Мне есть что вам сказать

«А я бы попросила поближе», – сказала Ульрика со спортивным задором. Я постарался вернуться к вопросу офисных вечеринок и спросил ее, что посоветовать девицам, которых в ближайшие недели станут домогаться дородные руководители средних лет. «Вымотать поганца танцем!» – ответила Ульрика и оторвалась по полной, выделывая при этом что-то своими руками.

«Стоп! Во имя любви!» – звучала песня, а Ульрика имитировала движения полицейского, приостанавливающего дорожное движение. «Прежде чем ты разобьешь мое сердце!» – и она выполняет проворное движение обоими кулаками, а затем рисует сердце в воздухе. Короли диско потом рассказали мне, что это хорошо известный способ уклониться, но, к моей радости, у меня получилось, и вскоре мы были – два разума, но с одной мыслью, два сердца, которые бьются как одно…

«Под такую песню хорошо передавать свои чувства другому человеку», – сказала она и посмотрела прямо на меня своими голубыми глазами. И затем, на какой-то краткий, как вспышка молнии, миг, который здесь, на танцполе Ministry of Sound может показаться вечностью, мы сошлись вместе и… Расслабьтесь, расслабьтесь, господа. Я это выдумал. Не бери в голову, Стэн. Легче, легче, парень. Мы, журналисты из The Telegraph, как-никак эксперты в искусстве самообороны. Но горькая правда заключалась в том, что наше время близилось к концу.

«Медленный танец исполнять не будем?» – спросила она с довольно убедительным разочарованием в голосе. Не судьба.

«Нужно еще одно занятие», – сказала она. Если это не просто вежливость в героическом масштабе, то я не знаю, что это. Итак, уважаемые друзья, мастера бальных танцев и любители порезвиться, чему меня научила Ульрика, кроме как «представьте, что вы змея»?

В конце нашего занятия она показала движение «котел». Имитируешь помешивание в котле и одновременно, но на полскорости ниже, перемещаешь свое тело. Элемент очень сложный. Затем она показала движение «Нефертити и Эхнатон» – имитируя египетские фризы, ты двигаешь руками при боковом развороте туловища. Вспомнили классику, неувядаемый элемент «укладчик товара». Изображаешь, что подхватываешь упаковку из шести бутылок пива с пола и поднимаешь ее до уровня талии.

После такой подготовки никто из нас уже не выглядел неумелым танцором. Вот так на нас низошло откровение с небес. А Терпсихора, или Мельпомена, или иная другая муза в убедительном обличии шведской вундер-женщины вернулась на Олимп, Парнас, в тот же Дэтчет или по крайней мере в лимузин, который ждал ее на улице.

Вскоре она оживленно болтала по мобильнику и помахала нам ручкой, когда мы поковыляли мимо на натруженных ногах к нашим плугам на Кэнери-Уорф. Вообще-то она нам сказала, что едет на прием к остеопату. Но это, конечно, случайное совпадение, пояснила она.

28 ноября 1998 г., The Daily Telegraph

Роберт Харрис

Когда мы пересекли мостик и увидели особняк, он усмехнулся. «Слухи о его роскоши значительно преувеличены», – сказал он. Конечно, нет.

Видимость удивительная. Вплоть до Кеннета простирается безупречный газон, на котором Блэр расслабляет свои усталые конечности, а Мэнди летними днями занимается спортом. Здесь на гравии припал к земле агрессивный «ягуар» модели XJS: трофей блистательного пера Роберта Харриса. Внутри машины сидит Джил, его жена и один из его троих детей.

Он – ответ лейбористов Джеффри Арчеру – и какой сокрушительный ответ.

Я говорю как человек, который с упоением прочитал его последний бестселлер «Архангел». Мы, простые журналисты, мы те, кем он был когда-то, мы скрипим зубами, когда наблюдаем не просто его успех, а изящество и ясность его фантазии. И почему не я выдумал небылицу об этом блестящем, но вечно пьяном британском историке (Нормане Стоуне), открывшем нечто зловещее на букву «С» на севере России?

