Мир Гаора

Женщина брезгливо поморщилась.

– Ты действительно так думаешь или дразнишь меня?

– И то, и другое, дорогая. Меня всегда восхищал в тебе твой ум, холодный, здравый, умение подчинять чувства разуму. И вдруг... что с тобой?

Она вздохнула.

– Не знаю. Ещё не знаю. Когда пойму, то скажу тебе первому. Он хороший шофёр?

– Дорогая, - Сторрам стал серьёзным, - если тебя потянуло на волосатую экзотику, а время от времени такое поветрие проносится по женским умам, я ничего не имею против. Возьми, сколько надо, и купи себе на торгах любого приглянувшегося. Но уверяю тебя, ты быстро разочаруешься. Как только ты выйдешь из спальни и оставишь его одного, он быстренько оприходует твою горничную или рабыню-уборщицу, причём с ней ему будет намного комфортнее, чем с тобой. Да, да, дорогая. Физиология безусловно важна, но тебе, моей умнице нужно большее. Не так ли? А этого... оставь его. Мне он нужен шофёром. Пока шофёром.

– А в будущем?

Сторрам одобрительно кивнул.

– Думаю, через несколько лет, это будет вполне приличный Старший. Нынешний к тому времени состарится, и мне не придётся ломать устоявшиеся связи и системы. Я недооценил его, отправив на склад, придётся купить туда другого, за полгода старый кладовщик подготовит себе смену, и я обновлю состав. А Рыжий... его надо пропустить через все службы.

Машина съехала с шоссе на боковую обсаженную старыми каштанами даже не дорогу, а аллею.

– Дорогая, ты сама отлично водишь, а шофёр-раб - это не столько роскошь, сколько проблемы.

Они проехали мимо загона, где по первой весенней траве бродили ухоженные лоснящиеся лошади, и другого, поменьше, с небольшой отарой тонкорунных овец и лежавшей на солнечном пригорке чёрно-белой овчаркой. Показался просторный усыпанный гравием подъездной двор, ослепительно белый, украшенный нежно зелёным плющом дом.

– Ты не останешься на обед?

– Нет, отец, - она улыбнулась, - у меня назначена встреча. Передай мой привет матери Наследника. И наилучшие пожелания.

– Обязательно. Она очень хорошо к тебе относится.

– Я знаю и ценю её отношение, отец. И спасибо за беседу.

– И тебе, - Сторрам улыбнулся.
– Кто ещё оценит меня не как дельца, а как просветителя, - и комично вздохнул.

Они одновременно рассмеялись. Машина плавно остановилась точно напротив крыльца, Сторрам вышел и захлопнул дверцу, шутливо козырнул, хотя был в штатском. За лобовым стеклом качнулся в ответном приветствии леопардовый тюрбанчик, и машина уехала. Сторрам повернулся и, не спеша, стал подниматься по белым, отмытым до блеска ступеням к приветливо открывающейся перед ним двери.

Сигареты не шибко понравились. Большинство их сочло слишком слабыми.

– Трава травой.

– За что только голозадые такие деньжищи за них отваливают.

– Ага, я в зале видел. Цены-ы... обалдеть, не встать.

Гаор, понимая, что обидеть его никто не хочет, он сам давно привык к дешёвым "солдатским" сигаретам, на дембеле первое время удивлялся, за что такие деньги платят, только со временем научившись различать сорта дыма, а потому молча слушал, попыхивая сигаретой: он курил четвёртым и мог докуривать, как хотел.

– Ладноть вам, мужики, дарёному коню в зубы не смотрят.

– А это чего?
– сразу спросил Гаор.

