Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Переписчик. Миниатюра конца XIII в.
Для начала два слова о нашем основном источнике как зеркале менталитета. Без сомнения, Регистр Жака Фурнье представляет собой свидетельство, которое не является всеобъемлющим, но имеет исключительную ценность для изучения крестьянской «культуры». Первый довод в пользу столь высокой оценки в пристальном взгляде документа: показания, зафиксированные епископом Памье, ярко освещают целую деревню, они же бросают дополнительный свет на ментальный пейзаж соседних приходов. Второй довод чисто социологический: катарская ересь, ставшая одним из предлогов дознания Жака Фурнье, в 1300—1320 годах перестала быть феноменом городским, дворянским [456] . Она ушла в деревенский мир, к горцам и крестьянам [457] . Она устроила там себе заповедник благодаря «странноприимным убежищам и укромным сеновалам». Она получила подпитку крестьянского антиклерикализма, стимулированного растущей тяжестью десятины. Она пережила зимнюю спячку в неизменности способа передачи культуры, которая воспитывала детей в духе патерналистской идеологии. Так ересь смогла выиграть четверть века и совершить скромное деревенское возрождение, немыслимое в городе, ибо города были прочесаны, колонизированы нищенствующими орденами, братьями-францисканцами, агентами инквизиции и tutti quanti [458] . Окрестьянившись подобным образом, альбигойская ересь дает возможность изучить отнюдь не катарство как таковое, что не является предметом моего рассмотрения, но сам деревенский менталитет. «Крестьянизация» иноверия в начале XIV века весьма заметна: до такой степени, что некрестьяне, в частности ремесленники, которых историография часто рассматривала как первых носителей и хранителей новаторских идей, лишь эпизодически исполняют эту роль в Монтайю и деревнях графства Фуа. Сапожник Арно Сикр, который из одного куска сработает лучшие в мире башмаки (II, 184), только прикидывается катаром... на самом деле он доносчик. Что касается ткача Прада Тавернье, сделавшегося «совершенным», то он выбрал свой опасный путь кроме прочих причин именно потому, что ему надоело ткачество, fatigatus de texendo [459] {243} .
456
В своих «истоках» эта ересь в Лангедоке зачастую имела городские корни (Р. Wolff, in Lc Goff J. Heresies..., p. 23).
457
Vourzay B. (in fine, p. 46).
458
Vourzay B., ibid., in fine, p. 46—47; и особенно ниже, глава XXII.
459
I, 339. См. также III, 187: единственный ткач, которого Белибаст удостаивает своим присутствием... и который как раз не является еретиком.
{243}
Истомленный ткачеством (лат.).
Показатель этот тем более убедителен, что ересью в Монтайю в 1300—1320 годах, можно быть уверенным, заразилось большинство населения. В других «инфицированных» деревнях, в Сабартесе, в Капсире, в Южном Нарбонне, они были всего лишь миноритарной группой, и даже группкой... которая иногда сводится к более или менее яркой личности [460] . Между тем даже в этом случае им случалось вызвать обострение антиклерикального недовольства, что выявляло элементы сознания, общие для большинства местного населения, молчаливого в иные времена, и даже потрясти общество в целом.
460
См. карту: Vourzay В. I, р. 94.
