Мой темный Ромео

— Дублин, да? — он оторвал взгляд от экрана только для того, чтобы бросить жалкий взгляд. — Не стоит недооценивать силу бумаги. Деньги сделаны из этого дерьма.

— Двадцать пять процентов льна. Семьдесят пять процентов хлопка, — поправил я.

Не то чтобы он не знал.

— Тогда чеки. Что ты знаешь о ней?

Немного.

После вчерашнего мое любопытство, мягко говоря, не возбудилось.

Соблазнить ее было проще, чем отобрать конфету у ребенка. По иронии судьбы, я не думал, что взять у нее конфету можно без потери руки.

— Она красивая, неуравновешенная и скорее съест собственные глазные яблоки, чем выйдет за меня замуж.

Зак отсалютовал мне своей водой.

— Я сделаю попкорн.

— Не будь таким самодовольным. Ты следующий в очереди.

— Но очередь длинная, — он щелкнул мышкой, уже переключаясь с разговора на работу, — и я очень хорошо умею тянуть время.

ГЛАВА 5

Ромео

День тянулся, как ночной кошмар.

В мучительном темпе.

Зак несколько раз участвовал в телефонных конференциях по поводу предстоящего поглощения. Оливер занимался верховой ездой на скаковых лошадях и оральным сексом, возможно, одновременно.

Тем временем я поглощал куриные грудки и брюссельскую капусту, смывал горький привкус кофе с цикорием и запасался жевательной резинкой, требуя у консьержа марки «Мастика».

Когда больше не получалось откладывать неизбежное, я вышел из отеля, чтобы купить кольцо на погибель моей жизни.

Было очень важно, чтобы Даллас носила помолвочное кольцо как минимум в три раза больше того, что подарил ей ее бывший жених.

Это не имело никакого отношения к ней, но имело отношение к тому, чтобы Мэдисон хотел нанести удар своим собственным ученикам всякий раз, когда она демонстрировала это на публике.

И если он окажется слишком тяжелым для ее нежных пальцев, ей придется терпеть. Не то чтобы она когда-либо использовала их и действительно работала.

Я слышал шепот.

Моя будущая жена была чрезвычайно, заведомо, несравненно ленива.

Пока менеджер магазина снимал деньги с двухмиллионного кольца на моей безлимитной карте, а также со страховки, которая прилагалась к ней, мой телефон зажужжал от входящего звонка.

Мать.

Я нажал принять, но не удостоил ее словами.

— Ну что? — вместо нее спросил Ромео Коста-старший. — Как дела?

Оставим отцу право не знать то, о чем половина Интернета уже сделала мемы.

К сожалению, если не откровенно неуклюже, я стал сенсацией в социальных сетях из-за того, что запятнал честь молодой женщины на балу дебютанток.

На самом деле, к большому уважению министерства обороны, я провел тридцать один год без единого изъяна.

Я подарил Даллас Таунсенд свой первый скандал; она подарила мне свое будущее. Это не казалось справедливым обменом и ознаменовало первый раз в моей взрослой жизни, когда я оказался в проигрыше, ну, хоть в чем-то.

И все из-за девушки, которая готова вскочить в белый фургон незнакомца, если это означает, что она может получить кусочек конфеты.

— Чапел-Фолс прекрасен, — я выхватил бирюзовую коробочку из рук продавца и вышел на тротуар. — Как дела?

— Ромео, боже мой, — прозвучал испуганный голос, перехватив вызов. Несомненно, моя мать сжимала свои фирменные жемчужины, когда говорила. — Я не посылала тебя в «Sidwell Friends», «MIT» и «Гарвард», чтобы ты выучил отвратительный южный жаргон.

— Ты также не отправила меня в «Sidwell Friends», «MIT» и «Гарвард», чтобы я был простым финансовым директором в компании твоего мужа, и все же мы здесь.

Мы все знали, что я заслуживаю должности генерального директора, которую в настоящее время занимает другое проклятие моего существования, Брюс Эдвардс.

Мой отец проигнорировал мои раскопки.

— Ты нашел невесту? Помни, Ромео: нет невесты - нет компании.

Ах. Суть моей экзистенциальной проблемы.

В первую очередь, причина, по которой я оказался в этой влажной адской дыре.

В идеале я бы просто запятнал девушку Таунсенд и отправил Мэдисону несколько фотографий ее девственной крови на моих египетских простынях в качестве сувенира.

Случилось так, что в начале этой недели мои родители поставили ультиматум: найти себе невесту и остепениться, иначе должность генерального директора достанется непосредственно Брюсу Эдвардсу.

Брюс был побочным продуктом высокородного инбридинга в Массачусетсе. Девять лет в «Milton Academy», четыре в «Phillips Andover» и две степени в «Гарварде».

Они с Коста-старшим жили в одной комнате общежития в «Уинтроп Хаус» с разницей в восемнадцать лет. Оба были приняты в Порселлианский клуб, где старый добрый старший служил ему наставником среди выпускников.

Хотя в бесполезных венах Брюса не течет ни капли крови Косты, что является оскорблением многовековой кумовской традиции Коста, Ромео Коста-старший считал себя слишком благородным, чтобы забыть своих гарвардских юниоров.

Итак, Брюс, к моему великому неудовольствию, стал неотъемлемой частью нашей жизни.

У него была раздражающая привычка называть меня младшим при каждом удобном случае. Восемь лет назад он даже стал обращаться к моему отцу как к Ромео, а не как к мистеру Косте, просто потому, что дал мне прозвище.

Он также, очевидно, находился в одной комнате с моими родителями.

Его глубокий, раздражающий нервы голос успокаивал Старшего.

— Ромео, Мон, — Мон, а не Моника, как будто они были приятелями по гольфу, — в наши дни дети взрослеют медленнее. Возможно, младший еще не готов. Не к браку и не к работе.

Это.

Вот почему я предпочитал числа и электронные таблицы людям.

Я знал, что старший наполовину ожидал, может быть, даже хотел, чтобы я не устоял перед его вызовом и остался один.

Единственное, что было у Брюса, чего не было у меня, так это жена. Мышка по имени Шелли.

В Шелли не было ничего откровенно неправильного, кроме ее пристрастия к мужчинам. В ней также не было ничего откровенно правильного.

Она была белым хлебом людей. Такая же мягкая, как неприправленная куриная грудка, и почти такая же соблазнительная.