В своем исследовании Харрис поясняет, что Сталин явился ему во сне. «От него исходил дух насилия, хотя он вел себя вполне дружелюбно». История умалчивает о том, что сказал ему Сталин. Но мы догадываемся. «Хорошее вы написали произведение “Фатерланд”, о том, что было бы, если бы Гитлер выиграл, товарищ. $1,8 млн за права издания только в США! Неплохо. “Фатерланд” и “Энигма” разошлись тиражом 6 млн. А теперь Мел Гибсон купил права на “Фатерланд”. Товарищ, пора брать власть в свои руки! Социализм нуждается в вас… ха… ха».

И с жутким хохотом грузин исчезает в кентерберийской ночи. Потрясенный таким богоявлением, 41-летний Харрис снова меняет курс.

Он – сын ноттингемского печатника и родился в «лейбористской партии». Он окончил местную школу в Мелтон-Моубрей и поступил в Кембридж, где издавал университетский журнал и был президентом студенческого союза. Он достиг высот в журналистском ремесле. Он написал несколько романов. Теперь он пытается стать медийным магнатом новых лейбористов, отвоевав New Statesman у Джеффри Робинсона.

На той неделе он написал колонку в The Sunday Times, которую можно было бы озаглавить «Мой друг, мученик Мэнделсон». «Фу», – сказал он, прижав к носу платок, пропитанный нюхательной солью. Его привело в ужас то, как обращались с уважаемым Питером. Он впервые устыдился своей профессии. Они оказались просто бандой «скинхедов».

«Эй, – сказали остальные, – с чего это вдруг вы обзываете нас скинхедами, мистер Чванливость? Полагаете, вы лучше нас только потому, что Тони Блэр – ваш лучший друг?»

«Я не обвиняю СМИ в том, что они раздули эту историю, – говорит Харрис. – Колонка была написана в Рождество, – объясняет он грустно. – Но мысль, что я не должен даже замолвить словечко за беднягу (Мэнди), мне и в голову не приходила. Я считал, что мое имя было связано с ним в хорошие времена, и теперь было бы некрасиво открещиваться от него».

Действительно. Именно Харрис первый склонил Мэнди к ошибке. Он привел его в Горнее место, Ноттинг-Хилл, и показал ему увеселительные заведения западного Лондона. В какой-то момент Харрис собирался купить ему дом.

Плохо ли, хорошо ли, но с борзописцем Харрисом что-то произошло. Он стал деятелем новых лейбористов. «Политика, – говорит он, – сейчас как во Франции в конце XIX века. Всех интересует только, кто с кем спит. По сцене с важным видом расхаживают светские хозяйки. Это как в “Ярмарке тщеславия” – есть такая необычная группа людей».

Он усматривает в критике Мэнди запашок пуританизма. «Ах ты, боже мой! – говорит он с притворным ужасом. – Кресло за lb1400. Они (критики) – новые большевики».

Но, конечно, есть определенная логика, когда начинаешь злиться на людей, которые повышают нам налоги, а сами защищены от реалий жизни миллионами Робинсона?

– Ну, – говорит он, – может, лейбористы и изменили налоги, но не существенно. Не так значительно, как это сделали бы Джон Смит и Хили.

Так какую этику он имеет в виду для журнала New Statesmen, библии босоногих британских зубоскалов? The Staggers (неформальное название New Statesmen), который бубнит о «третьем пути», теряет lb500 000 в год, тогда как The Spectator удвоил тираж и делает прибыль. Он хочет, чтобы The Statesmen читали с удовольствием, отвечает он, «но те самые характеристики, которые делают людей приверженцами левых взглядов, ведут к тому, что они не хотят выглядеть людьми, получающими удовольствие».