Мир Гаора

...Гаор улыбнулся воспоминаниям. Нет, здорово было, по-настоящему здорово. И хорошо бы летом хозяин его на покосную пору снял с рейсов, отправив на общий покос с мужиками, а то жди теперь до следующего новогодья встречи с остальными. А весна в этом году, все говорят, хорошая, дружная, значит - он снова усмехнулся - понравилось Солнцу - Золотому Князю их славление, ни у кого злых мыслей не было... нет, теперь бы он с Вороном поспорил о двух верах. Можно им поладить.

В лужах играет солнце, вдоль дороги быстрые искрящиеся на солнце ручьи, островки почерневшего снега в низинах и на северных склонах, а на прогретых пригорках уже торчат ярко-зелёные иголки молодой травы. Как же всё-таки всё хорошо! И "Серый коршун" готов.

"А чёрт!" - Гаор досадливо выругался, увидев с холма далеко впереди въезжающую в посёлок серую с зелёной полосой по борту машину. Как накликал! Увезут ли, привезут ли... всё сердце рвать. Хорошо, что ему этот посёлок не нужен сейчас, вон его развилка. Нет, не хочет он видеть, насмотрелся, его дело сторона, ни родни, ни друзей, а всё равно... Стариков ли на утилизацию, малышню ли на сортировку, или взрослых вдруг тасовать начнут... нет, ни голод, ни побои, вот чем страшно рабство, что в любой день тебя возьмут, увезут от своих и никогда ты их больше не увидишь. А потому считай любую семью, куда тебя ввели, своей. И мужчина, привезённый в "сером коршуне" в чужосело, входит в назначенный ему управляющим дом, кланяется старшей женщине в этом доме и с этого мгновения он муж и отец в этой семье. Потом сочтутся родством и свойством с соседями, решат, кто его братья, сёстры, племянники и племянницы, и одна мольба: чтоб не увезли, дали дожить свой срок здесь. А с детьми как... тоже видел. Как вытряхивают из машины перепуганных малышей со свежими клеймами на красных воспалённых лобиках, и как женщины толпятся поодаль, выглядывая своих, а как отъедет машина, кидаются к детям, расхватывают их, своих и чужих, но с этого мгновения своих. Ведь счёт сволочи из Рабского ведомства ведут на штуки. Десять детей увезено, десять привезли, а те, не те... и куда делись не привезённые? Увезли в другие посёлки, или не прошли сортировку и утилизированы... Сволочи, где же твоя справедливость, Огонь Великий?

Гаор резко вывернул руль, входя в поворот. Нет, навидался он. Как бы "Серого коршуна" передать? Эх, черт, неужели никак не получится? Статью о Седом он писал, не думая, не надеясь на печать, а так, выполняя приказ человека, спасшего ему жизнь, а здесь уже думает. "Нет, - осадил он в который раз сам себя, - не надейся и не рассчитывай". Статья должна быть готова, но не жди, а то свихнёшься. Серую пустоту он к себе больше не подпустит, но и надеяться, что в очередной раз въедет на стоянку заведения, а там Стиг... нет, подарили тебе матери-владычицы и Судьба-сестра чудо, так будь благодарен и не требуй, и не надейся... Как он слышал когда-то? Никому не верь, ничего не бойся, ни о чём не проси. Да, именно так. Слышал это на "губе" от одного опытного сидельца, что и до армии посидеть успел, и на "губе" был не впервые. А можно и короче. Не верь, не бойся, не проси. На "губе" это было в самый раз. А здесь?

Постепенно Гаор успокоился, да и дорога требовала внимания, а "Серый коршун"? Нет, ничего он здесь не может сделать, значит, и нечего сердце рвать. Лучше подумай, а не заночевать ли тебе в этом поселке? В прошлый раз ты в хороший дом попал. И рассказали интересного, и покормили хорошо, и ночью приласкали. А о том, что потом после твоих ночёвок бывает, что народятся мальцы и девчонки с рыжинкой, и какова их судьба будет... не думай, не рви сердце. Тебе оно ещё понадобится. Мужайтесь, худшее впереди.

* * *

"Они передвигаются столь медленно, что их движение становится незаметным и позволяет застигать жертвы врасплох". До чего же хороши старинные изречения. Вот так, помаленечку, потихонечку, собирая камушек к камушку и даже крупицу к крупице, создадим величественную мозаичную картину. И никогда не знаешь, что и где ухватишь.

