Мой препод Укротитель

– Ты и так долго таила от меня правду, Роза, – жёстко выдал Ян, и я съёжилась. На кухне словно холоднее стало. – Отдай дневник. Если там есть подсказки, как найти Лилию...

– Я вдоль и поперёк его перечитала, – зачастила Роза. – Там ни слова нет!

Но Бранов лишь требовательно выставил руку ладонью вверх. Молчал. Сверлил взглядом неродную мать, и Роза сдалась. Протянула записи.

Ян пролистал их, не читая и строчки. Захлопнул и приложил ладонь к некогда красивой обложке.

– Родион знал? – Роза кивнула, и Ян зло хмыкнул. – Теперь ясно, почему он меня так ненавидел.

– Не надо, Ян… - слёзы у Розы вновь полились по щекам.

– Он тебя любил. Очень любил! Как и я.

Бранов с сомнением хмыкнул и, захватив дневник, направился к выходу. Но вдруг обернулся.

– Любил, говоришь? А по пьяни он другое говорил. Думаю, ясно теперь, почему он умер так скоро, – Ян через боль ухмыльнулся. – Аура. Наверняка это я. Это моих рук дело.

Повисло жгучее молчание, в котором шаги аспиранта по деревянной лестнице, словно гром среди ясного неба звучали.

– Мам, – Марта обняла залившуюся слезами Розу, – всё хорошо. Я не слышу его, а значит, Ян ещё не один из них. Его Хаос молчит. Все годы молчал. И он не мог ранить папу. Иначе я бы слышала его, поверь. Постоянно.

– Я знаю, милая, знаю. Но как же нам теперь…

Сидя в уголке на стуле тише воды, ниже травы я стиснула кулаки. Поднялась и тенью выскользнула в коридор. Остановилась у лестницы.

Сердце, до этой секунды не подававшее признаков жизни, задолбилось в горле.

Я пыталась не думать. Старалась не прислушиваться, чтобы ненароком не уловить странный, граничащий с сумасшествием шёпот вновь. И лишь осознание, что Марта - Слышащий продвинутого уровня - не слышит Хаос, удерживало от порыва в панике драть волосы.

Раз бестия сказала, что не слышит Яна до сих пор, быть может, и мне больше не посчастливится? Хотя странно.

Странно, что голос внутри Яна всего один. В том я не сомневалась.

Я замерла на секунду. Закусив губу, оглядев свои ноги в носках. Дёрнул же меня чёрт после нашего путешествия в закулисье разуться!

Стиснув кулаки, я на цыпочках рванула к двери, на ходу подцепив с вешалки пуховик.

«Пусть голос и один, – не дыша, застёгивала я замки на ботинках. – Этого достаточно, чтобы понять: Бранов не человек».

Он та же тварь, что и Хаос в «Императоре». Злая, голодная… Да он сам сказал, что убил своего приёмного отца! Возможно...

Выскользнув во двор, я с замиранием сердца прикрыла дверь и ринулась к воротам. Боб в вольере, завидев меня, залился лаем, но я не оборачивалась. Молилась, чтобы Бранов, будучи наверху, по несчастливой случайности, не оказался у окна, созерцая в раздумьях окрестности.

Иначе мне конец. Иначе не отпустит.

Я едва ускорила шаг и побежала, а в памяти, будто подгоняя, зашевелились голоса.

Такие, как ты, называют нас Хаос...

Сомнений не было. Между именем «Ян» и наименованием твари, что питалась жизненными силами, прекрасно вписывался знак тождества.

…Хаос…

Будто охваченная осознанием, я побежала так скоро, как только могла. Хватала воздух через раз, взлетала над полными талой воды колеями и снежными колдобинами.

…называют нас Хаос. Значит, мы есть Хаос.

А следом ввинтился такой знакомый шёпот, рвущий сердце на части:

 Ты нужна мне, Мика. Нужна.

Нужна? Чёрта с два, господин Хаос! Попробуй тогда догони!

Глава 2. Сбежавшая невеста

Снег, обратившись от тепла в ледяные сахарные крупинки, выскальзывал из-под ног. Ботинки промокли, а я всё бежала. Бежала, до тех пор, пока горло не начало жечь, а во рту не поселился привкус металла.

Но останавливаться нельзя. Иначе тело окаменеет, а слабость накроет с головой.

Лишь немного сбавив темп, я перешла на быстрый шаг и теперь спотыкалась и катилась по раскисшему снегу, грозясь нырнуть в месиво носом.

Устала. Как же я…

Не в силах бороться, я прильнула к высокому забору, но тут же с тяжёлым «ох» отскочила. Псина, не меньше Боба, залаяла и вбилась лапами в деревянную ограду.

Сделав ещё пару шагов, я остановилась и сложилась пополам. Огляделась. В преследование за мной не пустились, но, быть может, только пока, а значит, решение свернуть с основной дороги было верным. У Яна машина, и наверняка он, а вернее, то, что у него внутри, не позволит мне уйти с его тайной так просто.

Превозмогая боль и горькие слёзы с привкусом будто бы чужого отчаяния, я сделала пару шагов, заставляя тело подчиняться.

Смеркалось, и пусть обманчивое, неестественное для зимы тепло давало дышать глубже и не околевать, скоро солнце сядет. Станет холоднее. А я в незнакомом месте, мне некуда идти и негде укрыться.

Пару улиц спустя посчастливилось наткнуться на невзрачный сельский магазинчик, снаружи сплошь обклеенный плакатами с рекламой газировки и всевозможной пакетированный снеди.

Поблагодарив небеса, я навалилась на дверь.

– Здрав…ствуйте.

Скрипнул стул, на котором перед небольшим телевизором скучал в ожидании посетителей чернявый, с проседью на висках мужчина.

– Добрый вечер.

Южный акцент и нестройная речь заставили насторожиться и застегнуть распахнутые полы пуховика.

– Извините, - с трудом выдавила я, задыхаясь от бега. – Можно тут позвонить и машину дождаться?

Мужчина спешно протёр прилавок и озадаченно приподнял кустистые брови.

– Конечно, – вновь уселся он на стул и уставился в выпуклый экран, то и дело покрывающийся рябью.

Сдерживая хрипы и свисты, я достала телефон и в который раз набрала Оксану. На сей раз повезло больше.

– Оксана! – воскликнула, заслышав голос подруги, но тут же воровато огляделась. – Дозвонилась! Оксаночка, ты сейчас где? У тебя машина на ходу?

Машину Оксане подарил отец ещё на совершеннолетие. Правда, соседка подарок не оценила. Забот много, да и ездить ей некуда – институт-то в двух шагах. Разве что шопиться пару раз катались, да и то навыки вождения Оксаны оставляли желать лучшего. В городской среде уж точно.