Мой препод Укротитель

– Идём. Отвезу тебя в город.

И уверенно, но как-то устало поплёлся в темноту. Боб сперва рванул следом, на ходу загребая пастью снег, а затем остановился. Навострил уши. Глядя на меня, пару раз призывно бофкнул.

Едва солнце скрылось, оставив после себя алую чёрточку за пиками хвойного леса, сразу похолодало. Снег затвердел, став местами острым и скользким. Упадёшь, изрежешь ладони.

Я спешила изо всех сил, балансируя на ледяных пиках, но Бранов, несмотря на зверскую усталость, шёл на удивление скоро.

– Ян, да погоди же ты!

Он остановился. Не обернулся, а едва я почти подобралась на расстояние вытянутой руки, возобновил движение, но значительно медленнее. С трудом нагнав аспиранта, я пристроилась рядом.

Бобка нёсся впереди, сверкая в темноте пушистым, будто лисьим, хвостом.

– Я-ян, – позвала я, в отчаянии сунув аспиранту под нос плитку с торчащей во все стороны фольгой. – Может, шоколадку?

Бранов не откликнулся. И как, позвольте спросить, мне разбираться? Уж лучше бы орал и сыпал обвинениями. Да что угодно лучше глухого молчания!

– Знаю, о чём ты думаешь, – решилась я вновь заговорить.

– Да неужели?

Я с облегчением выдохнула. Бранище не лишился дара речи.

– Да. Ты думаешь, что я глупая. И трусливая. И что ушла, потому что испугалась твоего...

Я замялась. Страх, покрытый стыдом от столь глупого побега, хлынул с прежней силой.

– Хаоса? – зло хохотнул Бранов. – Что ж ты. Не бойся называть вещи своими именами. Но нет, как ни странно, я думаю не об этом, – дыхание у него наконец выровнялось. Похоже, он бежал за мной со всех ног. – Я пытаюсь понять, что же там в твоей синичьей голове творится, раз ты бросилась в ночь, куда глаза глядят? Неужели решила, что сделаю больно? Но даже если и так, Марта или Роза позволили бы мне это сделать?

Ян встал как вкопанный. Развернулся ко мне, и я, сглотнув, тоже встала, ног не чуя. Благо в полутьме, разряженной лишь парой тусклых фонарей, не так хорошо видно его лицо. И моё лицо тоже.

– Это было опасно, - продолжал чеканить Бранов.
– Ты не знаешь дороги. Ты могла заблудиться. Да с тобой могло случиться что угодно, в конце концов! Придурков везде полно!

Запах дымка и мяса на углях стелился и обволакивал окрестности. Глухие басы, вперемешку с развесёлыми криками звучали вдали ничуть не тише, чем моё сердце.

Всё вокруг на долю секунды рябью подёрнулось. Я сморгнула, затаив дыхание и навострив уши. Но нет. Тишина. А передо мной стоял всё тот же Ян, что и был.

Что же изменилось? Да ничего. Только мои суждения о нём, неподтверждённые фактами.

Тогда чего же я так испугалась?

– Я понимаю, Ян, - вглядывалась я в спрятанные полутьмой глаза аспиранта.
– Прости. Прости, что заставила волноваться! Прости, что тебе пришлось…

– Не извиняйся, – обрубил Бранов и зашагал снова. – Как бы... насколько бы я ни злился, понимаю, что это нормальная реакция.

– Для меня? – нахмурилась я.

– Для человека, – отрезал Ян. – Человека, столкнувшегося с необъяснимым. Вот только тебе везёт. Ты можешь убежать, – аспирант, будто собой не владея, ускорился, и мне едва ли нестись за ним не приходилось. – А вот мне бежать некуда.

На это мне сказать было нечего. Я замолчала и отстала на пару шагов. Боб остаток пути бежал рядом, словно контролировал беглянку.

Окончательно распробовав вкус горечи внутри, я тяжело вздохнула, но лёгкие будто отказывались заполняться воздухом.

У дома Бранов остановился и отворил калитку. Я прошмыгнула мимо. Но вместо того, чтобы сигануть в дом, развернулась и упёрлась ладонью аспиранту в разгорячённую грудь.

Теперь ему ничего не оставалось, как выслушать меня. Правда, что сказать, я так до сих пор и не придумала. Пришлось импровизировать.

– Ян, ты прав. Я испугалась, потому что столкнулась с тем, о чём ничегошеньки не знаю. Для меня это ново, и для тебя тоже, – уточнила я под громкий хмык. – Твоя правда, не разобравшись, я рванула куда глаза глядят. Это было глупо. Ты не дал повода усомниться в себе. Ты помогал мне больше, чем кто-либо! А я обидела тебя. Прости. Ради бога, прости! И прости, что бросила в трудную минуту. Я должна была…

– Нет, не должна, – Ян взял меня за плечи и заставил посторониться. – Ты не обязана поддерживать меня. Ни сейчас, ни в будущем. Мы друг другу чужие люди.

Хруст снега под его ногами вбил в сердце ледяные осколки. Я зажмурилась, борясь с желанием наутёк пуститься. Но прав Бранов.

От себя бежать - башмаки переводить.

– Идём, – скрипнул дверью Ян. – Твои вещи наверху. Забирай, и поедем. Хватит терять время.

Глава 3. Закрой сердце… с той стороны

– Боже мой, где же вы... – Роза осеклась, увидев нас с Яном в дверях. – Где вас носило? Мы уже заволновались!

«Взволнованная» Марта с недовольным видом принялась стягивать куртку. Неужто тоже собиралась в погоню пуститься?

– Вечерний моцион, – буркнул Бранов, протиснувшись мимо меня. – Шоколада Маше страсть как захотелось.

Светлые глаза Розы округлились. Я же за малым на корню не зарубила научные труды, отрицающие возможность человеческого самовозгорания.

– Могли бы сказать… у меня что-нибудь обязательно нашлось бы, - протянула Роза.
– Милая, да ты совсем продрогла!

Тёплые руки обняли лицо. Меня и впрямь била дрожь, но не от холода. Нервная. А в мыслях вращалось одно: мы чужие друг другу люди. Чужие люди. Чужие.

Так и есть. На что я надеялась? И... неужто продолжаю надеяться? Вот ведь ядрёна...

– Идём, – вынудив стащить пуховик, Роза поволокла меня под руку в гостиную. – Присаживайся, сейчас принесу чай... Ян!

Бранов, шумно топая, скрылся наверху. Роза всплеснула руками, огорчённо скривилась и, набросив мне на плечи плед, ринулась за сыном.

Марта же осталась со мной. Хотя я с большей радостью побыла бы в одиночестве.

– Так ты сладкоежка, выходит? – прищурилась бестия, едва шаги матери стихли.

Я отрывисто качнула головой. Нужно отдать Бранову должное, трубить о том, что я отправилась в самоволку по снегам, он не стал. Или, быть может, не успел.

– Надо же, – Марта продолжала изображать удивление. – А я всегда думала, братик не умеет врать.