Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

* * *

Эти разрозненные заметки о браке и женщине в брачном союзе требуют, для завершения, освещения последнего вопроса: что является концом брака?

Разумеется, он прекращается в большинстве (но не в ста процентах) случаев смертью одного из супругов. Чаще всего речь идет о муже. Действительно, в традиционных обществах вдовы почти всегда более многочисленны, чем вдовцы. Либо потому, что последним стать «труднее» по причине повышенной мужской смертности, либо потому, что мужчинам легче вновь жениться. Такое численное преобладание вдов особенно заметно в Айонском крае, идет ли речь о Праде или о Монтайю. Причину тому надо искать еще и в разнице возраста между супругами. Более молодая супруга имеет больше шансов пережить мужа, нежели последний — возможностей проводить ее в последний путь. В Праде и Монтайю Жак Фурнье привлек к дознанию девятнадцать женщин. Из них семь состоящих в браке, мужья которых еще не оставили сей мир, и двенадцать вдовых [370] . Итак, в Монтайю, как и в Праде, имеется значительный контингент вдов, не обязательно бедных, ибо многие из них проживают вместе со своими взрослыми сыновьями-холостяками и/или с семьей одного из сыновей, таков, например, случай «мамаши Мор» и «мамаши Бело», иначе говоря, Гийеметты Мор и Гийеметты «Белоты» (III, 161—162). Некоторые вдовы пользуются подлинным духовным и семейным авторитетом в группе крестьян-катаров, мужчин и женщин. Таковы три монтайонских парки {209} , весьма дружные между собой: На Рока, Гийеметта Клерг и Гийеметта «Белота». Все трое потеряли мужей, все трое выступают при случае в роли духовных наставниц того или иного из односельчан. Их компания образует главный элемент системы социальных связей женщин деревни. Такое же идеологическое влияние имеют в каталонском изгнании вдовые Эмерсанда Марти и Гийеметта Мори.

370

В число этих 12 вдов входят: Брюна Пурсель, Беатриса де Планиссоль (дважды вдова), Раймонда Бело (дважды вдова), Грацида Лизье, молодая вдова, Алазайса Азема, Раймонда Арсан, Алазайса Форс, Аллеманда Гилабер, Гийеметта Бенс, Мангарда Бюскай, Мангарда Савиньян, Раймона Гийу. Семеро замужних: Фабрисса Рив, Алазайса Форе, Гийеметта Клерг, Раймонда Тестаньер, Гийеметта Аржелье, Раймонда Марти и Гозья Клерг. Этот список отнюдь не является исчерпывающим, поскольку включает только тех женщин, вдовых или нет, детальными показаниями которых, благодаря их привлечению к суду Жака Фурнье, мы располагаем.

{209}

Парки — в римской мифологии богини судьбы; отождествлялись с древнегреческими мойрами, также богинями судьбы (собственно, три — число мойр, а не парок), которые пряли и отрезали нить жизни человека; изображались в виде старух.

Выходят ли вдовы вторично замуж? Во многих случаях, да. Беатриса де Планиссоль, прекрасная благородная партия, и Раймонда Лизье, первый муж которой был убит, вскоре вновь сочетались законным браком: одна — с мелким помещиком, другая — с бедным землепашцем. В иных случаях все не так просто, и тогда для женщин Монтайю, лишившихся законного мужа, конкубинат становится решением не вполне удовлетворительным, «бесчестным», но заманчивым. Однако надо еще раздобыть любовника, который, быть может, редкая птица.

Это второе «решение» ставит, во всяком случае, несколько проблем. Известно, что замужество вдов, как таковое, во многих общинах старого типа наталкивается на препятствия. Приходится преодолевать табу. Вдова, выходя замуж вторично, в сущности изымает одну мужскую особь из группы потенциальных женихов, которой располагают девушки. Значит, не исключено шаривари {210} в качестве способа наказания с немедленным прощением подобного грабежа. В Монтайю признаков шаривари не наблюдается. Но вдовы выступают как объект чего-то вроде сексуального табу, которое, впрочем, при желании легко обойти. В ответ на не слишком пристойные предложения Пьера Клерга Мангарда Бюскай, вдова, проживающая в Праде, выражает возмущение:

{210}

Шаривари — обычай устраивать кошачий концерт, шум с битьем в сковородки и котелки, с оскорбительными выкриками и свистом перед домом того, кто вызывал общественное неудовольствие (чаще всего нарушением норм брачной морали: неравный по возрасту или социальному положению брак, отсутствие девственности у невесты и т. п.). Устраивала шаривари обычно холостая молодежь, игравшая роль своеобразной полиции нравов.

— Ну уж нет. Это был бы великий грех. В самом деле, не забывай, что я вдова! (I, 491).

Жан Дювернуа, цитируя это утверждение Мангарды [371] , считает такой «пережиток немилости к повторному браку» чертой первоначального христианства. Не лучше ли усмотреть в этом сельское фольклорное явление, подобное в принципе, но не по форме, обычаю шаривари?

* * *

В рассматриваемую эпоху преимущественно смерть одного из супругов опустошает брачное ложе. Но развод или, по меньшей мере, жизнь врозь теоретически представляет собой еще один способ расторжения брака. В той же Монтайю женщины слишком забиты, слишком зажаты жестокой системой domus, чтобы послать подальше своего сеньора и хозяина. Но некоторые мужья сами не стесняются угрожать жене изгнанием или даже действительно изгнать ее. И все это в силу того факта, что по праву наследования хозяевами осталя являются они.

371

Duuemoy / L’Inquisition..., p. 140, П. 4.

Пример полного изгнания — Фабрисса Рив. Вначале эта женщина ведет совместное хозяйство с мужем, землепашцем Понсом Ривом, а также, любопытный случай, с отцом и матерью последнего, носящими имя Бернар и Алазайса Рив (I, 339 — 340). Бернар Рив — личность бесцветная, пляшущая под дудку своего сына Понса, который de jure или de facto возглавляет domus. Правящую верхушку осталя образует дуэт Понса Рива и его матери, властной и обходительной Алазайсы. Катарский дуэт — каково! Все смешалось в этом доме с появлением Фабриссы в постели Понса. Фабрисса не еретичка. Вплоть до того, что доносит кюре Клергу (который плевал на это с колокольни) о пребывании «добрых людей» в деревне (I, 324). Мужи свекровь вскоре пришли к выводу, что молодая жена мешает им служить катарской ереси как полагается. Дьявол привел тебя в наш дом, — говорит Понс Фабриссе.

Итак, он изгоняет ее из осталя. Отвергнутая, ни мало не растерявшись, она начинает после этого карьеру независимой женщины в качестве деревенской кабатчицы. Воспитывает, как может, дочь Грациду. Обе, однако, вскоре попадут в орбиту domus Клергов. Фабрисса — в силу зависимости от осталя Бернара Клерга, оказывающего ей некоторые услуги; Грацида — в качестве любовницы кюре.

Итак, Фабрисса Рив была изгнана из дома мужа, поскольку не была еретичкой. Аналогичная напасть (только в обратном смысле!) едва не приключилась с ее золовкой: Гийеметта Рив, дочь Бернара Рива и сестра Понса Рива, вышла замуж за Пьера Клерга, однофамильца и более-менее близкого родственника кюре. Дом этого Пьера открыл двери раздору, что отметил Пьер Мори (III, 162). Гийеметта близка еретикам. Супруг к ним враждебен. В семейной жизни ей приходится, как огня, остерегаться своих прежних катарских связей. В противном случае Гийеметта Клерг была бы действительно суждена смерть или развод:

— Однажды, — рассказывает она, — муж пригрозил мне:

— Если будешь шляться в дома, где принимают добрых людей, я или убью тебя, или прогоню прочь! (I, 3 4 6).

В общем, Фабрисса Рив была изгнана из domus и супружеской постели, поскольку не оказалась доброй катаркой. Зато ее золовка Гийеметта Клерг тоже едва не изведала изгнания, поскольку оказалась слишком катаркой!

Итак, только два или, скорее, «полтора» случая развода. Развал семьи был большой редкостью в Монтайю благодаря присущей народу гор прочности семейных структур. Потребовалась вся взрывная сила идеологических разногласий, чтобы дело дошло до подобной крайности, отмеченной в наших документах всего два раза и только единожды доведенной до конца. Один случай развода и одна угроза разводом на пятьдесят пар, старых и молодых, реально существовавших в нашем приходе, — это, в конечном счете, не так уж много. Надо бы добавить к этому несколько специфическое досье Раймонды Клеман, жены Пьера Форе: она покидает domus своего мужа, страдающего импотенцией, и возвращается в родительский domus, чтобы жить своей жизнью [372] .

372

I, 418. Отметим, что Раймонда Клеман покидает супруга, поскольку, если выражаться языком несправедливым и простонародным, «он оказался не настоящим мужчиной» (импотенция, вероятно). Этот эпизод не противоречит, как можно подумать, монтайонской норме, весьма редкие случаи изгнания из супружеского domus, которые фиксируются или просматриваются по нашим текстам, имеют истоком мужскую инициативу по отношению к женам. Более того, и в этом случае именно «супруга» (не дефлорированная), а не супруг покидает общий дом.

Я отметил, что, как бы то ни было, ввиду мужского шовинизма, царившего в деревне желтых крестов, изгнание или угроза оного были действием мужа по отношению к жене, но не наоборот. В крайних случаях, если женщина сама покидает супруга, она покидает одновременно и супружеский domus.

Зато за пределами Монтайю, в маленьких арьежских городках, которым знакомы начала свободного ремесла и городской вольности, а также за Пиренеями в эмансипированной Каталонии можно встретить арьежанок, принимающих на себя инициативу развода с мужем, что, возможно, вдохновлено матриархатом. И в этих случаях причины, ведущие к супружескому разрыву, носят религиозно-идеологический и конъюнктурный характер. Но плоскости расслоения, порожденные этими разрывами, ориентированы вполне современно: они иные, нежели те, что можно видеть в горной деревне наподобие Монтайю. За пределами монтайонской общины разрыв, действительно, совершается не только по мужской, но и по женской инициативе. В Акс-ле-Терме, как уже отмечалось, Сибилла Бай, катарка, изгоняет мужа Арно Сикра, молодого нотариуса-католика. В городке ярмарок и рынка Ларок д’Ольмесе Гийеметта Мори (сестра доброго пастыря) дважды устраивает побег из семейного гнезда, в котором свирепствует ее супруг, плотник Бертран Пикье. И здесь мотивы побега религиозные, но в обратном относительно дела Бай-Сикр смысле. Гийеметта исповедует катарскую ересь, а ее супруг — католик. И третий разрыв, который на сей раз совершается скорее на основе продуманного решения, происходит в каталонском изгнании: Раймонда Марти, дочь кузнеца из Жюнака, констатирует, что обстоятельства исхода окончательно отделили ее от судьбы мужа, Арно Пикье, тарасконского ловца форели. А посему решает завязать нежный роман с Белибастом. Забыв прежний брак! «Фиктивная вдова», она ограничивается констатацией [373] .

373

Еще один случай фактического расторжения брака вызван бегством в Каталонию: II, 454.

Эти несколько весьма конкретных — и в этом их ценность — случаев статистики не делают. У них, мне кажется, другое достоинство: способность, если надо, a contrario {211} доказать применительно к Монтайю специфически мужское происхождение феномена расторжения брака, если это обдуманная инициатива. Впрочем, это крайне редкое явление. Но тем более интересное и показательное. Плотные колонны не всегда дают хорошую статистику. Иногда отклонения от нормы — каковыми, например, являются супружеские разводы — раскрывают глубинные правила игры и скрытые схемы. Как бы то ни было, domus, этот краеугольный камень, даже в самых необычных случаях никогда до конца не теряет своих прав: в случае мужской импотенции супруга покидает совместный осталь; Гийеметта Мори разыгрывает партию своего отцовско-братского и монтайонского domus против гнета ее семьи в Ларок д’Ольмесе, ставшего невыносимым для ее воли. Сибилла Бай никогда не смогла бы изгнать своего мужа, не призови она на помощь возможности, которые ей заранее предоставляло владение матриархальным domus. В той же Монтайю Понс Рив может себе позволить выгнать из дома жену Фабриссу, открывая по ней огонь из всех орудий своего укрупненного domus при поддержке совместно с ними проживающей четы предков. Оставим в стороне специфические проблемы каталонской дезинтеграции. В той же верхней Арьежи весьма редкое физическое расставание (которое, разумеется, никогда не санкционируется разводом по должной форме) есть лишь довольно слабый намек на индивидуализм. Скорее в нем проявляется в своем собственном стиле необоримая сущность осталя как родового института. Расставание естественно укладывается в свои собственные, весьма тесные рамки.

{211}

От противного (лат.).

Глава XIII. Отношение к детям и возрастные категории

После рассуждения о браке в Монтайю скажу несколько слов о том, что было (некогда) его естественным завершением — о детях.

Детство в Айонском крае. Прежде всего, разберемся с цифрами. Наша деревня являет пример, как можно предположить, нормальной для своего времени крестьянской семьи. Многочисленной. Мангарда и Понс Клерги имеют четверых сыновей и по крайней мере двух дочерей, существование которых засвидетельствовано [374] . У Гийеметты Бело четверо сыновей и две дочери. Гийом и Гийеметта Бене имеют по меньшей мере двух сыновей и трех дочерей. Раймон Бай имеет четверых сыновей (о дочерях не упоминается). У Пьера и Мангарды Мор четверо сыновей и одна дочь. Есть четыре брата Марти. Алазайса и Раймон Мори имеют шестерых сыновей и по меньшей мере двоих дочерей.

374

Об этих двух дочерях см. I, 225.

Рождение ребенка. Резьба по дереву XV в. Германия.

