Мост висельников

— Я ненавижу это место, — прошептала Роуг, сморщив нос при виде комнаты и каждого следа моего отца в ней. Она не часто приходила сюда, когда мы были детьми — никто из них не приходил по очевидным причинам, но она пробиралась ко мне раз или два, когда я был уверен, что его здесь не будет, и это место почти не изменилось за все эти годы. Те же пожелтевшие стены и потрепанный коричневый ковер, та же вонь пива PBR и сигарет, въевшаяся в мебель и закоптившая потолок. Каждый раз, переступая этот порог, я словно попадал прямиком в свой личный ад, словно снова становился тем мальчиком, которому приходилось называть это место своим домом.

Я кивнул в знак согласия, бросив на нее мрачный взгляд, прежде чем подняться наверх и пройти по узкому коридору в спальню моего отца.

Я толкнул дверь и замер на пороге. В комнате царил полумрак, и я остановился в дверном проеме, потому что старые правила этого дома удерживали меня от того, чтобы войти. Мне не разрешалось сюда входить. Это было место для него и моей мамы, место, куда он отводил ее, чтобы я не мог добраться до нее благодаря замкам на внутренней стороне двери.

В моем горле образовался комок от тяжести вины, которая легла на мое сердце. Будучи мужчиной, я осознавал логику этих воспоминаний: я был всего лишь мальчишкой, который не знал, как спасти свою маму. Но я все еще не мог избавиться от чувства, что мог бы спасти ее, если бы только постарался, если бы стоял на своем более твердо, сопротивлялся более яростно.

— Иди сюда, парень, — прорычал он хриплым голосом, полным раковой смолы.

Я презирал то, как глубоко я чувствовал его когти в себе всякий раз, когда был здесь с ним, все худшие моменты моего детства выползали из дерева вокруг меня, как термиты, прилетающие полакомиться моими страхами.

— Ты — пустая трата кислорода. — Голос донесся до меня из прошлого, но жестокие слова отца были такими же резкими, как и тогда. И что было еще хуже, так это то, что голос Шона зазвучал следом у меня в голове.

Посмотри на этот блеск в твоих глазах, как будто ты веришь, что чего-то стоишь. Но не волнуйся, я напомню тебе, кто ты, Чейз Коэн. Ты просто грязь, у которой выросли ноги.

Рука Роуг скользнула в мою, и я резко вернулся в настоящее, тепло ее пальцев в моих напомнило мне о жизни, которая у меня была сейчас. Я больше не был пленником ни одного из этих бездушных людей, по крайней мере, ни в физическом смысле.

— Ты справишься, Эйс, — прорычала она, и я почерпнул силы в ней, этом потрясающем создании, наполненном мощью океана. Когда она была рядом со мной, все было возможно.

Я вошел в комнату, высоко подняв подбородок, хотя шрамы на моем теле покалывало от пристального взгляда отца, устремленного на меня. Он не видел меня с тех пор, как Шон пытал меня, и как бы сильно я ни хотел притвориться, что мне все равно, что он думает о моей внешности сейчас, я не мог игнорировать ту часть себя, которая хотела спрятаться.

— Кто-то наконец-то воздал тебе по заслугам? — задумчиво произнес мой отец, посмеиваясь, когда осмотрел мои шрамы, и по моему позвоночнику потек лед. — Посмотри, в каком ты состоянии. Теперь уродлив не только внутри, но и снаружи.

Я стиснул зубы, пытаясь не обращать внимания на эти слова, но они глубоко врезались в меня.

— Он один из самых красивых мужчин, которых я знаю. И если ты еще раз посмеешься над ним, я заставлю тебя пожалеть об этом, — предупредила моя девочка, и мое сердце забилось сильнее от этих слов.

— Кто это? — проворчал он мне, дернув подбородком в сторону Роуг, натянув одеяло повыше на свое тело.

Он полулежал на пропитанных потом подушках. Тонкая майка обнажала обожженную солнцем кожу рук и поблекшее тату якоря на левом бицепсе. Седые, сальные волосы свисали вокруг обвисшей кожи щек, пока он поглядывал на Роуг с презрительной ухмылкой на губах. И этого хватило, чтобы чудовище внутри меня пробудилось — расправив плечи, я выпустил ее руку и шагнул вперед, становясь между ними. Он не достоин смотреть на нее, и уж точно не будет скалиться в ее сторону.

— Убери это выражение со своего лица, — прошипел я. — Эта девушка — гребаная королева, и если ты не будешь относиться к ней с уважением, я оставлю тебя гнить здесь.

Мой отец сердито посмотрел на меня с многолетним отвращением в глазах. Его ненависть ко мне возникла в тот день, когда я родился, хотя когда-то я пытался заставить его полюбить меня, когда был маленьким и невинным и понятия не имел, почему моя плоть и кровь смотрит на меня с таким презрением. Теперь я чувствовал злость на этого маленького мальчика, ярость от всего этого нарастала во мне и выбивала воздух из моих легких.

Мой отец цокнул языком, но больше ничего не сказал, подняв руку, завернутую в белую футболку, и помахал ею. — Я порезал руку о гребаную консервную банку, так что подлатай меня, или ты собираешься просто так тратить кислород в этой комнате?

— Следи за своим языком, — прорычала Роуг, обходя меня и свирепо глядя на моего отца в постели. Я удивленно посмотрел на нее. — Ты будешь говорить с ним с уважением или не будешь говорить вообще. Мы можем развернуться и уйти из этого дома, когда нам заблагорассудится, но я не думаю, что ты можешь сделать то же самое, не так ли? — Она выбила ногой его трость с того места, где она была прислонена к тумбочке, так что она упала на пол и покатилась через всю комнату.

Лицо моего отца исказилось от ярости, как будто он не мог поверить, что она только что так с ним разговаривала, и мои губы растянулись в усмешке. Его губы приоткрылись, но он проглотил все, что хотел сказать, и снова протянул ко мне руку.

Я наклонился и без особой осторожности сорвал импровизированную повязку с его руки, заставив его выругаться от боли. Рваная рана тянулась вверх по его большому пальцу, и крови, сочащейся из нее, было достаточно, чтобы сказать мне, что ее нужно зашивать.

— У тебя дома все еще есть набор для наложения швов? — спросил я, вспомнив, как он швырнул в меня лампой, и несколько осколков порезали мне предплечье. Он грубо зашил рану, не дав мне даже приблизиться к больнице — или к обезболивающим, если уж на то пошло, — и я все это время испытывал агонию. Это был прекрасный пример того, почему я старался не позволять воспоминаниям, хранящимся в этих стенах, выходить на передней план моего сознания, но теперь, когда я снова был внутри, блокировать их было невозможно.

Отец натянуто кивнул. — В шкафчике в ванной.

Я вышел из комнаты, чтобы взять его, пытаясь потащить Роуг за собой, но она стряхнула меня и осталась там, скрестив руки на груди и холодно глядя сверху вниз на моего отца.

Я нашел коробку с набором для наложения швов и также прихватил с кухни бутылку белого рома, прежде чем вернуться в спальню, обнаружив, что тишина сгустилась, а взгляд Роуг был таким же жестким. Я видел презрение в ее глазах, и мне нравилась каждая искорка огня в ее взгляде, зная, что он появился из-за меня.