Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая
Шрифт:
Через двадцать минут вдали показалась неспешно приближающаяся запряжённая в нагруженную сеном телегу лошадь, которая выглядела так, словно успела поучаствовать во вторжении в Россию вместе с самим Наполеоном. Управлял ею сухощавый, морщинистый дед. Старик сидел с прямой спиной, словно на параде, а его цепкий и внимательный взгляд быстро скользил по окружающей местности, будто высчитывал дистанцию до цели перед выстрелом.
Лёха, старательно укрывшись в кустах, не сводил с него глаз. Однако погонщик кобылы, казалось, просветил кусты рентгеном. Он слегка натянул
— Эй, военный! — вдруг окликнул старикан с телеги, прищурив один глаз и внимательно вглядываясь в зелень. — Ты что, думаешь, хорошо спрятался? Да тебя за километр видно!
Лёха поморщился, не торопясь встал, отряхнулся и спокойно вышел из укрытия.
— Добрый день, уважаемый! Как ваши дела, какие виды на урожай? — Лёха включил максимум своего обаяния и знания испанского.
Через пару минут обсуждения кто, кого и сколько раз, а также откуда он и почему говорит, растягивая слова, как эти лентяи с юга, дед воскликнул:
— О! Руссия! — тон его резко сменился. — Молодец, Руссия! Ты лучше отойди вон до тех камней! Там самое место засаду устраивать!
Он ткнул костлявым пальцем метров на триста дальше по дороге, где виднелась груда камней.
— Там поворот, дальше отличное место для охоты. Как достали эти немцы и итальяшки! Всё поворовали, всё отняли… Фача гаврон! Девок всех перепортили! — продолжал жаловаться дед.
Лёха молча слушал, а старик тем временем, вдохновлённый вниманием, ударился в воспоминания.
— Эх, мало я этих немцев пострелял в ту Мировую войну! — проворчал он, хрустнув костяшками пальцев.
— Когда это вы воевали? Испания же нейтральной была.
— Ох, давали мы жару! — дед расправил плечи. — Целый испанский батальон был у лягушатников в их Легионе! Шеф-сержант! А воевать я начал ещё на Кубе, и с Америкой больше десяти лет сражался!
Лёха усмехнулся. Вот тебе и незаметный деревенский старик.
— Поезда под откос пускал лет десять после окончания войны? — пошутил он.
— Нет! Поезда не удалось! — расстроенно произнёс не понявший шутки дед. — Вот пароход, да! Взорвал! — лицо престарелого милитариста снова расцвело радостью от воспоминаний.
На вопрос о еде дед молча полез в узел, достал половину круглого каравая хлеба, пару луковиц и огурцов, аккуратно завёрнутых в чистую тряпочку.
Лёха без слов вспорол шов подкладки своей куртки, вытащил золотую монету в 25 песет и протянул старику.
— Спасибо. Это тебе, отец.
Старик отшатнулся, будто увидел призрак.
— Ты что, Руссия?! — в ужасе запротестовал он. — Сейчас бумажные деньги ничего не стоят! Это много! Очень много! У меня телега с лошадью меньше стоят! А тебе ещё далеко идти!
Лёха приподнял брови, задумался… и тут его осенило.
— Дед! А давай я у тебя её куплю!
Старик настороженно прищурился.
— Кого купишь?
— Телегу и лошадь куплю!
— А тебе она зачем, моя Динамита?
Лёха глянул на дорогу, затем снова на старика.
— Смотри… Ты подъедешь вон туда, за камни, встанешь,
сено сбросишь. — Он ткнул пальцем в сторону каменной насыпи.— Будто авария. Так, чтобы телега или машина с трудом, но проехали, а грузовик — уже не смог.
— И зачем? — старик всё ещё не понимал гениального замысла нашего попаданца.
— Если испанцы — подвинешься чуть, чтобы проехали. А если немцы или итальянцы — падай и прячься.
Старик нахмурился.
Лёха выдохнул и добавил, не скрывая ухмылки:
— Грузовик встанет, немцы выйдут, начнут орать… А тут мы их и прищучим.
Старик потёр подбородок, недоверчиво покачал головой, явно взвешивая предложение.
— Хитро ты задумал… Динамиту только жалко! Так мою кобылу зовут, — пояснил дед. — Ей, конечно, не сегодня-завтра уже пора на встречу с создателем, но всё равно жалко её…
Он молчал добрую минуту, потом махнул рукой и забрал золотую монетку:
— Ладно. Смерть в бою всё лучше, чем на колбасу переработаться! И этих фашистов, как ты сказал, прижучим. Но если моя кляча выживет — я её заберу обратно!
Лёха улыбнулся и кивнул:
— Договорились.
Легче всего прошло перемещение Ильи. Дед, увидев ещё одного русского с автоматическим дрыном в руках, заулыбался, долго и любовно гладил пулемёт, бормоча испанские ругательства.
— Лёша, а о чём дед разговаривает с пулемётом? — поинтересовался Старинов.
Наш полиглот прислушался, после чего синхронно перевёл:
— «Сын грязной шлюхи, какая же ты чудесная, ебу**ая адская пиписька! Святое дерьмо, как же мне твоей зашибенной поливалки не хватало на Кубе! С тобой мы бы размазали тех поганых абизянов в полный дерьмовый фарш…»
Дед явно был в восторге, и, кажется, будь у него возможность, он бы ещё и поцеловал пулемёт, но Старинов поспешил забрать свой агрегат подальше, пока тот не начал делать с оружием что-то совсем непристойное.
Спустя пять минут…
Телега со сброшенным сеном застряла поперёк дороги. Кляча спокойно стояла, пережёвывая роскошное пиршество рядом с собой, не подозревая, что участвует в гениальной военной операции.
Дед, словно старый полковой конь при звуках трубы, взбодрился, вытащил из телеги устрашающих размеров тесак, ускользнул на безопасное расстояние и затаился в зарослях.
— Да, Хренов! Тебе точно в диверсанты переквалифицироваться нужно! — промямлил свою мысль Илья, активно заталкивая в рот хлеб с луком.
Лёха хмыкнул в ответ, хрустя огурцом:
— Мы храбрые разведчики, трусливые шпионы — это у врага! Ну что, ждём гостей?
И буквально через десять минут неспешного ожидания на горизонте показалось облако пыли…
— Илья! Внимание! Кто доставку бензина заказывал?!
Вторая половина июня 1937 года. Палаточный городок немецкой эскадрильи, аэродром в окрестности города Авила.
Гауптман Кнюппель встал сегодня с ощущением, что день обещает быть дрянным. С утра он уже успел выслушать несколько докладов о текущей обстановке, и чем дальше шло утро, тем мрачнее становилось его настроение.