Моран дивий. Стезя

– А если узнают охотники?

– Охотники, - вздохнул тяжко Семёныч, перекладывая бутыль под другую руку, - будь они не ладны, давно все ворота на карте отметили и всех стражников вместе с личным делом в амбарные книги вписали. Поселение стражей и их деятельность от лиц заинтересованных не спрячешь.

– Семёныч, - мы остановились напротив его дома. Недалеко, на пересечении улиц, горел жёлтый фонарь, рассеивая и гася лунный свет. Кусты сирени, стихийно и буйно колосящиеся у забора, пахли одуряющее ярко.
– Может, ты расскажешь мне, наконец, кто такие охотники?

– У молодого человека есть прекрасная возможность узнать об этом из первых, так сказать, рук.

Из причудливого переплетения теней сиреневых кустов материализовалась тёмная фигура. Человек подошёл поближе, демонстрируя нам тусклый металл направленного на нас пистолета.

– Долго же вы изволили шляться, Андрей Семёныч. Что, продавали служебные секреты за бутылку?
– хмыкнул он, оглядывая побулькивающий у Семёныча под мышкой самогон.

– Тебе нёс, болезный, - хмуро буркнул страж.
– Хочешь?
– он потянул бутылку за горлышко.

– Руки!
– мужик угрожающе приподнял ствол и в следующую секунду рухнул нам под ноги на осколки разбитой об его череп бутылки. В воздухе, мешаясь с ароматами сирени, разливался сладко-трупный запах сивухи.

– Ох, ты грозный какой, - ворчал Семёныч, наклонившись над поверженным противником. Он пощупал пульс на шее незадачливого налётчика и вынул из расслабленных пальцев оружие.
– Нашёл на кого тявкать, х.. собачий. Так я и думал, что караулить в кустах да с фуфыриком только шабалка посодют, не воина. А таких мы, Митя, обязаны с тобой как семечки щёлкать, - бубнил он под нос, приоткрыв калитку в свой двор и прислушиваясь.
– Чисто, заходи.

Я проскользнул вслед за ним. Но пошли мы не в дом, а запетляли огородами, потайными калитками, пожарными проездами, заросшими бурьяном, тропинками в тёмных садах...

– Вот тебе, княжич, первый урок, - прошептал Семёныч, останавливаясь у одной из внутренних калиток, которым я уже потерял счёт.
– Не стОит сильно уповать на огнестрел и чувствовать себя неуязвимым, держась за пукалку. Против лома всегда найдётся нужный приём. У хорошего бойца, конечно. Знать надо, в кого стволом тыкать.

Он снова сторожко прислушался и нырнул в калитку, поманив меня за собой. Мы осторожно, через грядки подползли к освещённым окнам дома и, вжавшись в стену, осторожно заглянули.

Посреди комнаты стоял Пётр Панько, скрестив руки на груди и хмуро глядя на развалившегося в кресле мужчину, одетого в дорогой костюм и галстук. У двери маячила пара серьёзных парней с кобурой на поясе. Ещё двое, как нам было отсюда отлично видно, бдили за забором, у ворот. Там же стояли две машины с притушенными фарами. Цвет и марку в темноте трудно было разобрать.

Семёныч тронул меня за руку, и мы вновь через грядки просочились через заветную калитку.

– Держи, - он протянул мне нежно звякнувшие ключи.
– Это от моего гаража. Возьмёшь там мотоцикл и - дёру отсюда. Сразу только не заводи. Выкати за посёлок. Иначе, с его-то грохотом, только ленивый не догадается, что кто-то лыжи из Юрзовки навострил. И этот кто-то, возможно, тот самый.

– Думаешь, это по мою душу?

Страж хмыкнул.

– Снова отсылаешь меня? Как тридцать лет назад?
– прошипел я.

– Не люблю бессмысленные жертвоприношения, дурень ты стоеросовый. И сам пропадёшь, и нас подставишь. Уезжай, заляжь пока на дно, не зависай надолго на одном месте. Не вздумай соваться к родителям, возможно, хотя и необязательно, они уже знают твоё имя и адрес. Я с тобой свяжусь через несколько дней.

Он засунул мне ключи в карман и подтолкнул в спину.

– Может, я на своей машине?

– Не надо. Они могут возле Ксеньки тоже пасти. Забеги лучше по дороге к Ярославу, стукни к нему в окошко. Расскажешь ему, что охотники до батьки пожаловали. Он знает что делать.

Семёныч торопливо объяснил мне путь через огороды со всеми калитками и поворотами.

– А ты?
– спросил я, не уверенный, что запомнил его путаное описание.

– А мне надо сходить помочь товарищам разобраться с их насущными вопросами, которые не им, ни людям спать по ночам не дают... Иди!
– прикрикнул он на меня свистящим шёпотом.
– Если записался ко мне в ученики - обязан подчиняться. Иначе быстро разжалую. Ищи потом другого дурака.

– Андрей Семёныч, - прошипел я ему в спину.
– Последний вопрос. Вы говорили, в каждом поселении жрица есть. В Юрзовке это кто?

– Так Милка Бадарина у нас, - нетерпеливо бросил страж и скрылся в темноте, аккуратно и мягко прикрыв за собой беззвучную калитку.

* * *

Выбив дробь костяшками пальцев в дребезжащее тёмное стекло, я с замиранием сердца поднялся по ступенькам высокого крыльца. Больше всего я боялся увидеть Лесю. Хотя и понимал, что это маловероятно - не отправит же этот жлоб женщину ночью дверь открывать.

На крыльце вспыхнула лампочка, загремели щеколды, и передо мной нарисовался Ярослав Панько во всей красе. Ничуть не сонный и полностью одетый, разве что босой. При виде меня он не удивился. Наверняка рассмотрел прежде в окно, кто это к нему среди ночи ломится.

– Чего надо?
– хриплым со сна голосом осведомился он.
– Понравилось, как в прошлый раз я тебя с крыльца спустил? Повторить хочешь?

– К твоему отцу охотники в гости пожаловали. Семёныч велел предупредить.

– Началось...- процедил он сквозь зубы.
– Ну что стоишь? Предупредил? Вали дальше. Ты же теперь в бега, княжич?
– от его испепеляющего взгляда у меня задымилась макушка.
– Любезно предоставляешь нам самим за тобой расхлёбывать?

Решив, что достаточно облил меня презрением, страж резко оттолкнулся от косяка, нацепил стоящие у двери кроссовки и, протянув за дверь руку, снял со стены оружие. Потом прикрыл дверь и повернул в замке ключ.

– Что-то ещё?
– осведомился у меня хмуро. Я молча спустился с крыльца, чувствуя как распирает от желания выбить этой хмурой морде второй зуб и смачно приложить башкой о камень. Но я, сцепив зубы и сжав кулаки в карманах куртки, изо всех сил старался подавить в себе фамильное бешенство, понимая, что сейчас не время для наших личных разборок.

– Иди-иди, - сказал он, глядя на меня со ступенек крыльца.
– Постою тут, помашу тебе вслед платочком. А то мало ли, вдруг вернуться захочешь...