Моника 2 часть

– Вы пытаетесь оправдать воровство? – почти взвизгнул председатель, звоня в колокольчик, чтобы прекратить шепот, вызванный словами Хуана.

– Ни в коем случае, Ваше Превосходительство. Что касается обвинений на суде, были воры мелких колоний, которые приобрели свой товар после эмбарго, которое совершенно их разорило. Для меня кража была тогда, когда купили урожай за четверть стоимости, когда подписали цифрами в три раза больше денег в долг… Думаю, это было настоящим воровством, благоприятным для дельцов-богачей Пети-Бур, Гуайав и Капестер по минимальным ценам и сверхприбылью… И осталось последнее обвинение… Какое последнее обвинение? Похищение Колибри?

– Еще рано слушать обвинения по поводу похищения мальчика… Теперь необходимо отметить в протоколе, что вы признаете, что возили товар из Гваделупе и продавали на Мартинике за спиной портовых властей. Полностью признаете, можно взять в расчет моральное опровержение обвинения, если этого захотят господа присяжные. В таком случае это доказывает второе обвинение…

– Осталось доказать остальные, если они такие же. Да, да, сеньоры судьи, да, сеньоры присяжные, я помог вырвать из когтей угнетателей малую часть несчастных крестьян Гваделупе, обманутых богатенькими, чьи животы разжирели ценой несчастья и боли остальных. Я помогал грабить богатые грузы, вырванные у нищеты, невежества, которые воспользовались беспомощностью многих несчастных. Без разрешения я провозил пассажиров, облегчая бегство работников-рабов, нанятых по нечеловеческому договору. В большинстве случаев я облегчил вес трофеев сытых мира сего, надеясь, что достаточно украл, чтобы не было греха. Я провел контрабандой товар через Таможни, где знаю многих продажных служащих, чтобы контрабандист, который проводит жизнь в морях, беспрепятственно проходил их…

– Хватит… Хватит! Вы сошли с ума? – яростно тряс колокольчиком председатель, чтобы успокоить возрастающий шепот.

– Я говорю правду, – невозмутимо продолжал Хуан. – А что касается похищения Колибри… Где он? Почему его не привезли? Я не хочу говорить один… я лично дам ему слово, и оставлю Богу судить тех, кого называют родственниками, из чьих лап я вырвал его. Я прошу, требую присутствия Колибри…

– Я сказал хватит, обвиняемый! Свидетели пойдут в установленном порядке. Швейцар, приведите следующего свидетеля!

– Следующий свидетель! – послышался крик отдаленного голоса. – Чарльз Бриттон, Лейтенант Вооруженных Сил Британии…

– Я требую Колибри первым. – настаивал Хуан.

– Вы не имеете права требовать, – отклонил председатель. – Соблюдайте порядок, или жандармы заставят вас соблюдать его.

– Но где Колибри, кто с ним? Почему он не пришел? Почему его забрали? Куда увезли?

– Вот Колибри, а также другой свидетель на этом суде, которого забыли упомянуть: жена Хуана Дьявола! – ответила Моника.

Шагая среди тесной группы сидящих на скамейках, уклоняясь от жандармов, которые попытались ее остановить, воспользовавшись замешательством, чтобы подойти к трибуне, где был Хуан, она шла с негритенком, держащим ее за руку, и к ней повернулись ошеломленные лица… Она появилась в этом месте не в суровых господских одеждах. Она была одета в цветную юбку, которую Хуан купил ей в Гран Бур, спрятала светлые волосы под характерным платком местных женщин и завернула изящный стан в красную накидку, которую Хуан купил ей в лавках острова Саба. Несмотря на сильную бледность, все в ней было спокойно, сдержанно, невозмутимо… Никогда еще она не казалась такой гордой и холодной в глазах Хуана; никогда еще такой красивой в ослепленных глазах Ренато, который несмотря на это, взволнованно приблизился к ней. Также в дверях зала свидетелей остановился другой человек, парализованный эффектом, который вызвало ее заявление для всех: Чарльз Бриттон, офицер Вооруженных Сил Британии…

– Я прошу выслушать меня, господин председатель суда!

