Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

было созвано общее собрание представителей, живших в Москве и приехавших на

похороны анархистов, которое избрало “Комитет памяти П.А.Кропоткина”. В этот

Комитет вошел представитель семьи по похоронам географ Н.К.Лебедев, и “из чувства

деликатности к семье покойного” в него была избрана вместе с другими и вдова,

С.Г.Кропоткина.

Далее оказывается, что, согласившись с избранием, на одном из первых же заседаний

С.Г.Кропоткина решительно воспротивилась составу Комитета только из идейных

последователей ее покойного мужа и потребовала коренной реорганизации Комитета и

привлечения в него представителей научных, литературных, художественных,

музыкальных, кооперативных и иных общественных организаций с подразделением

Комитета на четыре секции: естественно-научную и географическую, общественно-

экономическую, литературно-художественную и анархическую. Для чего? Атабекян

полагал, что “чуждой духу учения своего мужа” вдове “нужно было привлечь умеренные,

выхолощенные, далекие от революционного темперамента Кропоткина политически

бесцветные или исторически изжитые элементы, чтобы числом этих группировок

оттеснить подлинных его последователей. Оставшись в Комитете в единственном числе,

не считая ее сателита Н.К.Лебедева, она… нашла допустимым завладеть печатью не ею

созданного Комитета и решительно объявила, что под тем же названием она образует свой

Комитет”<7>.

Последущая “история Кропоткинского музея” в изложении Атабекяна предстает

историей “ловкой вдовы”, заселявшей родовой особняк Кропоткиных “чуждыми

элементами”. Среди последних он называл, например, П.А.Пальчинского, которого

именовал не иначе как “начальником полицейской охраны Зимнего Дворца при

Временном правительстве”, М.П.Шебалина, “ненавидящего как анархизм, так и самих

анархистов”, и других, не менее крупных научных и общественных деятелей. Наоборот,

Анархическую секцию нового Кропоткинского Комитета, в которую вошел сам Атабекян,

он охарактеризовал как единственный оплот идейного анархизма, неустанно боровшегося

против Исполнительного Бюро Комитета и Музея.

Такая расстановка сил, по его словам, и подготовила решающий конфликт в марте 1925

г., однако, что его конкретно вызвало, из письма Атабекяна Кропоткиной трудно понять.

Можно только заключить, что виновниками его была как сама вдова, занимавшая пост

почетной председательницы Комитета и члена Исполнительного Бюро, так и знаменитая

26

шлиссельбуржанка В.Н.Фигнер, действительная председательница Комитета, а так же ряд

лиц из их ближайшего окружения, по имени Атабекяном не названных. Вместе с тем он

признавал, что дело заключалось отнюдь не в личностях, а “в том направлении, которое

принимает работа в музее и вокруг музея”. Вот почему он предлагал С.Г.Кропоткиной

вообще уйти из музея и Комитета, переехав в дмитровский дом, взяв все то, что ей

особенно ценно, как семейные реликвии<8>.

Каков был ответа адресата автору письма - неизвестно, но дальнейшие события, по

Атабекяну, разворачивались следующим образом.

Чтобы окончательно выдворить Анархическую секцию из музея и прекратить ее

заседания, носившие регулярный характер, Кропоткинский Комитет совместно с

дирекцией музея решили закрыть последний на ремонт на три месяца и по этому поводу

05.04.25 г. было созвано общее собрание Комитета, на котором В.Н.Фигнер передала

председательствование П.А.Пальчинскому, своему заместителю. Атабекян и члены

Анархической секции, сочтя это прямым вызовом, демонстративно ушли в другую

комнату и приняли резолюцию: не подчиняться решению Комитета и продолжать свои

еженедельные собрания в Музее.

Первое из них произошло, как можно думать, 19.04.25 г. Отколовшаяся группа членов

Анархической секции “беспрепятственно” прошла в зал библиотеки-читальни, куда потом

спустился заведующий музеем М.П.Шебалин, напомнив о недопустимости таких

собраний, но на него не обратили внимания. Второе заседание было назначено на 26.04.25

г., и здесь произошел скандал. Собравшиеся перед музеем члены секции обнаружили

дверь на цепочке и проникнуть в здание им удалось только силой. Чтобы освободить от

собравшихся зал библиотеки-читальни, М.П.Шебалину - с ведома С.Г.Кропоткиной -

пришлось обратиться к помощи милиции, после чего собравшиеся были переписаны и

отправлены по домам<9>.

Ситуация, скажем прямо, не простая. Однако, прежде чем разделить возмущение

Атабекяна, попробуем разобраться в происшедшем, используя тот “исторический фон”, о

котором я упомянул выше. Другими словами, вернемся к истокам конфликта в феврале

1921 г., чтобы выслушать и другую сторону, представленную, к счастью, тогда же

опубликованными материалами, точность которых никто сомнению не подвергал.

События, последовавшие за смертью П.А.Кропоткина 08.02.21 г., поначалу развивались

сходным с изложенным Атабекяном образом. Временная комиссия по устройству похорон

П.А.Кропоткина из представителей различных анархических организаций Москвы и

Н.К.Лебедева наметила кандидатов в члены будущего Комитета по увековечению памяти

Кропоткина, и 17.02.21 г. на собрании этих организаций был избран новый Комитет из 8

человек с участием вдовы и дочери покойного. Но поскольку Комитет собирался быть

узкофракционным, решительно отмежевываясь от каких бы то ни было других

общественных организаций, С.Г.Кропоткина и Н.К.Лебедев отказались в нем участвовать

и вышли, чтобы образовать другой, не анархический, а общественный Комитет<10>. Что