Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

А потому что не как все. И только. Какие выражения приходилось выслушивать — не передать. Большинство — непечатные. Но некоторые, относительно мягкие, все же приведу: проститутка, шалава, чучело огородное, б-дь, шлюха… Это, повторяю, самое щадящее…

Да, еще — Феликс Эдмундович. Видимо, по аналогии с памятником на тогдашней площади Дзержинского (ныне Лубянке). Ну, Феликс Эдмундович — это просто ласкательное обращение, не больше.

Несмотря на все эти реакции людей нездоровых и лютых в своем неприятии чьей-то инакости, я с удовольствием и без страха носила свое пальто. Осталась жива.

Ничего… Времена меняются…

И если говорить о внешнем облике, очень я была недовольна своими кудрями. Распрямляла их как могла. Расчесывала часами щеткой, приглаживала. Держалась моя красота до первого дождя. Стоило воде попасть на мою голову, волосы закручивались в штопор.

Тот, кто хвалил мои кудри, становился моим врагом — я не верила, что хвалы эти произносятся искренне.

Я мечтала о стрижке «под пажа» — так тогда называли модную прическу из прямых волос. Танюся противилась всеми фибрами души. Умоляла оставить «золотые волосики».

Подстриглась я только после рождения дочки. И не просто подстриглась. Появилась популярная стрижка, называемая «сэссон». Видаль Сассун, автор этой прически, чьим именем она у нас и называлась, вряд ли подозревал о собственной огромной популярности в СССР.

Волосы, подстриженные способом «сэссон», не нуждались в укладке. Достаточно встряхнуть головой, и они ложились — легко и непринужденно… Но происходило это с прямыми волосами. Мои кудри после стрижки требовали выпрямления с помощью фена. В случае сухой погоды я могла гордо наслаждаться прямыми волосами два-три дня. Так продолжалось долгие годы, пока мне не надоело бороться с природой. И я решила — пусть вьются…

Так теперь и хожу.

Тема закрыта.

Стелла

В конце 1970-го тяжело заболела Стеллочка — третий инфаркт. Ее положили в тот самый МОНИКИ, где она столько лет работала. Несколько дней я провела рядом с ней. В палате было человек восемь больных. Это считалась не самая большая палата. Топили очень сильно, Стеллочка задыхалась от духоты. Когда она просила меня открыть окно, вся палата восставала:

— Вы тут не барыня! Нам дует!

Сорокалетние разморделые хамские бабы, как обычно, диктовали свои условия и устанавливали свои правила.

Стелла махала рукой — пусть. Все равно.

Она должна была лежать неподвижно — вот и все лечение инфаркта в те времена. Я кормила ее с ложечки — она почти ничего не ела.

К ней постоянно заходили коллеги — советоваться по поводу диагнозов. Она советовала — еле слышно, слабым голосом.

Меня сменяла или Танюся, или Женечкин муж.

Стелла не знала, что Женя беременна, что у нее тяжелый токсикоз, поэтому очень горевала, что дочка не приходит к ней.

Жалко, что они ей не сказали: ей стало бы гораздо легче — я до сих пор уверена. Но она так и не узнала.

Этот инфаркт она не пережила.

Ей было 68 лет.

Стелла — моя путеводная звезда. Она долгие годы была для меня примером — силы, мужества, достоинства…

Редкий и особенный человек.

Остались мы с Танюсей совсем одни.

Продажные

Жизнь показывает: большинство людей можно купить. Весь вопрос в цене. Хочу рассказать о тенденциях и расценках 70-х годов прошлого века.

Примеры из жизни.

У молодых людей нашего поколения имелись, естественно, свои специфические особенности.

Их произвели на свет матери, чья ранняя юность или расцвет молодости пришлись на войну. Женихов наших матерей равнодушно выкашивала безносая соперница — смерть. Всеобщая беда, лишения — где уж тут наслаждаться беззаботным счастьем юности.

Сколько их ровесниц осталось без мужей! Сколько их, одиноких, так и не решилось родить, опасаясь жестокого осуждения окружающих!

Замужние — счастливицы! Им повезло!

А уж те, кто родили сыновей, — счастливицы вдвойне. Муж — кто его знает, как сложится… Сын — навсегда твой. Вырастет маме защитник. И — кавалер. Она научит его танцевать танго и вальс. Она дотанцует с сыном то, что в юности не станцевалось. Юный сын и молодая еще мать… Он поведет ее в танце, надежно, бережно. И уж с ним-то попробуй разлучи.

Материнская любовь и гордость изливались на мальчиков золотым дождем. Их баловали. Ну — почему бы и нет, пока маленький?

Их отцы, если таковые имелись, знали цену крепкому мужскому застолью. Болтать за столом — занятие опасное. Лучше пить, закусывать, петь «Я люблю тебя, жизнь» и «Хотят ли русские войны».

По большей части отцы наших парней ценили семейный уют и, как могли, старались обеспечить жизнь своих детей так, чтобы они наверстали за них отнятую войной юность.

…И вдруг — мальчик вырос… Усики пробились, голос мужской, плечи развернулись. В ванную не пускает спинку потереть. Не ласкается с мамой, как раньше. Шепчется с кем-то по телефону, таится.

Вот она — разлучница! Появилась!

— Сынок, ты только не женись! Они ведь все только об одном мечтают — замуж им надо. А у тебя будущее впереди. Ты жизнь свою устроить должен. Жениться всегда успеешь. Дурацкое дело — не хитрое. Их вон сколько вокруг. Выбирай любую. Ты на дочери генерала можешь жениться. Сразу с дачей генеральской, машиной. Ты посмотри на себя, какого я тебя вырастила, сокол ты мой! Ты под стать себе ищи, чтоб все при ней: и сама, и родители. И спешить тебе некуда. Вся жизнь впереди. Успеешь!

И если заноза любви еще не вонзилась в мальчишеское сердце, любящий маму сын внимательно вслушивается, хоть и виду особо не показывает.

— Да не собираюсь я, мам, жениться…

И действительно — зачем? Куда спешить? Не одна, так другая…

Некоторые родители, я знаю это, брали с сыновей торжественное обещание: не жениться до определенного возраста.

Несколько раз при первом же знакомстве с парнем приходилось слышать совершенно дурацкие речи насчет того, что он ни в коем случае не сможет жениться, так как дал папе и маме слово не жениться до тридцати.