Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая

Лёха прищурился.

— Будем надеяться, что в моей бочке просто бензин, а не скипидар какой-нибудь, — пробормотал он себе под нос, чувствуя, как жар от огня распространяется всё дальше.

И тут его внимание привлекло движение сбоку. Старинова он заметил только сейчас — тот лежал в нескольких десятках метров, полускрытый высокой травой, но его силуэт всё равно выделялся на фоне земли. А ещё было хорошо слышно, как он орёт.

— Хренов! Ты там с ума сошёл?! — проревел Илья Старинов, дико размахивая руками. — ВАЛИ ОТТУДА! ПРИДУРОК! ЛОЖИСЬ!

Осознание пришло как удар по голове. Бочку он откатил в кювет, это да. Но вот сам при этом остался стоять в каких-то тридцати метрах от грузовика. Который, к слову, горел уже довольно весело.

— Вот дерьмо, — выдохнул он.

Лёха развернулся и рванул прочь. Шаг, другой, третий…

Где-то сзади хлопнуло, словно кто-то щёлкнул гигантским хлыстом. Потом ещё раз. Шипение… Треск… Грохот! Взрыв!

Секунда — и ударная волна толкает его в спину, поднимает в воздух, закручивает, как тряпичную куклу. Всё превратилось в вихрь из пыли, жара и вспышки в глазах. Лёха взмахнул руками, пытаясь нащупать хоть какую-то опору, которая могла бы его остановить в воздухе, но земля уже стремительно неслась навстречу его голове.

Последнее, что он увидел, был небольшой, коротко спиленный пенёк, торчащий из земли под нелепым углом.

— От это пи… — додумать окончание фразы у парящего советского воина не хватило времени.

Он инстинктивно зажмурился, рефлекторно дёрнул голову в сторону и рухнул лицом вниз, жёстко втыкаясь в пенёк и обнимая землю.

Вторая половина июня 1937 года. Аэродром Сото, окрестности Мадрида.

Иван Евсеев сидел в тесной кабине своего И-16, плотно зафиксированный в мягкими кожаными ремнями. Они пристегнулся и плечевыми и центральным поясным ремнем, хотя в бою обычно оставляли только поясной. Плечевые мешали крутить головой по сторонам. Парашют под задом напоминал об опасности. Его «Ишак» тихонько покачивался на неровностях грунтовой взлётной полосы, улавливая дуновения горячего испанского ветра. Где-то в стороне он видел И-15, «Чато» — приземистые бипланы с округлыми капотами, привычно разбегающиеся по полосе в облаках пыли. Под их фюзеляжами покачивались небольшие бомбы. Они шли на штурмовку, и это было важно. Но его мысли были сейчас не о них.

В общем, Иван гордился собой. И чем дальше заходила война, тем сильнее эта гордость укоренялась в душе.

Во-первых, он был в Испании! В самой гуще событий, в самом центре борьбы, оказывая интернациональную помощь местным коммунистам. Попасть сюда было ох как нелегко! Желающих — десятки, а может и сотни, а мест — кот наплакал и отбор серьёзный. И всё же он сумел, он здесь.

Но самое главное — он попал не на старьё вроде И-15, а на самый современный И-16! Сильный, быстрый, манёвренный! После него бипланы казались допотопными архаизмами. Ну серьёзно, какие могут быть «Чато» в сравнении с «Ишаком»?

Евсеев усмехнулся, наблюдая, как «чайники» один за другим трогались со своих мест, катились по полосе, оставляя за собой пыльные шлейфы. Штурмовики. Работа у них была важная, но не такая, как у истребителей. Настоящие бои вершились там, в небе.

Он чуть сильнее сжал ручку управления, испытывая странное, но приятное чувство уверенности. В Испании у него всё складывалось как нельзя лучше. Отличные командиры, толковые механики, лётчики — настоящие друзья, а сам он уже неплохо наблатыкался в испанском. С местными, даже с сеньоритами, мог объясниться без особых проблем, а это многое значило.

А ещё он уже сбил одного! Пусть старый, пусть устаревший, но немецкий «Хенкель» отправился в землю именно благодаря его метким очередям! Первый сбитый! Личный счёт открыт.

Он немного поёрзал в кресле, откидываясь назад. Даже та дурацкая история с попаданием под дружественный огонь своего же ведомого, из-за которого пришлось прыгать с парашютом, была уже в прошлом. Конечно, над ним изрядно подтрунивали после этого.

«Как там, сосны Испании, мягкие?» — ухмылялись лётчики.

Но никаких организационных выводов не последовало, никто не тыкал в разбитый самолёт. Повезло.

Вот только с девушками пока никак не складывалось. Знакомиться с испанками было можно, и он даже уговорил одну сеньориту… а вот жениться на них прямо очень не рекомендовали политические работники. Оставалось немного советских девушек и женщин — переводчицы, секретари, журналистки…

Вот одна рыжая журналистка никак не шла у него из головы…

Сглотнув, он перевёл взгляд на взлётную полосу, выдохнул и плавно добавил газ.

Двигатель зарычал, пропеллер завертелся, срывая горячий воздух, самолёт дёрнулся и начал набирать скорость.

В этот момент он стал мечтать о бое, о враге, о победе!

Вторая половина июня 1937 года. Дорога от железнодорожной станции города Авила до аэродрома.

Лёха очнулся от того, что кто-то методично отвешивал ему звонкие пощёчины. Голова моталась то вправо, то влево, словно листок на ветру. Он зажмурился, хрипло вдохнул пыльный воздух и с трудом приоткрыл один глаз. Перед ним нависало знакомое лицо.

— Ты, придурок ненормальный, только попробуй сдохнуть! Кто нас обратно повезёт?! — зло прошипел Старинов, заряжая ещё один дружеский шлёпок.

— Всё! Всё! — Лёха слабо попытался отбиться, но руки слушались плохо, а голова трещала так, словно её пару раз приложили об бронеплиту.

Трогать лицо было страшно, но он всё же рискнул. Провёл пальцами по скуле и тут же с шипением отдёрнул руку. Боль пронзила черепушку ещё раз.

— Ага! Похоже, знатный фонарь будет, — радостно поднял его настроение Старинов.

— Главное — не глазом в сучок, а то ходил бы теперь, как какой-нибудь Нельсон. — успокоил себя не до конца освоивший прямохождение попаданец.

Медленно поднявшись на ноги, он покачнулся и, чтобы не повторить судьбу упокоившегося бензовоза, прислонился к ближайшему стволу дерева. Оглядевшись, он хмыкнул.

Грузовика больше не было. На его месте вяло чадила груда обгорелого железа. По дороге и вокруг валялись оплавленные детали, кое-где догорали тряпки — видимо, остатки брезента. Настоящий местный апокалипсис в миниатюре.

Лёха облизнул пересохшие губы, затем поднял голову и увидел её. Его Бочку. Ту самую, за которой он прыгал в кузов.

Аккуратно устроившуюся в кювете и засыпанную всяким мелким мусором, но, к счастью, оставшуюся целой.

— Ну слава тебе… кто там у нас за топливо отвечает? Спасибо тебе, небесный командир бензоколонок!

Он осторожно подошёл, наклонился, зажал рот, что бы не блевануть и осторожно ощупал стенки бочки рукой. Бочка была цела, ничего не сочилось, бензин изнутри не старался вырваться на свободу.

— Уцелела! — облегчённо крикнул он Старинову, улыбаясь как будто выиграл миллион в беспроигрышную лотерею.