– Ты сошла с ума, Моника? – укорил Ренато. Повысив голос, он возразил: – Я прошу вашего отказа, господин председатель! Закон не обязывает признавать…

– Нет закона, который не давал бы мне права говорить правду! – решительно оборвала Моника. – Я прошу быть свидетельницей! Требую, чтобы меня выслушали!

– Если не будет порядка, я прикажу приостановить суд! – провозгласил председатель, напрасно пытаясь прервать шум голосов и комментарии, вызванные появлением Моники, подобно взрыву фейерверка.

– Минутку, господин председатель, – настаивал Ренато. – Как личный обвинитель, я назначил необходимых свидетелей, чтобы доказать обвинения. Среди них нет Моники де Мольнар.

– Я могу попросить ее в качестве свидетеля для снятия обвинений! – воскликнул Хуан сильным и мощным голосом.

– Нет! Не сейчас! – отверг Ренато. И беспокойно бормотал и умолял: – Моника… Моника…

– Не сейчас, действительно! – вмешался председатель. – Но вы не можете отказать ей в заявлении, если она желает. Закон позволяет вам воздерживаться, сеньора. Почему бы вам не воспользоваться этим преимуществом?

– Я не желаю этого преимущества, господин председатель!

– Хорошо. Господин личный обвинитель, прошу вас занять место, – приказал председатель. – Этот ребенок, в зал для свидетелей. Освободите дорогу, или я освобожу зал! Пусть пройдет третий свидетель!

Моника отступала, глядя на Хуана. С тех пор, как она вошла, у нее было нестерпимое желание подбежать к нему, сжать в объятиях, позабыв обо всем, даже о чудовищной правде, переполнявшей душу… А он смотрел на нее, скрестив руки; смотрел, словно состязаясь, затем немного побледнел, когда Ренато Д`Отремон взял ее за руку, заставляя отойти, заставляя встать рядом, склоняясь к ней, чтобы прошептать:

– Моника, даже не думай, что дойдешь до этого.

– Ты не остановишь меня, делай, что хочешь, Ренато. Мой долг быть рядом с Хуаном…

– Я избавлю тебя от него, даже вопреки тебе, и добьюсь этого. Когда ты станешь совершенно свободной, делай, что хочешь, а я прекрасно знаю, что ты не вернешься к Хуану.

– Это мой муж, и пока существует этот союз, я связана с ним. Чувства меня не волнуют.

– Поэтому я и хочу разорвать эту связь! Но сейчас помолчи, Моника…

Моника с беспокойством подняла голову… Стоя перед председателем, молодой офицер поднял руку для клятвы; а между охраной, что его сопровождала, издалека Хуан смотрел на нее с искаженным от гнева лицом, с дрожащими от ярости руками…

– Я ограничусь рассказом, господин председатель, – сказал лейтенант Бриттон. – Я был ответственным за выполнение приказа об аресте, экстрадиции обвиняемого Хуана Дьявола, перевозке его на борту с береговой охраной Галиона до передачи властям, представляющим этот суд; я нес свой долг, чтобы завершить поручение. Возможно, обвиняемый прав, когда осуждает суровые методы ареста, но всех офицеров предупредили, что преступник чрезвычайно опасен, а первым долгом было сохранить безопасность моих солдат. Другие два члена экипажа шхуны Люцифер сопротивлялись и были заперты с капитаном. Я говорю о помощнике, Сегундо Дуэлосе и юнге Колибри. Элементарным долгом человека было спуститься лично и открыть погреб, где они были заперты, когда сломались двигатели, снесенные морской бурей, когда был потерян рулевой и ранен капитан, а Галион был на грани кораблекрушения…

– Так значит вы выпустили на свободу заключенных?

– На корабле, готовом пойти ко дну, необходимо было взять полную власть и, взяв на себя ответственность, я выпустил их…

– Вы знали, что речь идет о моряках. Разве вы ничего не пообещали им взамен, если они возьмут на себя обязанности береговой охраны?

– Нет, сеньор председатель. Я лишь подумал, что не должен отнимать у каждого человека последнюю возможность спасти свою жизнь. Но возможность спастись была слишком мала…