Эта-то «крестьянская» культура и преломляется, а в иных случаях отражается нашим Регистром. Конечно, обычное пренебрежение могло бы нас привести к ее недооценке. Слишком многие сегодня — как и в 1300 году — считают крестьян «тупой скотиной». Они путают крестьянскую молчаливость, робость, замкнутость и стыдливость человека полей с бескультурьем. Если давать этим «скотам» самую низкую социальную оценку, то сведения, которые можно получить об их менталитете, не будут представлять большого интереса с высокомерной точки зрения. Презрение к почитаемой за грязную деревенщине постепенно проникнет за пределы эпохи, рассматриваемой в этой книге, если поверить суждениям элиты о ценности или отсутствии ценности [461] . Подобное пренебрежение можно встретить в какой-то степени и у наших людей Монтайю, в том числе среди богатых крестьян 1300 — 1320 годов: один человек в агонии называет священника подлым и вонючим крестьянином (I, 231). Беатриса, разбуженная среди ночи необыкновенным появлением собственного управителя под ее одеялом, в негодовании срывается на брань, обзывая последнего крестьянином. Пьер Клерг хочет отомстить тем, кого высокомерно именует мужичьем из Монтайю (хотя это подобные ему, братья его, свойственники его семьи, просто не так высоко, как он, взобравшиеся по уступам монтайонской гордыни [I, 222, 239]).
461
Le Goff J. La France et les Francais. P., 1972.
В конечном счете, во всем этом нет ничего серьезного. Несколько гневных выкриков того или другой не могут перевесить множество текстов, извлеченных из нашего источника. За шесть столетий до исхода, который лишит деревню ее крестьянской элиты, они являют нам землепашцев и овчаров — Мори, Моров, Кортилей, — отнюдь не тупых, имеющих вкус к абстрактной мысли и даже к философии или метафизике [462] . Они показывают их без всяких затруднений ведущими разговор с еретиками-миссионерами и городскими законниками: такой разговор превращает во благо деревенское соседство и выразительную скороговорку окситанского наречия. Он вписывается в мир, в котором, несмотря на имущественные различия, социальная дистанция между крестьянами и пастухами, с одной стороны, и знатью, духовенством, купечеством, мастерами-ремесленниками, с другой, остается незначительной [463] , в мир, где физический труд, особенно если это ремесло, не презирается [464] {244} . (Ремесленники выполняют роль культурных посредников, промежуточного звена в диалоге между крестьянством и более высокими социальными группами, включающими знать, «судейских крючков», купцов [465] .) Добавим, наконец, что между собой деревенские беспрерывно ведут дебаты и в поле, и за столом, особенно когда засиживаются до первых петухов... [466] В целом довольно замкнутая эндогамия и весьма откровенная внутренняя связь (несмотря на свои секреты у каждого) благоприятствуют местному обмену идеями, между людьми одного круга и одной крови.
462
Vourzay В., in (ine, p. 109—111.
463
Об отсутствии или, по меньшей мере, незначительности социальных дистанций: благородная госпожа обнимает крестьянку (I, 300); жена шателена посещает деревенских, не задумываясь об этом и не создавая у нас впечатления, что она совершает что-то «патерналистское» или «социальное»; жена ловца форели ходит в подружках у дамуазо из Жюнака (II, 61); Белибасты, богатые, но простые землепашцы-овчары, без особого пиетета принимают за своим столом прокурора нарбоннского архиепископа; Бернар Клерг, с одной стороны, поддерживает повседневные и семейные отношения с простым крестьянством Монтайю, с другой — с самыми высокими инстанциями графства Фуа. Именно эта незначительность социальной дистанции в Монтайю и графстве Фуа придает особый драматизм и сложность социо-религиозным конфликтам, которые почти всегда развиваются в среде знакомства-свойства: в интимном, можно сказать, круге.
464
Несмотря на то, что в верхней Арьежи считается престижным не работать физически, поразительно наблюдать, как дети «из хороших семей», по причине (или без оной) превратностей фортуны, делаются ремесленниками, не считая себя столь уж опозоренными (даже мысль о том, что таким образом можно опозориться, отнюдь не посещает их). Отметим случай башмачника Арно Сикра, сына нотариуса, а также случай братьев Отье: будучи из семейства нотариуса, они без комплексов, не считая, что так уж пали, занимаются портняжным ремеслом. Столь здравая позиция, которую и сегодня можно встретить в среде американской молодежи, в картезианской и посткартезианской Франции, которой угодно будет трансформировать человека, и особенно буржуа, в чистое Cogito, будет восприниматься с трудом.
{244}
Cogito (лат. «Я мыслю») — усеченная часть формулы cogito ergo sum — «я мыслю, следовательно существую» — одного из центральных положений картезианства, направления в философии и естествознании, основателем которого был французский ученый и философ Рене Декарт (в латинизированной форме — Картезий; 1596—1650). Учение Декарта — рационализм; здесь Э. Ле Руа Ладюри имеет в виду то, что во Франции умственные занятия считались и считаются престижнее физических.
465
Аналогичную мысль в ином контексте отстаивает Морис Агюлон, см.: Agulhon М. La Republique au village. P., 1970.
466
I, 223; III, 296.
И, наконец, последнее, чтобы завершить общие рассуждения о культуре Монтайю, взятой в целом: речь идет, повторюсь, о культуре весьма живой, несмотря (или даже по причине...) на удары, потрясения, облавы и «чистки» со стороны инквизиции. Напротив, эта ментальная конструкция оказывается под большой угрозой с момента ее эмиграции в городки Каталонии вместе с самими носителями. Фактически там ее подстерегает, хуже всякой привычной напасти, угроза разложения, порождаемая удалением, одиночеством и рассеянием носителей, которые впредь рискуют стареть и прозябать там, где оказались, без детей, а то и без средств к существованию. В этом случае опасность утраты своей культуры для каталонской диаспоры исходит, прежде всего, от притворной ласки окружающей среды. По капле, через все поры вливает она римский католицизм в его испанской, проникнутой духом Реконкисты, разновидности, эффективность которой известна... {245} Молодое поколение эмигрантов, рожденное в прежних краях, но воспитанное в Каталонии, не равнодушно к его чарам, молодежи случается восставать против родителей, вплоть до нанесения последним нещадных побоев в результате сурового конфликта поколений, немыслимого в крестьянской верхней Арьежи [467] . Крестьянское катарство в Каталонии ускоренно размывается под воздействием радикально иной среды и городского образа жизни эмигрантов [468] . Именно в Монтайю, даже в большей степени, чем в высокогорных кабанах, можно уловить в подлинной первозданности коллективное сознание наших горцев.
{245}
Реконкиста (букв. исп. «отвоевание») — борьба за освобождение Пиренейского полуострова от арабов (VIII—XV вв.). Реконкиста, бывшая не столько национально-освободительной, сколько религиозной войной, сформировала особые качества государств и народов Пиренейского полуострова, в том числе особый тип религиозности — суровой, мрачной, зачастую фанатичной.
467
III, 173; гл. XII и XIII (Жанна Бефай против своей матери).
468
Г-жа Б. Вурзе, изучившая по Регистру Жака Фурнье проблемы каталонской эмиграции, выделила давление урбанизации, модернизации и католицизма на бежавших в Каталонию, а также отчуждение и рассеяние, которые поджидают изгнанников: р. 103 (отношения с торговцами); р. 80—81, 127 (нищета и деклассированность одиноких женщин в эмиграции); р. 104, 117 — 118 (тенденции к женской эмансипации, разрушающие замкнутый domus, импортированный из верхней Арьежи и Монтайю); р. 100, 123 (численное сокращение группы эмигрантов, которые при высокой смертности почти не воспроизводятся); р. 81 (конфликт поколений под воздействием эмансипации бывшей арьежской молодежи в каталонской среде).
Осуществляется ли культурная трансмиссия, передается ли культурный импульс в Монтайю и деревнях подобного типа через книгу? И шире — через письменность? В начальный момент проповеднической деятельности братьев Отье, сыгравшей решающую роль для нашей деревни, значение книги бесценно: Пьер и Гийом Отье, — рассказывает
крестьянка Сибилла Пьер, — были люди грамотные, знали закон (в качестве нотариусов). У них были жены и дети. Они были богаты. Однажды Пьер у себя дома прочел в книге одно место. И говорит брату Гийому, который оказался рядом, чтобы тот прочел за ним то же самое место.По прошествии какого-то времени Пьер спрашивает Гийома:
— Что ты об этом думаешь, брат мой?
А Гийом отвечает:
— Думается мне, пропали наши души.
И Пьер заключил:
— Пора, брат, туда, где спасение души.
И тогда избавились они от всего своего добра и отправились в Ломбардию, где сделались добрыми христианами. Там обрели они способность спасать души других, и потом возвратились в Акс-ле-Терм... (II, 403).
Что касается книги, ставшей исходной точкой катарского призвания братьев Отье, то можно лишь высказывать предположения [469] . Одно достоверно: группа нотариусов, которая обеспечила экономическое и юридическое возрождение XII — XIII веков [470] , не была лишена книг и даже небольших библиотек, где и пустила ростки ересь. Начало широкого распространения бумаги и обиходное использование в письме окситанского языка могли лишь благоприятствовать этим опасным тенденциям, одновременно стимулируя профессиональную активность нотариусов, среди которых видное место занимал клан Отье, столь влиятельный в Монтайю. Четырнадцать лет тому назад, — рассказывает в 1320 году Пьер де Гайак, уроженец Тараскона-на-Арьежи, который был младшим письмоводителем нотариуса Арно Тессейра (он же лекарь в Лорда, зять Пьера Отье [471] ), — я провел полгода в доме Арно Тессейра, переписывая грамоты, сбором которых он занимался. Однажды, перерывая его бумаги, чтобы пополнить регистрационные книги, я обнаружил бумажный томик в переплете из старого пергамента с текстом на народном языке. Я взял его почитать на какое-то время и обнаружил там рассуждения и споры, изложенные на народном языке, о воззрениях еретиков-манихеев {246} и католиков. Книга то поддерживала мнение манихеев, не одобряя католиков, то наоборот. Когда я читал книгу, явился патрон, метр Арно Тессейр; неожиданно взъярившись, он вырвал книгу у меня из рук и спрятал. Ночью я слышал, как он бил жену и своего побочного сына Гийома за то, что мне удалось откопать эту книгу. Красный от стыда, я немедленно возвратился в свой Тараскон-на-Арьежи. На третий день метр Арно явился за мной и вернул на место. Текст отражает опасность, исходящую от книг. С другой стороны, антикатарская паранойя у некоторых крестьян доходит до того, что они начинают отождествлять любой письменный текст с проявлением ереси. Однажды, — рассказывает погонщик быков Мишель Сердан, — в летнюю ночь накануне полнолуния поднялся я до зари, чтобы отогнать быков на выпас, и заметил людей, которые при свете луны что-то читали на лугу за домом Арно Тессейра. Уверен, что это были еретики [472] .
469
Duvernoy /. Le Registre..., t. II, p. 404, note 366; p. 197, note 311; t. I, p. 375, note 159.
470
Couron A.. 1958; Cramain M. These...
471
II, 196. Об относительном увеличении числа книг, в частности Библий на обиходном языке в XIV в. по сравнению с несколько более «пергаментным» XIII в., см.: Moliat. С. D. U., fasc. 1, 1962.
{246}
Манихеи — приверженцы религии, основанной иранцем Мани (216—277) и представляющей смесь христианства, буддизма и зороастризма. Мани объявил, что было три великих пророка: Иисус на Западе (относительно Ирана), Будда — на Востоке и Заратуштра — в центре; сам же он — Мани — пророк величайший и стоящий над всеми. От христианства Мани взял учение о Святом Духе, от буддизма — о переселении душ, от зороастризма — утверждение о существовании двух равновеликих и равномощных божеств — доброго и злого: Бога (отождествляемого с Богом-Отцом христиан) и Дьявола. Учение Мани преследовалось всеми официальными религиями, но было весьма популярно, и многие принципы манихейства заимствовали разные христианские секты дуалистического направления; ортодоксальные богословы называли такие секты манихейскими, хотя в действительности можно говорить лишь об опосредованном манихейском влиянии.
472
II, 201. Впрочем, южные соборы XIII в. распространяли неприязнь на большинство книг, включая Библию: обладание ими было запрещено под страхом подозрения в ереси (Hefele. Vol. 5—2, p. 1498).
В одско-арьежском регионе даже в сельской местности существует некоторая «социально-экономическая база» для изготовления книг. Не будем говорить о Памье, настоящем интеллектуальном центре. Даже в средней руки деревнях наподобие Бельпеша (совр. Од) или Мервьеля (Арьеж) можно найти где пергаментщика, где переписчика книг (I, 256; II, 91). И с этими ресурсами можно производить на свет в минимальных, но вполне достаточных дозах книги, способные через посредство «доброго человека» «инфицировать» Сабартес и Айонский край. Первые поставки бумаги в дополнение к редкому пергаменту могли лишь усилить этот поверхностный процесс. Между культурой ученой и культурой народной, таким образом, есть прямая и обратная связь, подкрепляемая распространением, хотя бы и весьма скромным, некоторых книг. Просто эта связь действует гораздо медленнее и неувереннее, чем в наши дни.
Несмотря на эту ограниченную роль далекого истока, книга остается драгоценностью. Уважение к ней со стороны неграмотных поселян есть непременное следствие трогательного и трепетного почтения их к наукам и образованным людям. Гийеметта Мори из Монтайю, бежавшая в Каталонию, млеет от восхищения перед «совершенным» Раймоном Иссора де Ларка: Умеет он наставить на путь истинный, весьма сведущ, в вере нашей (II, 63). Превыше этого Раймона Иссора сама катарская книга (составленная Святым Отцом на небесах), которую хозяйка, наученная Гийомом Белибастом, подчеркнуто обожает [473] . И «добрый человек» без книги — все равно что солдат без ружья. «Совершенный» Раймон из Кастельно, сорока лет, краснолицый, седовласый, довольно высокий, с тулузским акцентом поверяет пастухам из Монтайю (которых такая жалоба поражает) свое мучительное сожаление: Я оставил свои книги в Кастельсаразене (П,475).
473
II, 45—46. В общем крестьянин, несмотря на неграмотность, рассматривает Писание (в различных смыслах этого слова) как главное руководство к действию. Отметим беспокойный вопрос, который ставит Раймон из Лабюра, овцевод и католик, но отлученный от церкви за отказ платить десятину, перед священником: А что, насчет отлучения есть ли (указание) о каком-нибудь писании? (II, 318—319). Точно так же (I, 152, слова одного мельника) «воскрешение — дело верное, ежели, как сказывают кюре, это записано в заветах и книгах». Об авторитарной роли Писания см.: Levi-Strauss С. Tristes Tropiques. Ed. 1962, chap. XXVIII, p. 264 (рус. перев.: Леви-Стросс К. Печальные тропики. М., 1999. С. 384-385). Книги в верхней Арьежи 1300—1320 гг. были бесконечно большей редкостью, чем в наши дни. Но их престиж и действенность были бесконечно выше! Одно частично компенсирует Другое.
Но воистину драгоценны книги, когда они почти недосягаемы. На деревне (не считая «добрых людей») только одни, или едва ли не одни, священники имеют манускрипты или берут их на время и способны читать. Священник Бартелеми Амильяк имеет часослов, что в тюрьме навлекает на него насмешки альбигойца Бернара Клерга [474] , впрочем, Бартелеми подумывал заложить или продать свою книгу, чтобы обеспечить себе бегство в Лиму в компании с любовницей (I, 247). Некий встреченный Пьером Мори гасконский священник, о котором мы знаем только, что он из богатой семьи, ему тридцать лет, он брюнет с сине-зелеными глазами, имеет «книгу еретической веры» в красном кожаном переплете (II, 188, 383, 484). В Жюнаке, деревне крестьян и горных кузнецов, расположенной в Викдессосе, постоянный викарий Амьель де Рив обладает «книгой проповедей» или, по крайней мере, прибегает к чтению этой книги, принадлежащей, возможно, приходской церкви (III, 7—10). Он извлекает из нее еретические рассуждения, которые затем развивает в своей проповеди в присутствии кюре, местного сеньора и большого количества прихожан. В самой Монтайю частью престижа и харизматического влияния кюре Пьер Клерг обязан тому, что какое-то время в руках у него был «календарь», именуемый также «книгой еретиков» или «книгой святой веры еретиков», который ему одолжил Гийом Отье (I, 315, 375, 292; II, 504). Вариации названий одной книги могут рассматриваться как указание, что речь действительно идет о календаре, который «предваряется или завершается под общей обложкой небольшим текстом назидательного характера» [475] {247} . Отсюда рукой подать до того, что впоследствии станет «народной литературой». В самом деле, известно, что «синие книжечки» XVIII века тоже будут соединять календарь, полезные советы и религиозные тексты {248} . Как бы то ни было, эта единственная книга (из имеющейся у братьев Отье библиотеки, богатой тремя томами [476] ) не слишком долго пробыла у кюре. После публичного чтения на монтайонских посиделках кюре через посредство Гийома Бело возвратил манускрипт законным владельцам. Временное пребывание этой книжки в остале Клергов стало деревенским событием: оно запомнилось четырем свидетелям, среди которых фигурирует безграмотная прислуга Раймонда Арсан. Со своей стороны пастух Жан Мори сообщает, что именно упомянутому календарю обязаны своим полным обращением в катарство четверо братьев Клерг во главе с кюре (II, 504). Действительно, невозможно пренебречь воздействием книги на Бернара Клерга, которого в Монтайю считали «ученым» (II, 302). Что же касается приходского священника, по определению располагавшего минимумом интеллектуального «багажа», то здесь влияние письменного слова само собой разумелось [477] .
474
II, 283; о «Часах» и книгах вальденсов из Памье см.: I, 102—103, 121. О распространенности часословов в ту эпоху и несколько позже см.: Mollat, CDU, 1962, fase. I, p. 121.
475
Эту весьма достоверную гипотезу сформулировал Ж. Дювернуа (I, 375, note 159). См. также III, 397, note 531: клятва на «календаре»; а также описание (Жака Дювернуа) картулярия графства Фуа: он содержит под одной обложкой календарь, выдержки из Евангелия и уставы.
{247}
Картулярий — сборник грамот (лат. charta), или их копий, нередко (как в данном случае) касавшийся поземельных отношений.
{248}
«Синие книжечки» — имеются в виду книги из так называемой «Синей библиотеки» (они печатались на синей бумаге) которые издавались в Труа с XVII в., а в XVIII в. перепечатывались множеством типографов в самых разных городах Франции и предназначались для широчайших слоев населения. «Синяя библиотека» включала катехизисы, жития святых, сказки, пересказы рыцарских романов, сонники, гадательные книги, альманахи, сельскохозяйственные календари и т. д. и т. п. Произведения разбивались на маленькие главки и параграфы для более легкого усвоения, из сокращенного текста исключались непонятные обороты и фразы, непристойности.
476
I, 375, note 159. В мексиканской деревне Чанком, исследованной Р Редфилдом, насчитывающей в 1930 г., по всей вероятности, очень мало читающих и знающих грамоту, в обороте было всего две книги: Новый Завет и календарь. Почти как в Монтайю около 1310 г. (См.: Redfield R. Chankom..., p. 17).
477
I, 292. То, что сельские священники и кюре располагают, в общем, некоторой интеллектуальной культурой, кажется вполне естественным. В самом деле, приор из Юнака (совр. Арьеж), живущий вне монастыря, цитирует Иова и послание св. Августина (III, 9—10).