так странно, но не получивший должной любви и родительской заботы в детстве, я долгие годы прятал то, как остро в них нуждаюсь, даже от самого себя. Играя озлобленного на весь мир волчонка, к которому даже прислуга в доме отца испытывала смесь жалости и боязни, так вжился в этот образ, что после уже не различал, где же " я" настоящий. Грань между защитной оболочкой и реальным мной истончилась, стёрлась. И только маленькая храбрая Мирра смогла то, что было не под силу никому до неё - вывернуть меня наизнанку, вытащить на свет того маленького испуганного мальчишку, так отчаянно нуждающегося в любви и ласке. Так мечтающего об одном лишь добром взгляде.

Сама же Мирра не может, не умеет скрывать чувств- все они написаны на её лице. Поэтому каждый день я наблюдаю, как она борется с самой собой. Ненависть и просыпающиеся чувства ко мне заставляют мою пару мучиться от невозможности сделать выбор, определиться, как относиться ко мне. Даровать ли то, чего я не заслужу и за сотню жизней рядом с ней, прощение. Или же возненавидеть с новой силой за то, что вновь лишил её выбора, фактически принудил жить вместе. Конечно, она этого никогда не узнает, но Мирра права- один из тех, кто ушел вместе со мной, Джойс, отвечавший за охранные системы в Раю, теперь тоже новый жилец колонии. И, по совместительству, сотрудник лаборатории, где определяют генетическую и прочие совместимости. Так что наша с ней совместимость в любом случае была бы полной.

Признаться честно, выбора у нее не было никогда. С тех пор, когда там, на сцене, в полупрозрачной развратной тряпке, в ворохе белых пушистых перьев и блесток, она скользила своими синими глазами по залу, едва сдерживая дрожь в теле. На тот момент я уже несколько недель знал о том, что у Юлы есть дети, но проклятая роль не отпускала с острова. А когда я всё же смог вырваться в грязные трущобы, чтобы осуществить свою месть... Я хохотал как безумный над насмешкой судьбы! Стервы, что сотворила все за меня! Гребаной сволочи, лишившей меня последнего смысла в моей проклятой жизни! Юла мертва, всё её дети до последней дочери, проданы. Выжила одна лишь Лиора, но разве то существование, на которое моя сестра добровольно обрекла себя, можно назвать жизнью? Впрочем, также я понимал, что много людей живут гораздо хуже. Хуже, чем Лиора, и уж, конечно, гораздо хуже чем я. Понимал - и ничего не мог поделать с той всепоглощающей ненавистью, стоило только вспомнить о " предательстве" Юлы.

Но в тот момент - в тот момент я забыл обо всем. Меня будто прошило насквозь, смотрел- и не мог оторваться от такого знакомого испуганного лица, впитывал каждую чёрточку. Хотел прикоснуться к той, кого, отчего-то, сразу выделил на жалком чёрно-белом фото. Но, в то же время, зная, кто эта девушка на сцене, хотел броситься, взбежать по переливающимся хрустальным блеском ступеням и взять её прямо там. Растерзать, оставив голой и окровавленной. А, может, наоборот - сорвать одну из мерцающих развратным блеском портьер, укутав в нее дрожащее маленькое тело, и унести Мирру далеко-далеко, туда, где никто нас не сможет найти? Желал ли я наказать? Утолить внезапно возникший плотский голод? Отомстить? Любить и заботиться? Не знаю. Никогда не мог проанализировать всю глубину своих чувств к этой странной девушке. Девушке, мягкой и сильной одновременно. Мирре, что перенесла в своей жизни гораздо больше, но не стала таким мерзким гниющим изнутри чудовищем как я. Глупышка, она думает, что многие в колонии недолюбливают её - и глубоко ошибается! Я вижу, как тянутся к её свету люди, как она, не прилагая ни малейших усилий, обзаводится друзьями.

***

Грегор, подслеповато хмурясь, вертит в руках одну из старых книг. Матиас, сидя в кресле, следит за ним хмурым взглядом. На его лице залегли тени, а кожа истончилась, став практически прозрачной. Седые тонкие пряди нависают на глаза, битые коричневатыми пятными кисти рук подрагивают, словно живут отдельной от иссохшего тела жизнью.

– Да всё это- детские сказки!- разъяренно хрипит в дальнем углу Ангара Чет. Его покрасневшее от непосильного умственного труда лицо выражает крайнюю степень раздражения.- Зачем верить в то, чего даже не видел?!

Матиас, закатив глаза, ухмыляется. Грегор, перехватив его взгляд, пытается сдержаться, но , не выдержав, смеётся, укоризненно покачивая головой.

– Ну, вот ты, Чет, веришь в силу земного притяжения? А разве ты её когда-нибудь видел? Или в гравитацию? А, может быть, в ...- отсмеявшись, становится серьезным Грегор, но механик Чет, хмурясь, машет рукой:

– Да понял я, понял. Умные все больно стали.

Он сердито надувается, отвернувшись к стеллажам с книгами. И преувеличенно серьёзно начинает вытаскивать и листать книги. Чет вообще не отличается способностью логически мыслить, но зато второго такого большого и доброго сердца как у этого здоровяка я не встречал раньше никогда. Мирра? О, здесь она проходит вне конкурса, ведь для меня она, прежде всего, любимая женщина. Стараясь отмахнуться от мыслей о ней, глубже зарываюсь в одну из книг.

– Аккуратнее, не то достанется тебе от Радики.
– подначивает его Матиас, не раз прежде и сам на себе ловивший гнев и тяжёлую руку главной смотрительницы архива. Теперь же он всё больше ловит только сочувственные взгляды- все понимают, что их лидеру недолго осталось.

Чет, вяло огрызнувшись, вновь отворачивается к полкам, продолжая почти бессмысленные поиски.

– И ты не веришь?- вдруг в лоб спрашивает Грегор, обернувшись ко мне. На его лице написано недовольство, но, спустя мгновение, выражение лица вновь становится нечитаемым. Идеально для хорошего лидера- бесстрастный, справедливый, с порой жёсткими, но верными решениями. Тот, кем должен был стать я, но грань между властью и вседозволенностью настолько тонка, что я не заметил сам, как, провалившись, оказался по ту сторону.

– Не знаю.- также честно отвечаю- Но, по крайней мере, мне не кажется, что ответ мы найдем в книгах.

Брови Грегора хмуро сходятся к переносице.

– Он торчал здесь днями и ночами, не может ведь быть, чтобы впустую!- с нотками отчаяния в голосе захлопывает с треском очередную книгу. Чёт насмешливо отзывается с другого угла:

– Он и с Миррой днями и ночами торчал, а толку- ноль.- поймав мой недовольный взгляд, Чет тут же испуганно замолкает. Матиас, задумчиво глядя на меня, будто без слов интересуется. И я не хожу вокруг да около, делая вид, что ничего не понял: