Мир Гаора

– В седьмую.

С него сняли наручники - руки сразу бессильно упали вдоль тела, отозвавшись болью в плечах - и скомандовали.

– Руки за спину. Вперёд.

Потом Гаор много раз думал, что заставило сержанта сделать этот выбор. Потому что долгое раздумье, листание справочников и списков и решение поместить его именно в седьмую камеру, спасло его. Если не сохранило жизнь, то от многих колотушек и неприятностей избавило. Чем бы ты ни руководствовался, старший сержант Рабского Ведомства на первичной сортировке в Центральном Накопителе - Большом Отстойнике по-простому - сочувствием или трезвым расчётом, нежеланием портить товар перед продажей или солидарностью с ветераном - на мундире сержанта теснились нашивки за ранения и бои, но спасибо тебе. Но понял это Гаор потом, а оценил ещё позже.

Здесь лифтов не было. Его спустили на два пролёта по обычной лестнице, открылась решетчатая дверь, и перед ним неожиданно шумный, заполненный гулом множества голосов коридор.

– Вперёд.

Слева глухая стена, справа решетчатые стены камер. За решётками оборванные, лохматые, небритые, в ошейниках... Некоторые стоят у решёток, с интересом разглядывая проходящих, а многие и голов не поворачивают, занятые своими делами.

– Стой.

Надзиратель откатывает дверь.

– Заходи.

Он медлил, и ему помогли пинком в спину. За спиной лязгнул, отгораживая его от прежнего мира, замок.

– Ребя, новенький!

Его сразу окружили, и он инстинктивно прижался к решётке, пытаясь прикрыть спину, получил несильный, но ощутимый укол как от тока и невольно шагнул вперёд.

– Эй, паря, ты чего?

– Да он новик, лоб красный!

– Ребя, обращённый!

– Слон, обращённого сунули!

Что прирождённые не ладят с обращёнными, он узнал позже, а о причинах этой вражды не так узнал, как сам потом догадался, и в драках участвовал на стороне прирождённых. А тогда просто почуял грозящую опасность, и попытался поднять, прижать к груди сжатые кулаки, но онемевшие от наручников руки плохо слушались, а рабов было слишком много.

– Ща мы его...

– В параше купнём!

– Точно!

– Давай его сюда!

– Ребя, а рыжий он чего?

– Ублюдок всё равно...

– Ща мы тебя, тварь ублюдочная...

– Слон, клеймо ему посмотри, ворюга или мочила.

– Один хрен, в парашу его.

Стиснув зубы, он молча отбивался, но его скрутили, поставили на колени и, больно схватив за волосы надо лбом, запрокинули голову. И огромный, чуть ли не больше Малыша раб, которого остальные называли Слоном, сопя навис над ним. От боли и обиды - на колени его никогда не ставили - у него выступили слёзы, и он зажмурился, чтобы не показать их.

– Чегой-то не пойму, - прогудел над ним Слон.

– А ну, к свету поверни!

– Эй, ребя, кто такое видел?

– Ни хрена себе!

– Это чтой ж такое будет?

– Эй, Седого кликнете.

– Седой, глянь, чего такое?

– Ну-ка, - прозвучал над ним спокойный и чем-то отличный от других голос.
– Действительно, странно, никогда не видел. Эй, парень, открой глаза.

Его по-прежнему держали, но, уже не причиняя боли, и он открыл глаза. И увидел продолговатое от худобы лицо с еле заметной короткой седой щетиной у рта и на подбородке, седой короткий ёжик, не закрывающий лоб, и на лбу посередине над бровями синюю татуировку клейма. Круг и в кругу звезда в три луча.

– Когда клеймили?

– Сегодня, - прохрипел он.

– Статья?

Он назвал намертво впечатавшийся в сознание номер.

– Не слышал, - пожал плечами Седой.
– А словами.

– Я бастард. Наследник проиграл родовые ценности, и меня продали в уплату долга.

Сказал и сам удивился, что удалось сказать так легко и внятно.

– Он проиграл, а тебя продали!
– присвистнул кто-то.

– Седой, бывает такое?

– Я слышал о таком, - медленно кивнул Седой.
– Но это было очень давно. Неужели этот закон не отменили?

Он промолчал.

Его отпустили, но он по-прежнему стоял на коленях, запрокинув голову.

– И что за семья?
– спросил Седой.

– Юрденал.

– Яржанг Юрденал? Спецвойска?

– Да.

– И ты его бастард?
– удивился Седой и кивнул.
– О нём я слышал. Этот мог.

Седой повернулся к Слону и сказал несколько непонятных незнакомых слов. Все зашумели, но уже явно доброжелательно, а Слон кивнул.

– Ладноть.

– Вставай, - улыбнулся ему Седой.
– Пойдём, определим тебе место.

Он встал и пошёл за Седым.

Нары в камере шли в два яруса вдоль дальней стены. Не помещавшиеся на нарах спали вдоль боковой стены прямо на полу. Третью стену, где располагались параша - углубление в полу с автоматическим стоком - и в шаге от неё кран, из которого капала вода, собираясь в небольшой раковине, не занимали. У крана сыро, у параши - позорно. Четвёртая стена - решётка.

Седой подвёл его к нарам.

– Вот сюда. Подвиньтесь, ребята.

Двое показавшихся ему на одно лицо парней со светлыми волосами до бровей и золотистым пухом на щеках подвинулись. Его удивило, что Седой не скомандовал, не попросил, а... предложил, а ещё больше готовность, с которой парни выполнили это предложение. Он сел, оказавшись между ними и Седым. Вокруг толпились остальные, разглядывая его с интересом и без явной вражды. В ушах вдруг пронзительно зазвенело, беззвучно встал перед глазами ослепительно чёрный куст взрыва, и всё исчезло...