Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая

Какая, к чёрту, разница, кто он такой?! У него тут заговоры! Везде предатели, троцкисты, буржуазные элементы, вредители в самых высоких кругах! Он сутками выискивает их, разоблачает, держит страну в крепкой хватке, а эти… бездельники! Зажрались они там, в Испании.

Он откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы в замок и уставился на портрет Сталина, висящий напротив.

Хотя… Сколько старших лейтенантов вождь знает лично?

Ежов осклабился. Вот-вот! Тут можно легко промахнуться!

И он очень хорошо помнил ту историю с торпедированием этого немецкого «Дойчланда». Когда сам вождь, товарищ Сталин, тепло отозвался об этом лётчике и приказал его не трогать.

— Пока не трогать. — добавил Ежов негромко.

Тем более, почти готовы документы в работу на другого антисоветского элемента, шпиона, заговорщика и изменника — начальника ВМС РККА Владимира Орлова.

Тут Ежов заржал. Тоже Орлов. Вот уж совпадение!

Он провёл пальцем по краю бумаги, потянулся за карандашом и написал коротенький текст:

«Наблюдать. Собрать всю доступную информацию.»

Затем вызвал шифровальщика:

— Отправить в Испанию. Обоим этим…

Следом он уже самостоятельно добавил ещё одну пометку на полях первого рапорта, коротко приписав:

«Проследить за Орловым и Белкиным. Отдельно.»

Подумав, он нажал кнопку звонка и, вызвав секретаря, продиктовал указание:

— Начальнику 5-го отдела, бывшего особого отдела ГУГБ. Проверить биографию этого пилота. Как следует проверить.

Секретарь кивнул, исчез за дверью.

Ежов откинулся на спинку кресла и усмехнулся:

— В Испании он подвиги, понимаете ли, совершает! Пока мы тут, не жалея себя, боремся с троцкистами и фашистскими заговорами! Давить надо этих военных!

Ладно. Пусть этот старший лейтенант пока летает.

А он, Ежов, всё узнает и правильно доложит когда придет время.

Вторая половина июня 1937 года. Аэродром в окрестностях города Авила.

Хейно Капутнахер сидел в кабине своего Heinkel He 51, самодовольно ухмыляясь, пока механики проверяли самолёт перед вылетом. Бензина было мало, но для него нашлось. Пахнуло бензином — для него этот запах был ароматом победы.

Просто с утра он не увидел себя в расписании полётов. Это было странно. Да, вылетов сейчас было немного — топливо приходилось экономить, и боевые задания распределяли так, чтобы никто не простаивал, но его — Хейно Капутнахера, которому лично генерал вручил крест! — в расписании не было!

Непорядок.

Но Капутнахер был не из тех, кто будет просто сидеть и ждать милостей от природы или начальства, что в общем то одно и тоже. Он ловко подкупил сигареткой телефониста и тот не сильно ломался, через несколько минут уже соединял его с дядей в Саламанке.

— Дядя, как ваше самочувствие? Спасибо, и маме тоже передавайте привет и мою благодарность за вашу заботу. Тут кстати на аэродроме какая-то ошибка…

И он подробно изложил ситуацию на аэродроме, не забыв добавить вроде бы объективных обид и возмущения. Дядя, человек важный и вхожий куда следует, благосклонно выслушал племянника и пообещал разобраться.

Он перезвонил командиру «Легиона Кондор», излагая ситуацию в самых мягких тонах, но в то же время предельно прозрачных формулировках. Ну, разумеется, не забыв упомянуть талантливого племянника.

А командир Легиона просто взял и позвонил напрямую Кнюппелю.

И вот тут началось самое интересное.

Голосом, от которого, по рассказам, даже стены покрывались испариной, генерал натянул Кнюппеля на кукан так, что у того уши сами пытались оторваться от головы.

— Может, вы там совсем оборзели, Кнюппель?! — вежливо спросил генерал для начала разговора.

Как выяснилось, показатели денситометрии, да и акустические данные у генерала были в полном порядке. И пока он орал на Кнюппеля, давая понять, кто есть кто в этом Легионе, весь штаб аэродрома затих и остановил работу, с уважением прислушиваясь к точности формулировок.

А когда уже в самом конце он поинтересовался: «Летает ли известный теперь уже и в Рейхе пилот Капутнахер?», тут Кнюппель буквально побледнел.

А затем покраснел. А затем почернел от злости.

Аккуратно положив трубку на рычаг, «тупая колотушка» вызвал штабного офицера и, брызгая слюной, буквально выплюнул приказ включить Капутнахера в расписание.

Как он его при этом называл — даже механики постеснялись бы повторять. Но факт оставался фактом: сегодня Капутнахер снова летал.

И вот теперь, сидя в кабине, он довольно растягивал ухмылку, крепче затягивая ремни.

«Ну, ну! Попробуйте теперь меня забыть.»

Вторая половина июня 1937 года. Где то около дороги от железнодорожной станции города Авила до аэродрома.

Дед, водитель кобылы, сама кобыла, помощник кобылы в лице Лёхи и восседающий на телеге рядом с дедом Илья совместными усилиями оперативно дотащили весь скарб — пулемёт, бочку и пару канистр — до самолёта.

Дед, получив от Лёхи пару серебряных монет в 5 песо, остался более чем доволен.

— Давай! Удачи, Руссия! — Он радостно шлёпнул по крупу свою кобылу, и та, словно разделяя его удовлетворение, неспешно и степенно двинулась прочь.

Помощник из Ильи с его раненой ногой оказался фиговый. После краткого переругивания, когда он наотрез отказался лезть внутрь, его прислонили к левой опоре шасси.

— Ты у нас будешь работать «передастом», — пошутил Лёха.

Правда, его шутка прошла мимо сознания Ильи, который кивнул и со всей серьёзностью приготовился передавать канистры.

«Да, другая эпоха!» — покачал головой Лёха. — Столько приколов пропадает…

Разбираться в тонкостях заправки самолётика Хренову было некогда, и он влез прямо на мотор. Оказавшись наверху, он некоторое время балансировал, размахивая руками, пока не пристроил ногу на площадке у корня крыла. Теперь он стоял, расставив руки в стороны, как акробат на канате, покачиваясь на ветру. Затем всё-таки дотянулся до ближайшей пробки в левом крыле и открутил её. Заглянув внутрь, он зачем-то понюхал запах бензина и крикнул Илье: