Мой путь озарён рассветом

Браслет распался на тонкие веточки. Они оплетали меня, вспыхивали цветным пламенем, искрились, вытягивали из меня душу. Не переставая кричать, я медленно осела на землю, и окутывающий моё тело деревянный каркас не позволил мне упасть. Он сжимался всё плотнее и плотнее, выдавливая из меня жизнь. Не имея ни сил, ни желания сражаться с этим, я закрыла глаза и позволила тьме поглотить себя. Тьме, в которой было только огромное Древо, захватившее мой разум.

Комментарий к 32. Любовь и ненависть

С новым годом.

========== 33. Разбитое. ==========

Память сохранилась обрывками.

Древо обнимает меня своими ветвями и притягивает к себе, я становлюсь его частью, я становлюсь частью безграничной вечности. Сила бежит по моим рукам, я чувствую, как необъятно далеко раскинулась моя мощь. Я чувствую людей, которые держат посохи в руках — держат в руках меня. Наивные, они думают, что сильны, но их сознания недостаточно, чтобы в полной мере понять истинную силу доставшихся им орудий. Моего сознания недостаточно тоже, оно трещит по швам, а потом исчезает.

Малисана нависла надо мной. Она что-то кричит, она испуганно сжимает руки в кулаки, но не решается ко мне прикоснуться. Видя, что я открыла глаза, ученица Слышащей начинает кричать с новой силой, но я её не слышу. Я не слышу вообще ничего, кроме звона в ушах. Я пытаюсь поднять руку, но она меня не слушается, и только краем глаза я вижу ветви. Тонкие ветви Древа, впивающиеся в моё тело. А потом тьма снова окутывает меня.

Я вижу рыжие вихры Олли и тревожные серые глаза Марики. Гул в ушах разрывает новый звук: кто-то плачет. Повернуть голову не удаётся, но я вижу край знакомого пёстрого платья и серого пушистого хвоста. Это Кора, она плачет горько и отчаянно. Мне хочется утешить хозяюшку, хочется сказать ей, что всё будет хорошо, но я не могу. Всё, что я могу, это смотреть через чуть приоткрытые глаза, пока снова не растворюсь во тьме.

Я лежу в постели, я чувствую простынь голым телом. А ещё я чувствую лёгкую щекочущую боль. Тонкие веточки дерева проникают внутрь меня, движутся по моим венам вместе с кровью. Каждая частичка моего тела готовится стать деревянной, стать частью необъятного и могучего. Я чувствую его — чувствую Древо. Мы сливаемся в единое целое, и никто не сможет это остановить. Никто не сможет достать деревянные отростки изнутри меня. В горле пересохло, я хочу пить, но я не могу попросить воды, я вообще не могу шевельнуться. А потом сил не остаётся даже на то, чтобы думать и чувствовать.

Глаза снова подчиняются мне. Надо мной склонились Лаура и Рия.

— Пить, — прошу я, и старая ведунья убегает в сторону, а шиикара тянет свою руку к моей, но тут же отдёргивает её. Я знаю, почему. Тонкие деревянные отростки ринулись к ней прямо из моего тела. Они хотят убить, они хотят разорвать на маленькие кусочки, чтобы забрать себе, сделать частью себя.

— Держись, — жарко шепчет мне Рия. — Держись, помощь в пути.

Лаура возвращается и подносит кружку к моим губам. Прохладная вода стекает по моему подбородку, я слишком слаба, чтобы нормально глотать. Я кашляю, и кашель забирает у меня последние силы. Мир исчезает вновь.

Я — это Древо, а Древо — это я. Непостижимые, всесильные, древние. Мы старше земли и неба, мы старше огня и воды, мы старше этого мира, мы старше самих богов. Я не вижу себя среди тысяч крошечных частиц, объединённых в единое целое, никто и ничто на свете уже не сможет разделить нас. Но кто-то зовёт меня. Зовёт оттуда, где люди — нечто большее, чем крошечные песчинки в песочных часах Вечности. Вот только я не могу отозваться. Потому что меня уже нет. Уже ничего нет.

Вокруг жарко и остро пахнет травами. Я слышу странное завывание, заставляющее меня успокоиться и оцепенеть. Тяжёлые веки не открываются, но я чувствую, что голая лежу на твёрдой поверхности спиной вверх.

— Она очнулась. — Это голос Олли.

— Плохо, — мрачно отзывается Лаура.

— Хорошо. Она сможет выбрать.

Я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Из груди вырывается стон. Завывания прерываются.

— Ярна, — зовёт меня хриплый голос певшего. — Ярна, ты слышишь меня?

Я не сразу понимаю, что Ярна — это я. Да, я — Ярна, я человек, я жива. Я должна жить, мне ещё слишком рано умирать. Я не хочу становиться частью вечности.

— Да, — пытаюсь ответить я, но получается слабый писк.

— Это твой посох. — Голос принадлежит старику, но я не узнаю его. — Он убил твою лису.

Я не понимаю, что это значит, я ничего не понимаю. Я только знаю, что мне очень больно, но боль эта не физическая и не душевная. Ни в одном языке нет слов, чтобы описать эту боль.

— Хоберин, объясни ей, — просит Олли.

Старший Слышащий вздыхает. Его старческий голос звучит совсем не так, как при нашей прошлой встрече, в нём не осталось сварливых ноток. Это твёрдый и решительный голос сильного человека, который пришёл, чтобы мне помочь.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты была осторожна, — говорит Хоберин Высокий. — Ты не послушалась. Твой посох убил тело твоей лисы и теперь пытается занять его место, забирать твою душу. Если бы не твой второй дух, ты была бы мертва, но ты жива. Лисьи части тела гниют в тебе, их придётся удалить. Будет больно, но это не самое сложное. Ты должна…

Больно. Я кричу от боли. Нас пытаются разлучить, меня и меня, Древо и Древо. Части меня остаются в нём, части него остаются во мне. Весь мой мир — оглушительный крик.

— Это что, эфир? — раздражённо спрашивает Хоберин. — Вы притащили в Валмирану эфир?!

— Возьми и спаси её, — зло отвечает Лаура. — Эфира в Валмиране больше не будет.

— Вы знаете, какое наказание…

— Спаси эту девчонку, немедленно!

Их голоса бьют меня по ушам, каждая частичка моего тела болит. Вокруг очень светло. Свет бьёт меня по глазам сквозь закрытые веки. Я хочу сказать им, чтобы они все заткнулись и дали мне снова раствориться в спасительной пустоте, но Старший Слышащий вдруг хватает меня за плечо.

— Ты помнишь, что я тебе сказал? — резко спрашивает он. — Помнишь? От этого зависит твоя жизнь.

Я ясно помню каждое его слово, но не могу сказать этого. Впрочем, старику и не нужен мой ответ. Тряпка, пропитанная уже знакомым мне мерзко пахшим веществом, прижимается к моему носу. Эфир окутывает мою глотку, мгновенно высушивая её, я пытаюсь не дышать, но непроизвольным судорожным движением резко вдыхаю снова, в ушах гудит и мир выключается. Мир сохнет и осыпается песком, а вместе с ним осыпаются оставшиеся во мне кусочки дерева. Но не все. Уже никто не сможет разъединить нас. Меня и меня. Древо и Древо.