Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

материалов, так и в силу неопределенности движения, которое, как известно, никогда не

выступало со сколько-нибудь четкими программными документами, избегая создания

явных организационных структур. Определяемое в собственной среде расплывчатым

понятием “безвластники”, анархистское движение складывалось из множества взглядов,

воль, стремлений и характеров индивидуальностей, которые на протяжении своей жизни

весьма радикально эволюционировали под воздействием политической обстановки,

окружения и приобретенного опыта.

Действительно, спектр взглядов анархистов на общество и государство всегда был

очень широк - от “безначальцев” с их программой “немотивированного террора” до

“мирных анархистов” (толстовцев), отрицавших какое-либо насилие над личностью

(кроме самозащиты) и потому шедших как бы по стопам первых христиан. Между этими

крайностями можно найти множество различных взглядов и устремлений, которые не

поддаются учету, что признавали и сами анархисты.

И все же в этом широчайшем движении, не сливавшемся воедино, а, скорее,

распадавшемся на множество потоков и ручейков, можно выделить три направления,

которые оказываются решающими в выборе личного пути: 1) стремление к абсолютной

свободе действий личности против общества (террор, экспроприация, бунт), 2)

стремление к освобождению труда от ига предпринимателя и капитала (синдикалистское

и кооперативное движения) и 3) стремление к освобождению личности от

идеологического пресса общества и государства в плане ее духовного развития и

нравственного самоусовершенствования.

Вглядываясь в историю анархического движения, активно выступившего на арену

политической жизни Европы в середине прошлого века, можно заметить, что хотя все три

направления сосуществуют одновременно в начале XX века, на самом деле они отмечают

три этапа эволюции анархической идеи в общеисторическом процессе - от бунта

индивидуальности против складывающегося капиталистического общества к обретению

личностью своего места и своих задач в условиях демократического государства.

Стоит отметить, что склонность к тому или иному из этих направлений оказывается в

прямой зависимости от возраста, образованности и интеллекта человека, увлеченного

идеей “свободы”, поскольку каждое из них соответствует основным устремлениям

развивающейся личности, последовательно переходящей от юности (с ее бунтом против

всех и вся в попытке самопознания и самоутверждения) к зрелости физической, когда

индивидуум достигает равновесия с окружающим миром и приступает к реализации и

приумножению достигнутого рука об руку с такими же, как он, индивидуальностями, и,

наконец, к возрасту духовной зрелости, когда человек обращается к прожитому и задается

вопросом - для чего же он жил и трудился?

Вряд ли нужно подкреплять эту аксиому историческими примерами, в том числе

примерами эволюции самих революционеров, доживших до преклонного возраста и

оставивших нам собственноручные свидетельства изменения своих взглядов - от

декабристов до народовольцев<4>. Напомнить же об этом стоит хотя бы потому, что на

период 20-х гг. как раз приходится завершающий этап развития анархической

(акратической) идеи не только в СССР, но и во всем мире, - факт огромной важности для

правильного понимания событий, о которых пойдет речь ниже.

Только события эти начались не в 1928 г., как можно решить на основании хронологии

публикаций в журнале “Дело труда”, а в феврале 1921 г., буквально через несколько дней

после смерти П.А.Кропоткина в г. Дмитрове под Москвой.

Основанием для такого утверждения служат документы, переданные в 1925 г.

анархистом А.М.Атабекяном А.А.Боровому и сохранившиеся в фонде последнего в

Российском государственном архиве литературы и искусства<5>. Недавно открытые для

исследователей, они представляют безусловный интерес, поскольку вводят в самую суть

25

происходившего и состоят из: 1) копии письма А.Атабекяна от 11.03.25 г.

С.Г.Кропоткиной с объяснением ряда обстоятельств, 2) “Открытого письма

А.А.Боровому” группы анархистов с порицанием его позиции по отношению к конфликту

в Кропоткинском Комитете, 3) “Краткой истории Кропоткинского музея”, изложенной

“для революционого общественного мнения” и датированной 10.05.25 г., и 4)

“Публичного заявления”, которое появилось на страницах Аршиновского “Дела Труда”

только в феврале 1929 г., в котором действия дирекции музея в апреле 1925 г. объявлялись

“политическим доносом” на Анархическую секцию Комитета.

Этот комплекс документов оказывается чрезвычайно важен, поскольку, с одной

стороны, излагает точку зрения Атабекяна, человека достаточно известного в

анархическом движении<6>, но, как видно, чересчур экспансивного, а с другой -

позволяет проследить развитие конфликтной ситуации там, где ранее опубликованные

документы ее затушевывают или просто обходят.

По Атабекяну картина рисуется следующая.

Через неделю после смерти П.А.Кропоткина, 15.02.21 г. пленум Моссовета принял ряд

решений по увековечению памяти умершего, в том числе о передаче дома № 26 по

Штатному переулку в г. Москве (ныне пер.Кропоткина) под Музей им.Кропоткина.

“Кому?” - задается вопросом Атабекян и сам себе отвечает: “Идейным последователям

Кропоткина… Комитету по похоронам, состоявшему сплошь из анархистов за

исключением одного представителя семьи…” Поэтому, вскоре после похорон Кропоткина,