Ему со смехом перевели на дуггурский. На его счастье, как он хорошо понимал, его незнание большинство смешило, а то бы солоно пришлось. Чужаков нигде не любят. Как на фронте тогда издевались над непонятно как попавшим в строевую часть хилым очкастым парнишкой, а когда узнали, что дурак сам, добровольцем пошёл... Дурачок был не в его, в другом отделении, вмешиваться он не мог, а затюкать очкарика просто не успели: попали под бомбёжку на марше, многих не досчитались потом. Может, из-за того дурачка, что всем и всему верил - крикнули ему: "А ты стой!", - он и остался стоять живой мишенью вместо того, чтобы со всеми сигануть в кювет, вот и остался лежать на дороге в ожидании "трупняков" - похоронной команды, он и к Туалу тогда в первый раз в редакции отнёсся... не шуганул по-армейски. А потом уже понял, что когда Туал говорит, ему надо только слушать и запоминать, и благодарить за науку, когда Туал вместо Кервина, а бывало и такое, брался "крестить" его заметки. Кервин ему по дружбе кое-что и спускал, и не хотел "портить самобытность", а Туал был беспощаден. Да они все возились с ним. Кервин, Туал, Арпан, даже Моорна. А то ей, кроме него, спутников не было, да и художественные галереи, спектакли, концерты - Моорна о них, в основном, и писала - туда женщина могла и в одиночку ходить. Поздно понял, дурак, что это она его "приобщала к художественным ценностям", да ещё старалась, чтобы он не обиделся. Дураком был, таким, видно, и останется, всё до него как до жирафа из анекдота доходит.

Время уже обеденное, гасятся и растираются в пыль окурки, встают, отряхивая, оправляя комбезы. Гаор ещё раз оглядел пустую пачку.

– А то попробуй, - сказал Волох, - седни без обыска заходим.

– Ты, паря, только с глаз убери, - посоветовал ещё кто-то.

И увидев, как он ловко упрятал её под комбез, одобрительно хмыкнули.

– Умеешь.

В праздник да ещё днём запускали и впрямь без обыска, даже не пересчитывая, и Гаор в спальне сразу перепрятал пачку в тумбочку, под пайковую коробку. Была у него одна мыслишка, но... вот когда получится, тогда и получится, а пока комбез на крючок и в умывалку бегом, обед уже на столе. А солнце высоко, он его и после обеда прихватит, и надышится и... да нет, турника ему сегодня хватит.

О его походе за косынкой больше трещали за женским столом, а за мужским больше обсуждали, чего он за такое с Кисы получить должон. И дразнили Махотку, пока Старший не рыкнул.

– А ну угомонились, он же дурак, тоже полезет куда.

– Не полезу, - буркнул Махотка, обиженно глядя на Гаора, - я не такой. Мне это по хрену.

После обеда, когда Гаор со всеми одевался опять на выход, Старший подозвал его.

– Мотри, не глупи так. Ты не видел, а сволочь эта выцеливала тебя из пистоля.

– Так, - кивнул Гаор.
– Понятно. А чего не выстрелил?

– Хозяин у него пистоль отобрал. А дважды не везёт.

– Спасибо, - улыбнулся Гаор, - я осторожно.

Старший вздохнул, почесал в затылке и... окликнул Асила.

– Ты наверх? Пригляди за этим... а то умеет вляпываться дурак. Двадцать пять уже у него есть. Того и гляди, ещё наработает.

– Пригляжу, - кивнул Асил, внимательно глядя на Гаора.

Гаор невольно поёжился.

Солнце уже клонилось, сильнее пахло землёй и странно приятной сыростью. Перед тем, как спускаться вниз, Гаор снова взглядом проследил свой путь к эмблеме и обратно и удивился: как это он не навернулся? Да, дуракам везет да по-дурацки. И Киса эта ему не нужна, не будет он с малолеткой связываться, и двадцать пять "горячих" сейчас получит. Но что же ему с этой сволочью спецурной делать? Тесно им на одной земле становится.

После ужина Гаор переоделся, оставив только штаны и рубашку на голое тело, и пошел к надзирательской. Дверь была полуоткрыта, и он просто встал перед ней, не зная, что ему делать: стучать или сразу заходить, или ещё как. Жалел, что не спросил у Старшего, но уходить и возвращаться не хотел: могут и прибавить.

Его довольно быстро заметили.

– Ага, явился, заходи.

Гаор осторожно переступил порог. До этого он бывал в надзирательской только на выдачах, а сейчас... столы стоят по-другому, вдоль дальней стены две койки, рядом на маленьком столике электрочайник, какая-то снедь в кульках, армейские кружки... всё это он быстро осмотрел исподлобья, опасаясь поднять глаза и схлопотать за "наглость".

– Ну и сколько тебе положено?

– Двадцать пять "горячих", господин надзиратель, - ответил Гаор, не поднимая глаз.