Мой невозможный дракон

Любопытство берёт верх, и он заходит внутрь.

Там его встречает девушка. Стройная, гибкая, элегантная. Гепардовые ушки насторожённо дёргаются, хвост мягко покачивается в воздухе, но не от страха — скорее, от удивления. Она замечает его и вздрагивает.

— Ой! Сударь… Вы что-то хотели?

Феанор стряхивает минутное оцепенение.

— Просто хотел посмотреть сад.

— Оу, понятно. Да, в нашей усадьбе очень красивые цветы. Их вырастила сама господа Лакомка.

Он хмурится.

— Какая ещё Лакомка? Ты имеешь в виду Люми?

Девушка моргает.

— Да, главную графиню Люминарию, — соглашается она.

— Откуда у Люми Дар друида?

Теперь уже она смотрит на него с лёгким недоумением.

— А вы не знали? Она ведь друид.

Феанор хмурится сильнее. Менталист как-то смог дать Люми Дар друида? Это бред. Люми — оборотень. Это её природа. Откуда у неё силы, принадлежащие другой стихии?

Вспышка воспоминаний — Люми рядом с ним в королевском дворе, её светлые волосы развеваются на ветру. Тогда племянница была частью его мира и очень любила слушать его воинские истории. Но теперь она принадлежит менталисту.

— Хм… — лишь выдаёт он, отходя в сторону.

Но, уходя, ловит себя на мысли, что у девушки в саду очень симпатичные кошачьи ушки, да и вся она утончённая, гибкая, с приятной, даже завораживающей внешностью.

Резко встряхивает головой, отбрасывая ненужное. Не альва — значит, неинтересно.

И, не оглядываясь, выходит из сада.

* * *

Усадьба бояр Хлестаковых, Москва

Бояре отправляются в усадьбу Хлестакова, где за толстенными дубовыми стенами можно спокойно обсудить дела без посторонних ушей. Пока хозяин дома неспешно наливает себе коньяк, он бросает Годунову:

— Будешь?

— Наливай, — раздражённо отмахивается тот.

Годунов хватает бокал, но даже не делает глотка — слишком зол. Резко оборачивается к Хлестакову, сжимая стекло так, что коньяк грозит выплеснуться.

— Ты совсем с ума сошёл, Ефрем?! У нас было право требовать земли назад, если бы мы участвовали в зачистке гулей. Но это сработало бы только, если бы Филинов в ней не участвовал!

Хлестаков спокойно поправляет перчатки, ведёт себя так, будто разговор идёт о погоде.

— Федот, я лишь поддержал решение Царя, потому что оно уже было принято. Оспаривать его — глупость. Тем более предложение Филинова выгодно нам.

Годунов щурится:

— Выгодно?

— Разумеется, — Хлестаков лениво пожимает плечами. — Мы убьём больше гулей и получим наши земли назад. Междуречье снова будет нашим. Чем не вариант?

Годунов зло цедит сквозь зубы:

— Но теперь нам придётся впрягаться, тратить силы, войска, ресурсы. А могли бы просто воевать на бумаге, заявляя об участии, а на деле привлекать лишь небольшие отряды, а зачистку провел бы Кутузов!

— Ну, теперь уж поздно, — невозмутимо отвечает Хлестаков, делая маленький глоток коньяка, словно наслаждаясь беседой.

Годунов раздражённо потирает переносицу:

— И к тому же… У мальчишки, у этого Филинова, всегда есть козырь в рукаве. Сколько с ним дворян связывалось? Вспомни Бирюзовых, Горлановых, Стяжковых… Все огребали. Причём сильно, если верить слухам.

Хлестаков отмахивается, будто речь идёт о чепухе:

— У мальчишки гвардия меньше нашей в разы.

— Да, но он хитрый, как лис, — огрызается Годунов, уже испытавший это качество графа на собственной шкуре.

— Это его не спасет, — уверенно усмехается Хлестаков. — Мы удержим его в Москве. Не дадим вовремя выбраться.

Годунов подозрительно глядит на него:

— Ты так уверен?

— Да, потому что я уже договорился с Воробьёвыми. Они помогут нам. Воробьёвы тоже Семибоярщина… Им тоже выгодно задержать Филинова в Москве.

Годунов наконец чуть расслабляется, откидывается на спинку кресла и делает долгий глоток коньяка.

— Может, и прокатит… — выдыхает он, задумчиво перекатывая бокал в руке.

Кажется, всё ещё можно прокатить.

Кажется…

* * *

Рано утром мы с Гепарой отправляемся на «Лубянку».

Город только просыпается, дороги ещё относительно свободны, и в машине царит редкий момент спокойствия. Гепара задумчиво смотрит в окно, потом вдруг говорит:

— Господин, я ночью выходила в сад… Туда также заглядывал ваш новый гость.

Киваю без удивления.

— Да, это Воитель Феанор. Правда угрюмый тип?

Я и так знаю, что они пересекались. Через Ломтика наблюдал за ситуацией — Феанор, как пёс, метался по территории, проверяя, насколько глубоко может сунуть нос.

Гепара говорит чуть тише:

— Он выглядел очень грустным.

— Он сам виноват в своих проблемах, — отмахиваюсь.

Прибыв на место, оставляю Гепару в коридоре на скамейке, а сам захожу в кабинет начальника отдела астральных исследований — Мефодия Сролинова.

Главный экспедитор поднимается из-за стола, протягивает руку. Улыбка у него вежливая, но в глазах — внимательная оценка.

— Данила Степанович, очень рад с вами лично пообщаться! Чем могу помочь?

Я спокойно отвечаю:

— Мефодий Артёмович, давайте я просто передам вам воспоминания Гепары, и вы сами увидите, по какому поводу я пришёл.

Тот слегка приподнимает брови, но тут же кивает:

— Конечно, как удобно…

Передаю ему сцены общения Берковича с Гепарой.

Мефодий принимает образы, и по мере того, как они проецируются в его сознании, лицо темнеет.

— Теперь понимаете, зачем я здесь, Мефодий Артёмович? — спрашиваю я, спокойно наблюдая за его реакцией. — Чтобы подать жалобу на вашего сотрудника.

Он молчит пару секунд, потом медленно выдыхает:

— Прекрасно вас понимаю, Данила Степанович. Произошедшее недопустимо. Я не знал об этом. Конечно, я вызову агента Берковича, он принесёт извинения лично перед вами, а затем мы проведем служебное расследование о превышении полномочий…

Я качаю головой:

— Расследование — это хорошо, но он также должен извиниться перед моей подданной. Перед Гепарой.

Мефодий сразу кивает:

— Разумеется.

Я зову Гепару по мысленной связи, а начальник отдела вызывает Берковича.