Есть и менее многодетные семьи: у Бернара и Гозьи Клерг известно только двое детей, мальчик и девочка. Две четы — Гийеметта и Раймон Мор, Бернар и Гийеметта Мор — имеют по два сына, возможны и дочери, но ни имена, ни количество их неизвестны... В общем, если сгруппировать соответствующую информацию, которая имеется о семьях Монтайю, вырисовывается восемнадцать пар, доступных нашему учету. Это те восемнадцать пар, у которых, как можно предположить, было достаточно времени для продолжения рода. Они представляют собой соответственно «полные» и «неполные» семьи, которые теоретически и хронологически способны — за исключением фактического прекращения существования в связи со смертью одного из супругов — стать полными. Все данные по демографическому периоду с 1280 по 1324 год в основном получены из Регистра Жака Фурнье. Эти восемнадцать полных и неполных семей дали жизнь как минимум 42-м мальчикам и 20-и девочкам. Количество девочек при учете заведомо занижено. Среди мальчиков не фиксируется, скорее всего, младенческая смертность, приходящаяся на период между датой рождения и концом первого года жизни. Не учтена и неопределенная доля детской смертности, особенно в возрасте от года до 5-ти лет. В условиях такой статистической недостаточности будем исходить, тем не менее, из среднего показателя 2,3 мальчика на одну супружескую пару. Таким образом, разумно, с учетом многих неизвестных [375] {212} , исходить из 4,5 детей мужского и женского пола, рожденных в законном браке на одну семью, полную и неполную. Монтайонская рождаемость в начале XIV века равна, таким образом, весьма высокой рождаемости Бовези в Новое время (кроме того, внебрачные показатели в Монтайю превышают то, что зарегистрировано в Бовези).

375

Учитывались следующие пары: Понс Клерг и Мангарда (4 мальчика, 2 девочки: Гийом, Бернар, Пьер, Раймон, Эсклармонда, Гийеметта); семья, о главе которой известно только имя — Бар (3 мальчика, 2 девочки: Пьер, Раймон, Гийом, Мангарда, Гийеметта [I, 418]); Бернар Рив и Алазайса (1 мальчик, 2 девочки: Понс, Раймонда и Гийеметта, которая выйдет за одного из Клергов); Понс Азема и Алазайса (1 мальчик: Раймон); Пьер Азема и Гийеметта (1 мальчик: Раймон); Бернар Клерг (тезка байля) и Гозья (1 мальчик, 1 девочка: Раймон, Эсклармонда); Бернар Клерг, байль Монтайю, и Раймонда (бездетны); Бело-отец (имя неизвестно) и Гийеметта (4 мальчика, 2 девочки: Раймон, Гийом, Бернар, Арно, Раймонда и [I, 371] Алазайса); Гийом Бене и Гийеметта (2 мальчика, 4 девочки: Раймон, Бернар, Алазайса, Монтань и [I, 400] Гайярда с Эсклармондой); Раймон Бай (имя супруги неизвестно) (4 мальчика: Пьер, Жак, Раймон, Арно); Виталь Бай и Эсклармонда (1 мальчик: Жак); Пьер Мор и Мангарда (4 мальчика, 1 девочка: Арно, Гийом, Раймон, Пьер, Гийеметта); Раймон Мор и Гийеметта (2 мальчика: Пьер и Бернар); Бернар Мор и Гийеметта (2 мальчика: Раймон и Пьер); 4 брата Марти, имена родителей которых остались неизвестны: Гийом, Арно, Бернар и Жан Марти; Тестаньер (имя неизвестно) и Алазайса (1 мальчик и 1 девочка: Прад и Вюиссана); Раймон Мори и Алазайса (6 мальчиков и 2 девочки: Гийом, Пьер, Жан, Арно, Раймон, Бернар, Гийеметта и Раймонда); Жан Гилабер и Аллеманда (1 мальчик и 3 девочки: Гийом, Алазайса, Сибилла, Гийеметта [I, 403; II, 256; III, 482, 484]). Мы исключили очень старые фратрии, например Понса и Гийома Клергов, уже опустошенные смертностью не только младенческой и детской, но также взрослой и старческой. Кроме этого, исключены очень молодые пары, которые прошли весьма незначительную часть своей фертильной жизни в последние годы регистра Фурнье и, тем не менее, испытали ужасное потрясение от знакомства с инквизицией. Исключены, наконец, бежавшие в Каталонию ранние вдовы. Подводя черту под этим примечанием, напомним, что наша документация, само собой разумеется, имеет весьма косвенное и случайное отношение к демографии. Собрав элементы такой статистики и проведя вышеприведенные расчеты, я познакомился с работами (еще не изданными) мадам Грамен: в нижнем Лангедоке в рассматриваемую нами эпоху количество учтенных детей на одну чету составляет 4,5 (против 6—7 в предыдущем столетии!). Число аналогично показателю Монтайю. Население остается молодым и демографически динамичным. Ущерб от неурожаев выглядит довольно слабым.

{212}

Фертильность — способность давать потомство.