Венн Арм любил и умел водить машину. И искренне считал, что сумасшедшие гонки по автодрому или старым давно не ремонтированным и потому опасным шоссе - лучший способ расслабиться, очистить голову от мелких обыденных тревог и мыслей, успокоиться и поразмыслить. Глаза, руки и ноги делают своё дело, а голова - своё.

Итак, проблема человеческих ресурсов. Спасибо Огню, но если бы дела Таррогайна бы не было, его стоило бы самому инициировать. Смешно, но опять всё сошлось на бастарде Юрденала. Парень умеет вляпываться в чужие операции, оказываясь в самом центре, так что без него не обойтись. Жаль, сразу не уточнил, какие это случайные подработки у сержанта-ветерана Гаора Юрда. Знал бы тогда, что он журналист... Хотя нет, операция готовилась слишком давно, и менять её было бы поздно. Но Огонь справедлив: получив рабство, парень получил и доступ к весьма интересной и недоступной другим журналистом информации. Интересно, каким образом родич сумел связаться с ним? И вот тоже... случайное совпадение...

...Визит доктора философских и исторических наук, профессора, почётного и действительного члена и так далее, и так далее почтенного Варна Арма застал его врасплох. Меньше всего он этого ожидал. В конце концов, брат деда - не самая близкая родня. Тем более что дед со своими братьями особых отношений не поддерживал. Но и отказывать необычному визитёру не следовало.

Смотрелся профессор достаточно импозантно, вполне соответствуя своим званиям, оценил коньяк, безошибочно определив его происхождение.

– Кроймарн? Вот не ожидал, что он ещё сохранился.

– Да, - кивнул он и мягко вздохнул.
– Остатки былой роскоши.

Профессор задумчиво кивнул, пригубил коньяк.

– Слишком многое стало остатком.

Он невольно насторожился.

– А о ещё большем осталась только память, - задумчиво продолжал профессор.
– И скоро её будет некому хранить.

– Есть архивы, музеи, галереи, - осторожно возразил он.

– Вещи мертвы. Заключённая в них память жива, пока есть люди, - профессор поверх рюмки внимательно посмотрел на него.
– Вы часто бываете в замке Армонтин?
– И не дожидаясь его ответа.
– А ведь это память вашего рода. И целой эпохи в нашей истории.

– Да, я помню, дед рассказывал мне о вашем решении. Сделать родовой замок общедоступным музеем и этим сохранить род. Остроумное решение, - искренне сказал он.
– Но вы правы, я не бывал в замке, - и с извиняющейся улыбкой пояснил.
– Я не историк, живу настоящим.

Профессор улыбнулся с горечью и кивнул.

– Да. Но как...
– выразительная пауза и последовавшие за ней слова понравились ему сочетанием явного намёка на несказанное и правдой произнесённого, - как умный человек вы не можете не думать о будущем.

С этим нельзя было не согласиться. Ему стало настолько интересно, что он предложил играть в открытую.

– Забота о будущем привела Вас сюда, не так ли?

– Вы правы, - одобрительно кивнул профессор.

– Вас волнует будущее Армонтинов, Армонтов или Армов?

– Меня волнует будущее дуггуров. Всего народа. Но теряя сейчас роды, ветви, семьи и даже отдельных людей, мы теряем и весь народ.

– Согласен, но без обновления нет будущего, а обновление невозможно без отмирания всего устаревшего, - сказал он, провоцируя профессора на спор.

– А кто определяет, что устарело?
– ответил профессор вопросом.

Разговор становился ну очень интересным. О профессоре он слышал ещё от деда и, никому ничего не говоря, потихоньку собирал информацию о родичах. Принятый тогда тремя братьями-бастардами вариант спасения рода, к которому они строго по закону не имели уже никакого отношения, восхищал оригинальностью замысла и изяществом исполнения. Как и решение об уходе в тень, практически в небытие, Венна Арма, которому обособленность от рода помогла сделать карьеру, ибо родственные связи зачастую мешают служебным. Но при этом никаких заявлений, документов и тому подобного, что может помешать совершить, если это понадобится, обратный ход. И упорство Кервинайка Армонтина, последнего из рода Армонтинов, с которым тот старается разрушить систему, дающую ему самому целый ряд привилегий, вызывало уважительное удивление.